Вероника открыла дверь своей квартиры и сразу почувствовала — что-то не так. В прихожей пахло чужими духами. На полу стояли две большие сумки — раскрытые, из них вываливались вещи. Натоптано было настолько, что бежевый ламинат стал черным.
Она прислушалась. С кухни доносились голоса — женские, громкие.
Вероника сняла ботинки, поставила на полку. Прошла по коридору. Заглянула на кухню.
За столом сидели две женщины. Свекровь Нина Григорьевна и золовка Лариса. Перед ними — её новая белоснежная скатерть, которую Вероника купила неделю назад. На скатерти — открытая банка с малиновым вареньем, липкое, красное, течёт по стенкам прямо на ткань. Рядом — чашки с чаем, под одной уже коричневая лужа растекается по белому. Крошки от печенья рассыпаны везде. Тарелки стоят прямо на скатерти, без подставок.
— А, Вероника! — Нина Григорьевна обернулась, улыбнулась. — Пришла наконец!
Вероника стояла в дверях. Смотрела на скатерть — белоснежную, которую она выбирала два часа в магазине. Теперь покрытую пятнами варенья и чая.
— Здравствуйте, — сказала она ровно. — Вы как сюда попали?
— Ключами открыли, как же ещё! — Лариса хихикнула, запихивая в рот печенье. Крошки полетели на стол, на скатерть.
— У вас есть ключи от моей квартиры?
— Димочка дал, — Нина Григорьевна налила себе ещё чаю. Пролила мимо чашки. Тёмная лужа поползла по скатерти к центру стола. — Мы ему вчера позвонили, сказали, что хотим в гости приехать. Он и оставил в почтовом ящике.
Вероника почувствовала, как внутри поднимается злость.
— Он мне ничего не сказал.
— Ну забыл, наверное, — свекровь пожала плечами. — Не умер же никто.
Вероника посмотрела на банку с вареньем. Она стояла прямо на скатерти, без блюдца, без салфетки. Варенье стекало по стенкам, липкое, красное.
— Нина Григорьевна, может, подложите блюдце под банку? Варенье течёт на скатерть.
Свекровь взглянула вниз.
— А, да. Ничего, потом вытрешь.
Вероника достала телефон, набрала номер мужа. Вышла в коридор.
Дмитрий взял трубку не сразу.
— Да, Ник?
— Дима, твоя мать и сестра сидят у нас на кухне. Ты мне собирался сказать?
Пауза.
— А, да. Они вчера звонили, просили ключи. Я забыл предупредить.
— Забыл?
— Ну да. Ник, ты чего? Они же ненадолго.
Вероника сжала телефон сильнее.
— На сколько?
— На пару дней. Им ремонт делают в квартире, жить негде.
— Пару дней?! Дима, ты с ума сошёл?!
— Вероника, не начинай. Это моя мать и сестра. Куда им ещё деться?
— К Павлу! У твоего брата же трёшка!
— У брата дети маленькие, им неудобно будет.
— А мне удобно?!
— Ник, ты опять за своё. Ты вечно придираешься к моим родным!
Вероника закрыла глаза, досчитала до десяти.
— Дима, они залили мою новую скатерть. Варенье разлили, чай пролили. Прямо на белую ткань.
— Ну попроси их аккуратнее.
— Я три года прошу! Три года! Каждый раз говорю — подложите блюдце, постелите салфетку! Они всё равно прямо на скатерть всё ставят!
— Вероника, хватит. Я на работе. Не могу сейчас это обсуждать. Вечером поговорим.
Он повесил трубку.
Вероника стояла в коридоре, смотрела на свои руки. Они дрожали.
Вернулась на кухню. Нина Григорьевна резала хлеб — неровно, прямо над столом, крошки сыпались на скатерть. Лариса мазала масло на хлеб, уронила на ткань. Не заметила.
— Может, постелить клеёнку? — спросила Вероника, стараясь говорить спокойно. — Чтобы скатерть не пачкать.
— Да ладно, что ты! — махнула рукой Нина Григорьевна. — Постираешь потом! Мы не придирчивые.
— Эта скатерть стирается только вручную. Я её час буду застирывать.
— Ну час, не два. Не умрёшь. Сейчас куча моющих средств отбеливающих - я посоветую.
Лариса хихикнула.
Вероника подошла к столу, сняла банку с вареньем. Под ней — красное липкое пятно на белоснежной ткани. Она взяла тряпку, попыталась вытереть. Размазалось ещё больше.
— Нина Григорьевна, в следующий раз, пожалуйста, подкладывайте блюдце. Или салфетку.
Свекровь посмотрела на неё недовольно.
— Вероника, ты что-то слишком много требуешь. Мы просто чай пьём.
— Я не требую. Я прошу аккуратности.
— Аккуратности! — фыркнула Лариса. — Прям как в больнице у тебя тут!
Вероника промолчала. Сняла скатерть со стола — осторожно, чтобы не разлить чай дальше. Понесла в ванную.
— Куда ты? — удивилась Нина Григорьевна.
— Замачивать. Пока не въелось.
— Да брось ты! Потом замочишь!
Вероника не ответила. Пошла в ванную, открыла кран, намылила пятна хозяйственным мылом. Руки тряслись.
Вечером Дмитрий вернулся домой в девять. Вероника встретила его в коридоре.
— Где они будут спать?
— Мама на диване в гостиной, Лариса на раскладушке.
— Раскладушки у нас нет.
— Купим завтра.
— На два дня покупать раскладушку?
Дмитрий снял куртку, повесил на вешалку.
— Ник, не начинай. Я устал. Хочу поесть и спать.
Он прошёл на кухню. Вероника пошла следом.
Нина Григорьевна готовила ужин. На плите кипела кастрюля с макаронами. Вода бурлила, выплёскивалась через край, стекала на плиту белыми потёками. Рядом на сковороде жарились котлеты. Жир брызгал во все стороны — на плиту, на стену, на пол.
— Мам, что готовишь? — Дмитрий обнял мать.
— Макароны с котлетами. Для тебя, сынок.
— Спасибо, мам.
Вероника смотрела на плиту. Белая эмаль была вся в брызгах жира, в подтёках от воды. Теперь она снова вся грязная.
— Нина Григорьевна, вода убегает.
— А, да.
Свекровь убавила огонь. Но вода уже залила половину плиты, стекла даже на пол по всей плите.
Лариса сидела за столом, чистила мандарин. Шкурки бросала прямо на стол. Сок брызнул, попал на стену.
— Лариса, может, на тарелку шкурки? — попросила Вероника.
— Да ладно, какая разница! Я потом уберу! Я все вытру!
Вероника взяла тряпку. Вытерла стол. Собрала шкурки, выбросила в мусорку. Вытерла брызги сока со стены.
— Вероника, не суетись так, — сказала Нина Григорьевна, помешивая котлеты. Жир брызнул на стену снова. — Сядь, отдохни. Я же готовлю.
— Я не могу сидеть, когда вокруг всё пачкается, — вырвалось у Вероники.
Тишина.
Нина Григорьевна обернулась от плиты.
— Что ты сказала?
Вероника поняла, что сказала лишнее. Но было уже поздно.
— Я сказала, что не могу сидеть, когда всё пачкается.
— Ты намекаешь, что я свинья? — Свекровь выпрямилась, лицо покраснело.
— Я не это имела в виду...
— Имела! Ты всегда на меня так смотришь! Всегда! С самого начала!
Дмитрий встал между ними.
— Мам, успокойся. Ник, ну зачем ты?
Вероника отступила.
— Я просто хочу, чтобы в моём доме было чисто.
— В ТВОЁМ доме? — Нина Григорьевна ткнула деревянной ложкой в сторону Вероники. Жир с ложки капнул на пол. — А мой сын здесь не живёт, что ли?
— Живёт, но...
— Никаких "но"! Это и его дом! И если я, его мать, хочу прийти к нему в гости и готовить ему ужин — имею право!
— Имеете, но можно было предупредить! И можно вести себя аккуратнее!
— Аккуратнее?! — Лариса вскочила. — Ты вообще о чём? Мы что, животные какие-то?
— Я не это сказала!
— Сказала! Ты нас за людей не считаешь!
Вероника почувствовала, как всё внутри кипит.
— Знаете что? Я устала! Я целый день работала, пришла домой — а тут вы! Без предупреждения! Всё пачкаете, разливаете, крошите! А убирать мне!
— Вероника! — Дмитрий повысил голос. — Прекрати немедленно!
— Не прекращу! Это мой дом! Я здесь убираю! И я не обязана за вами ходить с тряпкой!
— С тряпкой?! — Нина Григорьевна схватилась за сердце. — Ты слышишь, Димочка? Она нас оскорбляет!
— Я не оскорбляю! Я просто хочу элементарной аккуратности! Подложить блюдце! Вытереть за собой! Не разливать жир по стенам! У вас с ложки капает жир на пол - вы не видите что-ли?!
— Ты посмотри на неё! Раскомандовалась! Тогда не приглашай в гости! — Лариса скрестила руки на груди.
— Я не приглашала! — крикнула Вероника. — Я даже не знала, что вы придёте!
Тишина. Все замерли.
— Знаете что? — Вероника сорвала с крючка сумку. — Уходите. Прямо сейчас.
— Что?! — Дмитрий не поверил.
— Я сказала — уходите. Собирайте вещи и уходите. К брату, к подруге, куда хотите. Но из моей квартиры.
— Вероника, ты спятила?!
— Не спятила. Просто устала убирать за взрослыми людьми, которые не могут подложить блюдце под банку!
Нина Григорьевна заплакала. Схватила телефон, побежала в прихожую. Лариса за ней.
— Димочка, мы пойдём! Мы здесь не нужны! Эта ст...ерва нас выгнала!
Они собрались быстро, хлопнули дверью.
Дмитрий стоял посреди кухни. Смотрел на жену.
— Ты в своём уме?
— Абсолютно.
— Ты выгнала мою мать!
— Выгнала. Потому что устала убирать за ней.
— Ты помешалась на чистоте!
Вероника засмеялась. Зло, горько.
— Помешалась? Дима, посмотри на плиту. На стены. На пол. Это нормально?
— Это можно вытереть!
— Я каждый день вытираю! После работы прихожу — и час убираю! А они за вечер всё заляпали!
— Они мои родные!
— А я кто?! Домработница?!
Дмитрий не ответил. Развернулся, вышел из кухни. Хлопнула дверь спальни.
Вероника осталась одна. Посмотрела на кухню. На кастрюлю с переваренными макаронами. На котлеты в луже жира. На грязную плиту. На жирные стены. На струйку воды, стекающую по плите к полу.
Села на стул. Закрыла лицо руками.
Утром Дмитрий ушёл на работу молча.
Вероника убиралась два часа. Оттирала плиту от жира. Мыла стены. Вытирала пол. Стирала скатерть вручную, но пятна не отошли — въелись.
Днём позвонил Дмитрий.
— Ты довольна? Мама с Ларисой у Павла ночевали. На полу. У него мест для них нет.
— Пусть едут домой.
— Там ремонт!
— Пусть в гостиницу.
— На какие деньги?!
Вероника помолчала. Потом сказала:
— Дима, ты не хочешь понять меня?
— Что?
— Не хочешь понять, почему я не могу физически с ними жить!
— Ты преувеличиваешь!
— Не преувеличиваю. Давай проверим. Привези их обратно. Я уйду на вечер к подруге. Ты проведёшь с ними время. Один. Приготовишь ужин, посидишь. А потом скажешь — преувеличиваю я или нет.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Если скажешь, что я неправа — извинюсь перед ними. Если скажешь, что права — они больше не приходят.
Дмитрий помолчал.
— Хорошо. Договорились.
Вечером Вероника уехала к подруге Свете. Дмитрий привёз мать и сестру обратно.
Света налила чай, они сидели на кухне.
— Думаешь, поймёт? — спросила Света.
— Не знаю. Надеюсь.
Прошёл день.
В десять вечера позвонил Дмитрий. Голос усталый.
— Ник, приезжай.
— Что случилось?
— Просто приезжай. Пожалуйста.
Вероника приехала через полчаса. Открыла дверь.
В прихожей валялись сумки, из них торчали вещи. Куртки свалены на пол.
На кухне Дмитрий мыл плиту. Лицо красное, на лбу пот. Рядом — гора грязных тряпок.
Плита была вся в жиру, в подтёках молока. На стене — брызги от сковороды. На столе — гора грязной посуды, тарелки с остатками еды. На полу — крошки, капли супа, размазанное масло.
Свекровь с золовкой сидели в гостиной, смотрели телевизор.
Дмитрий поднял голову, увидел жену. Выпрямился.
— Я всё понял.
— Что понял?
— Почему ты их терпеть не можешь.
Вероника прошла к плите. Посмотрела — эмаль покрыта жирными потёками, пригоревшим молоком.
— Что случилось?
— Мама варила какао. Молоко убежало — залило всю плиту. Я полчаса оттирал. Потом она жарила картошку — жир летел во все стороны. Я вытирал стены. Лариса резала хлеб — крошки по всему столу, по полу. Я попросил убрать за собой — обиделась. Сказала, что я придираюсь.
Он бросил тряпку в раковину.
— Они поели — тарелки оставили на столе. Я спросил: "Почему не помыли?" Ответили: "Потом помоем". Я три часа один убираю! Три часа! А они телевизор смотрят!
Вероника села на стул.
— Теперь понимаешь?
Дмитрий кивнул.
— Понимаю. Прости. Я думал, ты преувеличиваешь. А ты терпела.
Он обнял её.
— Больше так не будет. Обещаю.
Из гостиной вышла Нина Григорьевна.
— Димочка, а чай будет?
Дмитрий обернулся.
— Мам, вы завтра уезжаете. К Павлу обратно.
— Как уезжаем?! У него места для нас нет - ты нас выгоняешь?!
— Тогда в гостиницу. Или домой. Но здесь не остаётесь.
— Димочка, ты что?! Она тебе что-то опять сказала?! Настроила значит, ехидна!
— Никто не настраивал. Я сам три часа убираюсь. Устал. Больше не хочу.
Нина Григорьевна заплакала.
— Ты нас грязнулями считаешь?!
— Я прошу уехать. Павел заберёт утром.
Лариса выскочила из гостиной.
— Вот же! — кивнула на Веронику. — Отравила его!
— Лариса, хватит, — устало сказал Дмитрий. — Идите спать. Завтра Павел приедет.
Они ушли, хлопнув дверью.
Дмитрий сел рядом с женой.
— Как ты это терпела?
— Не знаю. Но больше не буду.
— И не надо. Обещаю — только по праздникам. Ненадолго. И я сам буду следить.
Вероника слабо улыбнулась.
— Посмотрим.
Утром приехал Павел. Забрал мать и сестру.
Вероника убиралась полдня. Дмитрий помогал. К вечеру квартира была чистой.
Они сидели на кухне, пили чай.
— Больше так не будет, — сказал Дмитрий.
— Надеюсь.
— Я понял.
Вероника кивнула.
И впервые за долгое время чувствовала себя спокойно.
СТАВЬТЕ РЕАКЦИИ