Планшет Ковалёва оказался не корпоративным, а личным. Более дешёвая модель, без встроенных систем шифрования уровня «Лунолита». Это облегчало задачу. Волков не был хакером-виртуозом, но у него были инструменты, которые он приобрёл за годы работы на сером рынке лунных услуг — универсальные дешифраторы, перехватчики сигналов, программы для подбора ключей. Он подключил планшет к своему терминалу в «Ястребе» и запустил алгоритм обхода блокировки, основанный на уязвимостях операционной системы.
Пока программа, тикающая зелёными строчками кода, делала свою работу, он и Арина молча пили кофе. Прошло больше суток с тех пор, как они начали это расследование. Усталость накапливалась, но напряжение не отпускало.
— Что, если там ничего нет? — тихо спросила Арина, глядя на мигающий экран. — Что, если он был просто послушным клерком, а все данные — в голове Прохорова или в защищённой системе?
— Тогда мы в тупике, — честно признал Волков. — Но маловероятно. Прохоров — учёный. Он ведёт записи. Даже если это зашифрованные файлы, они где-то должны быть. А ассистент, который всё организовывал, наверняка хранил рабочие заметки, чтобы не забыть детали.
Динг.
Монитор издал мягкий звук. Зелёные строчки сменились интерфейсом разблокированного устройства.
— Всё, — сказал Волков, откатывая кресло, чтобы Арина могла видеть.
На экране планшета были стандартные иконки: календарь, контакты, заметки, галерея. И одна папка с непонятным названием: «Проект А.С.Х.»
— А.С.Х.? — пробормотала Арина.
— Возможно, кодовое название. Или инициалы. Откроем.
Волков коснулся папки. Внутри оказалось несколько типов файлов: текстовые заметки, таблицы, сканы рукописных записей и… видеофайлы с пометками дат.
Он открыл первую текстовую заметку. Дата — девять месяцев назад.
«Запись 1. Проф. утвердил протокол «Сбор». Объект 1 — Борисов Л.И. Ткань поджелудочной. Критерий — повышенная резистентность к окислительному стрессу. Взятие запланировано на 14:00 во время плановой лапароскопии. Необходимо подготовить контейнер СХ-7 и доложить об успехе. Побочный эффект — острый панкреонекроз. Риск летальности — 95%. Принято.»
Арина замерла, вжавшись в спинку кресла. Её лицо стало восковым.
— Они… они брали образцы у живых? Во время операций? Намеренно вызывая осложнения?
— Похоже на то, — голос Волкова был безжизненным, как у компьютера, зачитывающего приговор. — Читайте дальше.
Записи шли в хронологическом порядке. «Объект 2 — Ковалёва А.С. Ткань печени… Побочный эффект — септический шок…» «Объект 3 — Михеев П.В. Фрагмент коры головного мозга… Побочный эффект — обширное кровоизлияние…»
Каждая запись была леденяще методичной: цель (тип ткани), метод забора (под прикрытием медицинской процедуры), ожидаемое и фактическое «осложнение», приводящее к смерти. И пометка: «Образец доставлен в Л-1».
— Л-1… Лаборатория 1. ПР-1, — прошептала Арина. — Он собирал коллекцию. Органы и ткани. Зачем?
— Смотрим таблицы, — Волков открыл файл с расширением .xls.
Это была база данных. Колонки: «ID объекта», «Тип ткани», «Показатель регенерации (in vitro)», «Совместимость с матрицей П.», «Статус». В графе «Статус» для большинства образцов значилось «Архивирован. Ожидает этапа 2». Для нескольких последних, включая образцы Гордеева — «Этап 2 в процессе. Предварительные результаты обнадеживающие».
— «Совместимость с матрицей П.»… — Арина пробормотала. — Матрица П. Это… Прохоров? Он что, пытался пересаживать себе чужие ткани?
— Хуже, — Волков открыл папку с видео. Первый файл был помечен «Тест 4. Нейронная интеграция.»
Он нажал плей.
На экране появилось изображение лаборатории. Стеллажи с оборудованием, в центре — что-то, напоминающее хирургический стол, над которым была закреплена механическая «рука» с множеством тончайших манипуляторов. За столом в стерильном халате стоял Прохоров. Его лицо, обычно такое собранное, было искажено одержимостью. Он что-то говорил, но звука не было.
Камера, видимо, скрытая, дрогнула, и в кадр попал Денис Ковалёв. Он стоял поодаль, бледный, с планшетом в руках.
Прохоров сделал знак. На экране монитора, висящего на стене, появилось увеличенное изображение… чего-то. Слайса мозговой ткани, помещённого в питательный раствор. К ткани были подведены микроэлектроды.
— Это… ткань Михеева, — выдохнула Арина, узнав ID на этикетке контейнера.
Прохоров что-то ввёл с пульта. На экране монитора вспыхнули слабые электрические импульсы. Они были хаотичными, угасающими. Учёный склонился ближе, его лицо выражало разочарование. Он снова что-то набрал, увеличив силу стимуляции.
И вдруг — всплеск активности. Импульсы выстроились в короткую, повторяющуюся последовательность. Примитивную, но явно упорядоченную. Как эхо.
— Боже… — Арина прикрыла рот рукой. — Он пытается заставить мёртвую нервную ткань работать. Стимулирует её. Записывает паттерны.
Видео оборвалось. Волков молча открыл следующее, помеченное «Этап 2. Первичная интеграция.»
На этом видео была уже не просто ткань в чашке Петри. На столе лежала сложная биомеханическая конструкция, напоминающая часть позвоночника с отходящими нервными волокнами, искусственно выращенными или… пересаженными. И к этой конструкции были подключены провода, ведущие к другой, живой ткани — кусочку мышцы, которая периодически дёргалась под воздействием импульсов.
— Он строит гибрид, — сказал Волков, и его голос наконец дрогнул от отвращения. — Из фрагментов разных тел. Изучает, как они взаимодействуют. Он собирает пазл… из людей.
Арина вскочила и побежала к крошечной умывальной раковине в углу кабины. Её вырвало. Она стояла, согнувшись, давясь горькой желчью и ужасом.
Волков не двигался. Он смотрел на экран, на замершее изображение биомеханического кошмара. Теперь всё вставало на свои места. Прохоров, больной смертельной болезнью старения, не просто искал эликсир. Он пытался создать себе новое тело. Или, по крайней мере, систему поддержки. Заменяя свои отмирающие органы и ткани «улучшенными» образцами, взятыми у тех, чьи тела адаптировались к Луне. Он был не врачом, а собирателем. Коллекционером человеческих деталей.
И Денис Ковалёв всё это фиксировал. Был свидетелем. Пока не стал угрозой.
— Теперь мы знаем, — тихо сказал Волков, когда Арина, бледная и дрожащая, вернулась и опустилась в кресло. — Мы знаем, что он делает. И у нас есть доказательства. Эти файлы, это видео…
— Этого недостаточно, — прошептала Арина. Её глаза были пусты. — Это же просто записи ассистента. Прохоров скажет, что это фальшивки. Что Ковалёв был психически нездоров, что это его бред. Он дискредитирует источник. А сам Ковалёв не сможет ничего подтвердить. Он овощ.
— Есть ещё кое-что, — Волков прокрутил список файлов до самого низа. Там был один, помеченный просто: «Для себя.»
Он открыл его. Это был голосовой дневник. Запись Ковалёва. Датированная днём до его «несчастного случая».
Нажал плей.
Тихий, прерывающийся голос молодого человека заполнил кабину:
«…не могу больше. Сегодня был тест с образцом Гордеева. Почечная ткань. Профессор… он ввёл её в биореактор вместе с синтетическим каркасом. И она… она начала расти. Не как культура клеток. Как орган. Он смеялся. Говорил, что это прорыв. Что скоро он сможет начать процедуру на себе. А я… я видел лицо Гордеева в морге. Пустое. И теперь часть его почки пульсирует в аппарате. Я… я взял копии файлов. Всё. Всё, что смог. Если со мной что-то случится… это не несчастный случай. Он знает, что я боюсь. Что я хочу уйти. Он не отпустит меня. Я знаю слишком много. Эта запись… если вы её слышите… значит, я прав. Остановите его. Ради всего святого, остановите…»
Запись оборвалась на шёпоте, полном слез.
В кабине повисла тягостная, гнетущая тишина. Арина сидела, уставившись в одну точку, слёзы беззвучно катились по её щекам.
Волков медленно вынул карту памяти из планшета и зажал её в кулаке, словно это было оружие.
— Теперь доказательств достаточно. Голосовая исповедь, видео, файлы. Но их мало просто иметь. Их нужно обнародовать так, чтобы он не мог ничего сделать. И нам нужно найти саму лабораторию. Физически. Пока он не уничтожил улики, поняв, что планшет Ковалёва пропал.
Он посмотрел на Арину.
— Вы ещё в состоянии работать?
Она вытерла лицо рукавом, сделала глубокий вдох и кивнула. В её глазах, помимо ужаса, теперь горел новый огонь — яростный, непримиримый.
— Я не только в состоянии. Я готова лично отключить ему все эти реакторы. Скажите, что делать.
— Хорошо, — сказал Волков. — Тогда слушайте. Мы идём на штурм. Но не в лоб. Через его слабое место.
Слабым местом оказалась не совесть Прохорова — её, вероятно, не существовало, — а его одержимость. Его эксперименты требовали огромного количества энергии, особенно для криогенного хранения образцов и работы высокоточного оборудования. И эта энергия не могла браться из ниоткуда.
— Станционный энергоузел для медкорпуса ведёт общий учёт, — объяснял Волков, выводя на экран схемы энергосетей «Селены-1». — Но есть квоты для каждого отделения. Если кто-то превышает лимит, это вызывает вопросы, автоматические отчёты, проверки. Прохоров не мог позволить себе такого внимания.
— Значит, у него есть скрытый источник, — догадалась Арина. Её ум, очищенный шоком, работал с привычной клинической точностью. — Или он ворует энергию, маскируя потребление под другие нужды.
— Вероятно, и то, и другое, — кивнул Волков. Он выделил на карте тонкую линию, ответвляющуюся от основного кабеля, питающего блок жизнеобеспечения хирургического крыла. Линия уходила в ту самую «слепую зону» рядом с энергоузлом. — Вот. Несанкционированная отводка. Замаскированная под аварийный резерв. Но чтобы она работала незаметно, нужно постоянно корректировать показания датчиков расхода на основном кабеле. И для этого нужен доступ к системе управления энергосетями.
— Ковалёв, — сказала Арина. — Он был не только ассистентом, но и технарем. Он поддерживал оборудование.
— И, судя по его записям, он же вносил фальшивые данные в энергетический журнал, чтобы скрыть реальное потребление лаборатории. Теперь, когда Ковалёв «вне игры», эту работу должен делать кто-то другой. Или… система работает в автоматическом режиме по заложенной программе, но её нужно периодически «подправлять», чтобы не накопилась погрешность, заметная при аудите.
Волков откинулся в кресле, сцепляя пальцы.
— Значит, у Прохорова есть ещё один техник. Или он вынужден лезть в систему сам, что для него рискованно. Нам нужно создать ситуацию, когда эта фальшивая схема даст сбой. И тогда, чтобы предотвратить разоблачение, он вынужден будет либо бросить всё и бежать, либо полезет чинить её сам, открыв нам дорогу в лабораторию.
— Какой сбой? — спросила Арина.
— Энергетический скачок. Искусственная перегрузка на основном кабеле. Система безопасности автоматически отключит «проблемный» участок на диагностику, перейдя на резервные линии. Но наша незаконная отводка, привязанная к основному кабелю, тоже окажется без питания. Лаборатория ПР-1 погрузится в темноту. И, что важнее, отключится криогенное хранилище. Его образцы начнут оттаивать. Для Прохорова это будет катастрофа. Он бросит всё, чтобы спасти свою «коллекцию». И, скорее всего, побежит туда лично, потому что доверять такое никому не станет.
План был дерзким и опасным. Вмешательство в энергосистему станции каралось жёстко. Но Волков, кажется, уже переступил черту, за которую боялся зайти раньше.
— Сделать это можно через сервисный шлюз энергоузла, — продолжал он. — Там есть аварийный ручной щиток для отключения отдельных сегментов. Если замкнуть контакты на несколько секунд, создав имитацию перегрузки… но нужно точное время и понимание схемы, чтобы не обесточить что-нибудь критически важное, вроде реанимации.
— Я могу это сделать, — неожиданно сказала Арина. Волков посмотрел на неё с удивлением. — Я не только патологоанатом. В ординатуре я полгода дежурила в отделении экстренной медицины и изучала основы работы станционных систем жизнеобеспечения на случай ЧП. Я знаю, как выглядит тот щиток. И как отличить линию хирургического крыла от линии, скажем, кардиологии.
Она говорила уверенно, и Волков увидел в её глазах ту самую холодную решимость, которая появляется у хирурга перед сложной операцией.
— Риск огромный. Если вас поймают на месте…
— Меня уже поймали и уничтожили раз, — горько улыбнулась она. — Теперь у меня иммунитет. И планшет Ковалёва с файлами — это наша страховка. Если что, мы можем угрожать немедленной публикацией. Хотя… я думаю, он не станет рисковать шумихой. Он попытается всё починить тихо.
Волков долго смотрел на неё, оценивая. Потом кивнул.
— Хорошо. Действуем по схеме. Я обеспечиваю прикрытие и наблюдаю за подходом к лаборатории. Вы идёте на энергоузел. Время — сегодня, в 04:00 станционного времени. В это время активность минимальна, а дежурные техники обычно дремлют или сидят в своих будках. Нужно проникнуть в сервисный отсек, найти щиток АС-7 (он должен быть помечен), и с помощью этого, — он достал из ящика небольшое устройство, похожее на паяльник с двумя щупами, — создать контролируемую короткую перегрузку. Не более трёх секунд. Потом сразу уходить. Я буду следить за системными оповещениями.
Он протянул ей устройство. Арина взяла его. Оно было тёплым и тяжёлым в руке.
— А вы? Куда пойдёте?
— Я буду рядом с лабораторией ПР-1. На техническом уровне есть вентиляционная решётка, которая, судя по схемам, выходит в коридор неподалёку от неё. Когда свет погаснет и сработает локальная тревога по температуре в криохранилище, я увижу, как Прохоров или его новый помощник побегут туда. И, возможно, смогу проскользнуть внутрь, пока дверь открыта.
— Это ловушка, — тихо сказала Арина. — Если он вас там найдёт…
— Тогда вы, как и договаривались, публикуете файлы Ковалёва на всех открытых каналах. С пометкой «Если со мной что-то случится». Это наша последняя карта.
Они молча смотрели друг на друга, понимая, на какую пропасть встали. Они были не полицией и не судом. Они были частными лицами, вскрывшими гнойник и теперь рискующими всем, чтобы его вырезать.
— Есть что-нибудь ещё, прежде чем мы начнём? — спросил Волков.
Арина задумалась, и на её лице снова появилось то странное, отстранённое выражение.
— Есть пословица, — сказала она. — «Волка ноги кормят». Наши ноги будут бегать по энергоузлам, а его… его ноги приведут прямо в капкан его собственной гордыни. Будем надеяться, что у нас зубов окажется больше.
Волков впервые за долгое время позволил себе лёгкую, почти невидимую усмешку.
Он взглянул на часы. До 04:00 оставалось три часа. Время готовиться. Надевать тёмную, бесшумную одежду, проверять оборудование, мысленно проходить маршруты. Время тихо дышать перед прыжком в темноту, где на кону стояли уже не карьеры, а жизни. И где монстр в белом халате охранял свои сокровища, собранные из осколков чужих судеб.
В 03:45 станционного времени «Ястреб» причалил к малоиспользуемому стыковочному порту у технического пояса, в полукилометре от медкорпуса. Ночь здесь была не условной, как в жилых модулях, а реальной — тусклое аварийное освещение, густая тень в углах, тишина, нарушаемая лишь далёким гулом циркуляционных насосов.
Арина в чёрном, обтягивающем термокостюме (позаимствованном у Волкова из того же загадочного запаса) выглядела как призрак. Её лицо было бледным, но спокойным. Она проверила устройство для короткого замыкания, закрепила его на поясе, кивнула Волкову.
— Удачи, доктор Камская, — тихо сказал он. — Помните: три секунды. Не больше. И сразу в укрытие. Ждите моего сигнала о том, что всё чисто.
— Удачи, детектив. Не попадитесь в его капкан.
Они разошлись. Арина поплыла вперёд по слабо освещённому коридору, ориентируясь по памяти и схемам, которые они изучали. Волков, напротив, свернул в узкий служебный лаз, ведущий вниз, к системам вентиляции технического уровня.
Его путь был сложнее. Пришлось проползти несколько метров по пыльному вентканалу, едва пропускавшему его плечи. Воздух здесь был спёртым и пах озоном. Он выбрался в узкий проход за панелью фальшпола и замер, прислушиваясь. Где-то впереди, за бетонной стеной, гудел энергоузел. А слева, в конце этого прохода, должна была быть та самая вентиляционная решётка с видом на дверь лаборатории ПР-1.
Он подполз к решётке. Сквозь мелкие ячейки был виден короткий тупиковый коридор, освещённый холодным синим светом светодиодов. В конце коридора — массивная дверь из матового металла без опознавательных знаков. Лаборатория. Она была закрыта. Рядом с дверью панель с биометрическим сканером.
Волков достал миниатюрный бинокль с ночным видением и замер в ожидании. Часы показывали 03:58.
Арина стояла у сервисного шлюза энергоузла. Дверь была заблокирована электронным замком, но рядом, на случай аварии, был старый механический люк для экстренного доступа. Она приложила усилие — люк поддался с тихим скрипом. За ним — тесное помещение, заставленное щитками с мигающими лампочками и рядами рубильников.
Она быстро нашла щиток с маркировкой АС-7. Именно тот, что отвечал за сегмент хирургического крыла. Её пальцы пробежали по схеме, выгравированной на дверце. Основной ввод… резерв… отводка в сектор 7-Гамма… Вот она. Несанкционированная линия была обозначена тонкой пунктирной чертой, но не подписана.
Арина посмотрела на часы на запястье: 03:59:30.
Она достала устройство Волкова. Два острых щупа. Ей нужно было на три секунды замкнуть контакты основного ввода, имитируя скачок напряжения. Слишком долго — и могло сработать что-то серьёзное. Слишком коротко — и система восприняла бы это как помеху, а не как аварию.
Она сделала глубокий вдох, вспомнила спокойные лица на гистологических срезах — лица Борисова, Ковалёвой, Михеева, Гордеева. И прикоснулась щупами к контактам.
Яркая, ослепительная вспышка синего света озарила щиток на долю секунды. Раздалось резкое, громкое БАЦ! И сразу же по всему энергоузлу, а затем, эхом, и по коридорам за его пределами, взвыла сирена. Не пожарная, а именно аварийная, энергетическая. Красные лампы замигали.
Арина отдернула руку, сунула устройство в карман и рванула назад, к люку. Она выскользнула наружу, захлопнула крышку и побежала прочь от двери, сливаясь с тенями. Её сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Но часть её ума холодно фиксировала: Сработало. Система отреагировала.
В своём укрытии Волков услышал приглушённый вой сирены и увидел, как синий свет в коридоре у лаборатории мигнул и погас на секунду, прежде чем загорелся тусклый аварийный красный. На панели у двери лаборатории тоже погасли индикаторы.
Через пятнадцать секунд донеслись быстрые, тяжёлые шаги. Из-за угла появился Прохоров. Он был без белого халата, в простом тёмном комбинезоне, его лицо, освещённое красным светом, было искажено не гневом, а паникой. Чистой, животной паникой. Он подбежал к двери, приложил ладонь к сканеру — тот, видимо, имел автономное питание, — и дверь с тихим шипением отъехала в сторону. Прохоров нырнул внутрь, не оглядываясь.
Волков досчитал до пяти, затем осторожно отодвинул вентиляционную решётку — она была прикручена лишь с одной стороны, видимо, для обслуживания. Он выскользнул в коридор и, пригнувшись, подбежал к открытой двери.
Изнутри доносился яростный, сдавленный крик Прохорова: «…всё! Всё пропало! Система аварийного охлаждения не запустилась! Идиоты!» Кто-то ещё что-то пробормотал в ответ — тихий, испуганный голос. Значит, помощник был.
Волков рискнул заглянуть. Лаборатория представляла собой длинное помещение, разделённое на секции прозрачными перегородками. В ближайшей секции горел аварийный свет, освещая стеллажи с колбами и пробирками. Дальше, в глубине, мелькала тень Прохорова, склонившегося над массивным крио-блоком, с которого шли клубы холодного пара — признак разгерметизации и быстрого нагрева.
Помощник, тщедушный молодой человек в очках, метался между блоками, что-то безуспешно тыча в панели управления.
Волков видел свою цель. На столе у ближайшей перегородки лежал планшет, подключённый к сети. И рядом — стопка бумажных папок. Архив. То, что не доверили цифре.
Он шагнул внутрь, прижимаясь к стеллажам. Его чёрный комбинезон сливался с тенями. До стола было десять шагов.
— Кто там? — вдруг рявкнул Прохоров, обернувшись. Его взгляд, острый как скальпель, метнулся по лаборатории и… прошёл мимо Волкова, зацепившись за дрогнувшую тень помощника. — Не стой! Бери портативные крио-контейнеры! Спасай то, что ещё можно спасти! Остальное… остальное придётся уничтожить.
Помощник кивнул и бросился к шкафу.
Волков использовал эту секунду. Он преодолел оставшееся расстояние, схватил планшет и самую толстую папку сверху. В карман. Развернулся…
И столкнулся лицом к лицу с помощником, который тащил из шкафа серебристые контейнеры.
Молодой человек замер, его глаза за очками округлились от ужаса. Он открыл рот, чтобы закричать.
Волков двинулся вперёд, не для атаки, а как сила природы. Он плечом врезался в помощника, отшвырнув того в сторону, в груду пустых канистр. Раздался грохот.
— Что происходит? — заорал Прохоров, выбегая из глубины лаборатории. И увидел Волкова.
На лице учёного сначала отразилось недоумение, затем — мгновенное, леденящее понимание. Он узнал детектива. И понял всё.
— Вы… — прошипел он. — Вы уничтожили мою работу!
— Я остановил ваше преступление, профессор, — громко сказал Волков, отступая к двери. Он знал, что физически не справится с обоими, если дело дойдёт до драки. Но ему и не нужно было. У него были улики. — И у меня есть всё: записи Ковалёва, видео, энергетические схемы. Всё, что доказывает, что вы убивали людей ради своих экспериментов.
Прохоров замер. Его паника сменилась чем-то худшим — холодной, безумной яростью. Он шагнул вперёд, и в его руке блеснул длинный, тонкий скальпель, который он, видимо, держал, вскрывая крио-контейнеры.
— Отдайте то, что вы взяли, — его голос был тихим и смертельно опасным. — И убирайтесь. Иначе вы присоединитесь к моей коллекции. Как несчастный случай. Как самоубийца, не справившийся с угрызениями совести.
Волков не ответил. Он отступил ещё на шаг, оказавшись в дверном проёме. Его рука уже лежала на косяке.
— Ваша коллекция тает, профессор, — сказал он. — Как и ваша репутация. И ваша свобода. Советую вам подумать о сделке со следствием. Пока ещё есть что спасти. Кроме вашей шкуры.
И он выпрыгнул в коридор, захлопнув за собой массивную дверь. Снаружи не было ручки. Она открывалась только изнутри или по биометрике. Он на секунду запер Прохорова и его помощника в их собственном аду.
Он услышал яростный удар по двери изнутри и неразборчивый крик. Но дверь держалась.
Волков развернулся и побежал обратно к вентиляционной решётке. У него были улики. И у него была Арина, которая, если всё шло по плану, уже должна была безопасно вернуться на «Ястреб».
Охота подходила к концу. Чудовище было загнано в угол. Оставалось только предъявить доказательства миру и убедиться, что клетка захлопнулась навсегда. Но Волков знал — самые опасные звери именно в такие моменты и совершают самые отчаянные прыжки.
Бег по техническим туннелям был стремительным и слепым. Волков не оглядывался, но чувствовал спиной ледяное обещание, висевшее в воздухе. Прохоров не сдастся просто так. Он не тот человек.
«Ястреб» встретил их тихим гулом систем. Арина уже была на борту, сидела в кресле второго пилота, бледная, но целая. Увидев Волкова, она вскочила.
— Получилось? Я слышала сирену, потом крики по общему каналу… они говорят о «локальной аварии в медсекторе»…
— Получилось, — Волков бросил на панель планшет и папку. — Доказательства. Но Прохоров видел меня. Он знает, что мы их взяли.
Арина взглянула на материалы, но не стала их трогать. Её лицо исказилось от понимания.
— Значит, он уже действует. Он будет пытаться всё опровергнуть, уничтожить улики, а нас… дискредитировать. Или хуже.
— Хуже, — согласился Волков, запуская системы предстартовой проверки. — Первым делом — улетаем отсюда. У «Ястреба» есть пара запасных стыковочных портов по знакомым на «Серпии». Там мы сможем разобраться с этим. И подготовить публикацию.
Двигатели взревели, челнок оторвался от стыковочного порта. Волков взял курс на внешний контур станции, чтобы выйти из зоны контроля «Селены» и прыгнуть в свободное пространство.
Именно тогда на коммуникатор поступил вызов. Не общий. Личный, зашифрованный канал. Идентификатор — «Медкорпус «Селена-1», офис главного врача».
Волков и Арина переглянулись.
— Игнорировать? — спросила она.
— Нет, — ответил Волков. — Послушаем, что он скажет. Это даст нам представление о его тактике.
Он принял вызов, но не включил видео. В кабине зазвучал голос Прохорова. Спокойный, ровный, учтивый. Без истерики, без угроз. Это было страшнее.
— Детектив Волков. Доктор Камская. Позвольте выразить своё восхищение вашей… настойчивостью. И предложить вам сделку.
— Мы вас слушаем, профессор, — нейтрально ответил Волков.
— У вас есть некоторые материалы, добытые, мягко говоря, незаконным путём. Взлом, проникновение в закрытые зоны, саботаж жизненно важных систем станции. Очень серьёзные обвинения. Я, как главный врач, обязан доложить о них службе безопасности.
— Докладывайте, — парировал Волков. — Мы с удовольствием предоставим им и наши материалы. Об убийствах. О незаконных экспериментах на людях. О хищении биоматериала.
На той стороне линии повисла короткая пауза.
— Убийства? — в голосе Прохорова прозвучало искреннее изумление. — Детектив, вы, кажется, стали жертвой манипуляций доктора Камской. Она, будучи уволенной за халатность, приведшую к смерти пациента, пытается отомстить мне и всему отделению, фабрикуя дикие обвинения. А вы, к сожалению, позволили втянуть себя в эту игру. Те записи, что вы взяли… это личные фантазии моего несчастного ассистента Ковалёва, который, как вам, наверное, известно, находится в коме после тяжёлой психической травмы. Он страдал параноидальным расстройством. Мы пытались ему помочь.
Волков почувствовал, как у Арины перехватывает дыхание от ярости.
— Очень убедительно, — сказал он. — А видео? Физические образцы в вашей лаборатории?
— Видеомонтаж. Или записи легальных экспериментов на культурах тканей, вырванные из контекста. Что же касается «лаборатории»… это частная исследовательская зона, где я веду абсолютно законные работы по регенеративной медицине по контракту с Земным биоинститутом. Все образцы получены с добровольного согласия доноров или являются синтетическими. Проверьте лицензии, если хотите. Они в полном порядке.
Он играл на их поле. Отрицал всё. Подменял реальность. У него были власть, репутация и, вероятно, подделанные документы на всё.
— И что вы предлагаете, профессор? — спросил Волков, чтобы выиграть время.
— Простое и справедливое. Вы возвращаете похищенные материалы мне. Я закрываю глаза на ваши сегодняшние… эксцессы. Доктору Камской я гарантирую восстановление на работе после курса психологической реабилитации. Вам же, детектив Волков, я предложу весьма щедрый контракт на консультации по безопасности моего отделения. Все остаются в выигрыше. Шумихи, скандала, судов — никому не нужно.
Это была ловушка, завёрнутая в бархат. Согласиться — значит признать его версию, стать его соучастником и навсегда похоронить правду.
— А если мы откажемся? — тихо спросил Волков.
— Тогда, к своему глубочайшему сожалению, я буду вынужден заявить о краже конфиденциальных медицинских данных и саботаже. Служба безопасности «Селены» уже уведомлена о ваших действиях. Ваш челнок, «Ястреб», сейчас объявлен в розыск за незаконное проникновение и создание угрозы жизнеобеспечению станции. Вам не улететь далеко. А даже если и улетите… куда вы денетесь с ворованными материалами, которые официально будут считаться фальшивками? Кто поверит частному детективу и уволенному, возможно, невменяемому врачу против профессора с безупречной репутацией?
Голос его звучал мягко, почти с сожалением. Но в каждом слове была сталь.
— У нас есть время подумать, профессор? — спросил Волков.
— К сожалению, нет. Ситуация требует немедленного разрешения. У вас есть три минуты, чтобы изменить курс и вернуться на стыковочный порт «Дельта-12». В противном случае, к «Ястребу» будут применены меры по принудительной остановке. Не заставляйте нас идти на крайности. Прохоров, конец связи.
Коммуникатор отключился.
В кабине воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь гулом двигателей.
— Он всё продумал, — прошептала Арина. — У него везде свои люди. В службе безопасности, в администрации. Он превратит нас в преступников, а себя — в жертву.
— Да, — согласился Волков. Его пальцы летали по панели управления, проверяя радары. — Но он совершил одну ошибку. Он загнал нас в угол. А загнанный зверь опаснее.
— Что мы можем сделать? Нас объявили в розыск!
— Значит, мы не можем искать защиты у властей «Селены». Но есть другие власти. — Волков посмотрел на неё. — Лунный Протекторат. Независимый надзорный орган. Они не любят, когда корпорации или начальники станций творят беспредел у них под носом. Особенно с убийствами.
— Вы думаете, они нам поверят?
— С голыми руками — нет. Но если мы придём к ним не с просьбой о защите, а с готовым делом, с уликами, упакованными в неопровержимую цепочку, и с громким скандалом, который уже нельзя будет замять… у них не будет выбора. Им придётся вмешаться, чтобы сохранить лицо.
Он сменил курс. «Ястреб» рванул не в сторону открытого космоса, а вглубь структуры станции, к её административному ядру, где располагался скромный офис регионального представителя Лунного Протектората.
— Но если он контролирует службу безопасности, они перехватят нас по дороге! — возразила Арина.
— Значит, нам нужно сделать так, чтобы они не посмели, — сказал Волков. И в его глазах вспыхнула та самая опасная искра, которую Арина видела лишь мельком. — Мы запускаем «вирус». Прямо сейчас.
Он подключил планшет Ковалёва к бортовому передатчику «Ястреба», настроенному на широковещательную частоту.
— Что вы делаете?
— Делаю так, чтобы правда перестала быть нашей тайной. Чтобы она стала достоянием всех. Мы выложим в открытый эфир всё: голосовую запись Ковалёва, выдержки из его дневника, копии энергетических схем. Без комментариев. Просто факты. Пусть все услышат, что говорит «невменяемый» ассистент. Пусть все увидят «легальные» схемы отбора энергии. Когда этот пакет поползёт по всем открытым каналам станции, по гильдейским чатам, по служебным рассылкам, остановить его будет невозможно. Прохоров сможет давить на безопасность, но он не сможет заткнуть рот тысячам людей, которые начнут задавать вопросы.
— Это… это тотальная война, — сказала Арина, поражённая.
— Да. И она началась не с нас. Она началась с первого «объекта» в его списке. Мы просто привели её к логическому завершению. — Его палец завис над виртуальной клавишей. — Вы готовы? После этого пути назад не будет. Наша жизнь на Луне, какой мы её знали, закончится.
Арина глубоко вздохнула. В её глазах отразились лица Борисова, Ковалёвой, Гордеева. И пустое лицо Дениса в больничной палате.
— «С паршивой овцы хоть шерсти клок», — тихо произнесла она. — Но эта овца была человеком. И она заслуживает правды. Жмите.
Волков нажал.
Зелёная полоса пошла по экрану: «Передача пакета данных…». Это была точка невозврата. Теперь они были не просто охотниками. Они были глашатаями. И от того, успеют ли их слова долететь до ушей тех, кто мог бы их защитить, зависело всё. А впереди, на радаре, уже появлялись две быстрых метки — корпоративные катера службы безопасности «Селены». Погоня начиналась.
Тихий щелчок «передачи завершена» прозвучал в кабине громче любого взрыва. Волков мгновенно переключил передатчик в пассивный режим и рванул штурвал в сторону, заставляя «Ястреб» нырнуть в узкий каньон из внешних опорных конструкций станции. Это был не космос, а гигантская, полая урбанистическая пещера, где челнок мог лавировать между фермами, трубами и шлюзами.
— Они нас пеленгуют? — крикнула Арина, вцепившись в подлокотники. Перегрузки в невесомости были иными, но не менее ощутимыми.
— Пеленговали передачу. Теперь ищут источник, — отрывисто бросил Волков, не отрывая глаз от экрана. Две метки — катера СБ — резко сменили курс, нацелившись на их сектор.
«Ястреб» был юрким, но не самым быстрым судном в своём классе. Катера СБ, оснащённые для быстрого реагирования, имели преимущество в ускорении. Волков использовал единственное, что у него было — знание «задворков» станции. Он нырял под массивные грузовые платформы, пролетал вплотную к стенам куполов, используя их как щит от радаров.
— Куда мы летим? — спросила Арина, её лицо было зелёным от тошноты.
— К офису Протектората. Он в административном шпиле. Если мы сможем пристыковаться к их шлюзу, служба безопасности не посмеет взять его штурмом. Это нейтральная территория.
— Если сможем, — прошептала Арина.
Один из катеров, видимо, предугадав манёвр, выпустил сеть из электромагнитных меток — не оружие, а средство помех и маркировки. Несколько меток ударили в корпус «Ястреба», заставив содрогаться приборы и ослепить радар на несколько секунд.
Волков выругался сквозь зубы и резко потянул на себя рычаги, заставляя челнок встать почти на дыбы и проскользнуть в щель между двумя цистернами с водой. Сетка меток просвистела мимо, зацепив одну из цистерн.
— Они не стреляют на поражение, — заметил он, восстанавливая контроль. — Значит, приказ взять живыми. Или целым груз. Это даёт нам шанс.
Но шанс таял. Второй катер, используя замешательство, вынырнул из-за кластера солнечных батарей и оказался почти в упор перед ними, блокируя узкий проход к административному шпилю.
Волкову пришлось резко затормозить, почти врезавшись в борт катера. «Ястреб» завис в двухстах метрах от перехватчика. Сзади, перекрывая отход, уже маячил второй.
— Детектив Волков, — раздался в эфире голос, уже не Прохорова, а кого-то официального, скучного. — Это служба безопасности «Селены-1». Ваше судно объявлено в розыск за незаконные действия и создание угрозы станции. Немедленно заглушите двигатели и приготовьтесь к стыковке для досмотра. Сопротивление бесполезно.
Волков выключил приемник. Он посмотрел на Арину. Её лицо было белым как полотно, но глаза горели.
— Что теперь? Мы в тисках.
— Теперь, — сказал Волков, переводя взгляд на небольшой, ничем не примечательный модуль, прилепленный к основанию шпиля, — мы используем нашу единственную козырную карту. Тот самый «вирус».
Он снова включил передатчик, но не на широкое вещание. Он послал короткий, мощный импульсный пакет на конкретный частотный адрес — в офис Лунного Протектората. В пакете было всего три слова и прикреплённый ключ доступа к облачному хранилищу, куда были заранее загружены все файлы Ковалёва.
«Убийства. Эксперименты на людях. Прохоров. Смотрите.»
— А если они тоже куплены? — выдохнула Арина.
— Тогда мы проиграли. Но ставлю на бюрократическое любопытство и страх перед скандалом. Им придётся начать проверку. Чтобы положить кирпич в стену. Свой, официальный кирпичик отчёта в стену будущего оправдания. Без такого кирпича их собственная стена карьеры даст трещину.
Он замолчал, наблюдая, как катер перед ними медленно, как хищник, начинает сближаться. Из его корпуса выдвинулись магнитные захваты.
И тут на общем канале, том самом, где только что звучали угрозы СБ, раздался новый голос. Сухой, официальный, но с ноткой неоспоримого авторитета.
— Служба безопасности «Селены», это офис регионального представителя Лунного Протектората. Прекратите преследование судна «Ястреб». Повторяю, прекратите преследование. Обе стороны должны немедленно проследовать к шлюзу Протектората, сектор «Омега-1», для дачи объяснений. Любые враждебные действия в отношении челнока «Ястреб» будут расценены как препятствование официальному расследованию.
В эфире повисло потрясённое молчание. Потом голос СБ, сбитый с толку:
— У нас есть ордер на задержание и принудительную стыковку этого судна за…
— Ваш ордер аннулирован нашим распоряжением до выяснения обстоятельств, — холодно перебил голос из Протектората. — Выполняйте. Немедленно. «Ястреб», следуйте за катером СБ номер один к указанному шлюзу. Не пытайтесь маневрировать.
Волков медленно выдохнул. Его пальцы разжались на штурвале. Это сработало. Не победа, но передышка. Клетка была всё той же, но теперь в ней было два хищника, и один из них — по крайней мере на бумаге — был выше рангом.
— Они купили время, — прошептала Арина.
— Больше, чем время, — ответил Волков, направляя «Ястреб» за ведущим катером. — Они дали нам трибуну. Теперь всё зависит от того, насколько убедительно мы сможем рассказать нашу историю. И насколько испугается Протекторат, когда увидит, что́ мы им принесли.
Катера СБ, явно недовольные, образовали вокруг них эскорт. Они летели к шпилю, к тому самому неприметному модулю «Омега-1», над которым развевался скромный флаг Лунного Протектората — стилизованное изображение Луны и весов.
Погоня закончилась. Начинался суд. Или его видимость. Волков понимал, что самые опасные битвы происходят не в открытом космосе, а в тихих кабинетах, где правду можно упаковать, переписать или просто похоронить под горой бумаг. Но у них в руках была не бумага. У них был цифровой труп, который начинал говорить. И его голос, записанный Денисом Ковалёвым, уже звучал в эфире, набирая силу, как нарастающий гул. Остановить его было уже невозможно. Теперь нужно было лишь направить.
Шлюз «Омега-1» был маленьким, строгим и функциональным. Никакого стерильного блеска медкорпуса. Серые стены, холодный свет, запах металла и озонованного воздуха. Встречали их двое: человек в тёмно-синем мундире Протектората с нашивкой «Инспектор» и женщина в строгом деловом костюме, лицо которой ничего не выражало.
— Детектив Волков, доктор Камская, — произнёс инспектор. Голос был нейтральным, как его лицо. — Я — инспектор Ларин. Это — юрисконсульт Протектората, Марина Олеговна. Прошу пройти.
Их провели по короткому коридору в кабинет-аквариум: одна стена — прозрачная, с видом на внутренний атриум Протектората, где сотрудники неспешно занимались своими делами. На столе уже ждали два простых стула. Ларин сел напротив, юрисконсульт встала у стены, сложив руки.
— Вы прислали крайне серьёзные обвинения, — начал Ларин, не предлагая сесть. — И сделали это, грубо нарушив около десятка станционных протоколов. Прежде чем мы перейдём к сути, зафиксируем: вы признаёте факт несанкционированного проникновения в архив биоматериалов, в палату интенсивной терапии, во взлом частного планшета и саботаж энергосистемы?
Волков обменялся взглядом с Ариной. Игра началась.
— Мы признаём, что действовали в рамках частного расследования дела о возможных уголовных преступлениях, — чётко ответил он. — Все наши действия были направлены на сбор доказательств серийных убийств и незаконных медицинских экспериментов, совершаемых профессором Глебом Сергеевичем Прохоровым. Мы были вынуждены действовать вне правового поля, так как правовое поле, как выяснилось, полностью контролируется обвиняемым.
Ларин не моргнул.
— Обвинения пока ни на чём не основаны. У вас есть предположения. И добытые криминальным путём материалы, которые могут быть сфабрикованы.
— Не могут, — вступила Арина. Её голос дрожал, но не от страха, а от сдерживаемой ярости. — Голосовая запись Ковалёва, видео из лаборатории, энергетические схемы — всё взаимосвязано. Вы можете проверить энергопотребление. Вы можете эксгумировать… точнее, провести повторный анализ образцов тканей, если они ещё не уничтожены. Вы можете допросить Дениса Ковалёва, если выведете его из медикаментозной комы, в которую его вогнал Прохоров!
Юрисконсульт, Марина Олеговна, мягко кашлянула.
— Доктор Камская, вы находитесь в состоянии эмоционального стресса после увольнения. Ваша объективность под вопросом.
Арина замерла, и Волков увидел, как в её глазах вспыхивает тот самый стальной блеск. Она сделала шаг вперёд.
— Моя объективность, Марина Олеговна, подтверждается десятилетием безупречной работы и сотнями правильных диагнозов. А вот объективность профессора Прохорова подтверждается лишь его репутацией и девятью «несвоевременными» смертями его пациентов. Или вы считаете, что это совпадение?
Ларин поднял руку, останавливая спор.
— Профессор Прохоров уже связался с нами. Он предоставил исчерпывающие объяснения по каждому пункту. Все смерти имеют медицинское подтверждение, лицензии на исследования в порядке, ассистент Ковалёв действительно психически болен. Он также предоставил записи с камер наблюдения, на которых вы, доктор Камская, незаконно проникаете в палату Ковалёва, и вы, детектив Волков, совершаете акт саботажа. Он готов подать встречный иск.
Волков почувствовал, как почва уходит из-под ног. Прохоров действовал молниеносно. Он не просто защищался — он контратаковал.
— А наша публикация? Файлы в открытом доступе?
— Рассматриваются как клевета и распространение заведомо ложной информации, подрывающей доверие к системе здравоохранения станции, — безразличным тоном сказала юрисконсульт. — Мы уже работаем над их удалением. Гильдия информационных сетей пошла навстречу.
Всё рушилось. Протекторат либо куплен, либо напуган, либо просто предпочитал тихий бюрократический порядок громкому, грязному скандалу.
Волков посмотрел прямо в глаза Ларину.
— Инспектор. Вы видели видео. Вы слышали голос Ковалёва. Вы действительно верите, что это всё выдумка? Или вам просто удобнее в это верить?
На долю секунды в каменном лице инспектора промелькнула тень чего-то — усталости, может быть, даже сомнения. Но оно тут же исчезло.
— Моя вера не имеет значения. Имеют значение доказательства, представленные в установленном порядке. А у вас их нет. Только компромат, добытый с нарушением всех мыслимых норм. Протекторат не может основывать свои действия на таком фундаменте.
— Значит, вы отпустите его? — тихо спросила Арина. В её голосе звучало неверие.
— Мы проведём внутреннюю проверку по всем правилам. Она займёт время. Профессор Прохоров временно отстранён от клинической практики. А вы… — Ларин перевёл взгляд на Волкова, — вы будете переданы службе безопасности «Селены» для разбирательства по факту вандализма и нарушения режима. Доктор Камская — для психиатрической экспертизы.
Это был конец. Изящный, бюрократический тупик. Правду похоронят под актами, экспертизами и бесконечными проверками. А они станут козлами отпущения.
В этот момент дверь кабинета открылась без стука. Вошёл пожилой мужчина в простом, но дорогом твидовом пиджаке. У него было умное, уставшее лицо и пронзительные глаза. Ларин и юрисконсульт мгновенно встали.
— Господин представитель, — почтительно произнёс Ларин.
Представитель Лунного Протектората. Тот самый, чья подпись решала судьбы на этом секторе Луны. Он кивнул, давая знак сесть, и сам опустился в кресло за столом Ларина.
— Я ознакомился с переданными материалами, — сказал он тихим, но чётким голосом. Его взгляд скользнул по Волкову и Арине. — И с ответом профессора Прохорова. И с потоком запросов, который начал поступать в наш коммуникационный центр после вашей… публикации.
— Вы поставили нас в крайне неудобное положение. С одной стороны — уважаемый учёный с безупречным досье. С другой — цифровой призрак и два частных лица, нарушивших закон. И между ними — растущий шум. Вопросы от гильдий. Запросы с Земли от… любопытных журналистов. Неприятный шум.
Он посмотрел на Ларина.
— Инспектор, ваша оценка ситуации бюрократически безупречна. Но она не учитывает одного: огласки. Правда это или ложь, но эта история уже вышла за пределы нашего кабинета. И если мы просто замнём её, нас обвинят в сокрытии. В потворстве. Даже если мы чисты как стекло.
Ларин напрягся.
— Господин представитель, но доказательств…
— Доказательства, — перебил представитель, — это то, что люди признают доказательствами. А люди сейчас видят панику профессора, который в открытом эфире пытается заткнуть рот. Они слышат голос молодого парня, который боится за свою жизнь. Они, может, и не разберутся в гистологии, но запах страха и лжи чуют за версту.
Он повернулся к Волкову.
— Вы, детектив, сыграли ва-банк. И выиграли первый раунд — внимание. Но теперь вам нужно выиграть и второй. Предоставить не цифровые тени, а железное, физическое доказательство. То, что нельзя опровергнуть как «смонтированное» или «плод больного воображения». Вы понимаете, о чём я?
Волков понял. Сердце его ёкнуло.
— Лаборатория. Физические образцы. Сама лаборатория ПР-1.
— Именно. Если то, что вы утверждаете, правда, то в той лаборатории есть нечто, что не сотрёшь одним нажатием кнопки. Криохранилище с тканями. Оборудование, которое не спрячешь за день. Сам факт её существования в том виде, в каком вы его описываете. Профессор Прохоров, разумеется, заявит, что это легальная исследовательская зона. Но если там найдут то, что вы обещаете… тогда чаши весов качнутся.
Представитель поднялся.
— Поэтому я выношу следующее решение. Инспектор Ларин возглавит официальную, немедленную проверку лаборатории ПР-1. С привлечением независимых экспертов — не с «Селены». Детектив Волков и доктор Камская будут включены в группу в качестве… консультантов. Под охраной. Если ваши обвинения подтвердятся — вам гарантируется иммунитет за все прошлые нарушения, и Прохоров предстанет перед судом. Если нет… — он многозначительно посмотрел на них, — …вы понесёте полную ответственность за клевету и саботаж. И я лично позабочусь, чтобы ваша карьера на Луне закончилась навсегда. Вас устраивают эти условия?
Волков и Арина переглянулись. Это был единственный шанс. Страшный, с огромным риском, но шанс.
— Устраивают, — хором сказали они.
— Отлично, — кивнул представитель. — Группа формируется сейчас. Вы двинетесь через час. И помните: это ваша последняя ставка. Больше никаких трюков с передатчиками. Только факты. Только то, что можно пощупать руками.
Он развернулся и вышел, оставив в кабинете напряжённую тишину. Ларин смотрел на них с новым, оценивающим взглядом. В его глазах читалось: «Вы либо герои, либо полные идиоты. Скоро узнаем».
Волков чувствовал, как адреналин снова закипает в крови. Они вырвались из капкана бюрократии, только чтобы добровольно шагнуть в самое логово зверя. Но теперь у них был официальный мандат. И сопровождение. Теперь им предстояло не украдкой пробираться в лабораторию, а войти туда при всех. И найти там ту самую, неоспоримую улику, которая заставит чаши весов Протектората качнуться в их сторону.
Группа представляла собой странное зрелище. Впереди — инспектор Ларин и двое его людей из Протектората в синих бронежилетах с эмблемами. За ними — Волков и Арина, без оружия, под неусыпным взглядом ещё одного охранника. Замыкали шествие два независимых эксперта, привезённых с соседней станции «Ковчег»: судебный медик с каменным лицом и инженер-криогенщик с чемоданчиком диагностической аппаратуры.
Они шли тем же путём, которым Волков пробирался в одиночку. Но теперь коридоры были освещены ярко, а на их приближение реагировали датчики, передавая сигналы куда-то наверх. Прохоров знал, что они идут.
Дверь в лабораторию ПР-1 была закрыта. Ларин приложил к сканеру официальный ордер Протектората на экстренный доступ. Система замигала, запрашивая подтверждение. Прошла минута. Две.
— Он тянет время, — тихо сказала Арина Волкову. — Уничтожает следы.
— Не всё можно уничтожить быстро, — так же тихо ответил он. — Особенно если это тонны оборудования и криохранилища.
Наконец, раздался щелчок, и массивная дверь медленно отъехала в сторону.
Их встретил не хаос, а идеальный, леденящий порядок. Лаборатория была стерильно чиста. Стеллажи пустовали. Столы голы. Пол блестел. Даже воздух пах не озоном и химикатами, а просто холодом и свежестью. Как после генеральной уборки.
Прохоров стоял в центре зала, один. Он был в белом лабораторном халате, его руки спокойно сложены за спиной. На лице — выражение вежливого, слегка оскорблённого недоумения.
— Инспектор Ларин. Я, разумеется, готов сотрудничать. Но, должен признаться, этот визит… несколько оскорбителен. Моя работа полностью прозрачна и лицензирована.
Ларин, не поддаваясь на тон, сделал шаг вперёд.
— Профессор Прохоров, у нас есть ордер на осмотр данного помещения и всего находящегося в нём оборудования и материалов. Прошу вас не препятствовать.
— Препятствовать? Я помогу, — улыбнулся Прохоров. Он был великолепен в своей роли невинно пострадавшего гения. — Но, как видите, здесь нечего осматривать. Это лаборатория для перспективных исследований. В данный момент активных проектов нет. Оборудование законсервировано.
Инженер-криогенщик, не дожидаясь приказа, направился к дальнему углу, где стояли несколько массивных, похожих на холодильники, блоков с потухшими дисплеями.
— Криохранилища, — констатировал он. — Отключены. Разгерметизированы, судя по показаниям. Пусты.
Сердце Волкова упало. Он был слишком быстр. Он всё предусмотрел.
Арина, однако, не смотрела на пустые стеллажи. Её взгляд скользил по стенам, полу, потолку. Она искала не то, что должно быть на виду. Она искала то, что должно было исчезнуть.
— Инспектор, — сказала она громко. — Попросите инженера проверить не сами хранилища, а систему отвода тепла от них. И энергопотребление за последние 48 часов.
Прохоров слегка побледнел.
— Это не имеет смысла…
— Имеет, — перебила его Арина. Она повернулась к Ларину. — Вы можете стереть данные с компьютеров, вынести образцы, но вы не можете за несколько часов изменить физическую инфраструктуру. Криогенное оборудование такой мощности оставляет след в энергосетях и системах охлаждения. Если здесь действительно ничего не хранилось, то зачем подведены усиленные линии охлаждения и отдельный, незаконный отвод энергии? — Она указала на толстые трубы, уходящие в стену, и на распределительный щит, который Волков помнил по схемам.
Прохоров замер. Его маска дала первую трещину.
— Это… резервные системы. Для будущих экспериментов.
Инженер, уже подключивший свой планшет к щиту, фыркнул.
— Резервные системы, которые потребляли энергию, как небольшой жилой модуль, ещё вчера вечером? И система охлаждения работала на полную. Здесь что-то было. Что-то большое и холодное. И это что-то отсюда вывезли. Недавно.
Ларин посмотрел на Прохорова с новым, жёстким интересом.
— Профессор? Куда вы дели содержимое хранилищ?
— Я ничего не «дел»! — голос Прохорова впервые сорвался на высокую, нервную ноту. — Это провокация! Они что-то подстроили!
— Тогда вы не будете возражать, если мы проверим логи перемещения грузов из этого сектора за последние сутки? — холодно спросил Ларин. — И осмотрим все транспортные челноки, закреплённые за медкорпусом?
Прохоров понял, что его загоняют в угол. Паника, которую он так тщательно скрывал, мелькнула в его глазах. Он сделал шаг назад, к одному из пустых консолей управления.
— Это абсурд! Я требую присутствия моего юриста! Я не буду больше отвечать на вопросы!
В этот момент судебный медик, молча осматривавший помещение, окликнул всех. Он стоял на коленях в углу, где стык стены и пола был закрыт декоративной панелью. В его руках был портативный спектрометр.
— Инспектор. Здесь. На полу, под панелью. Остатки биологического материала. Следы… промывки. Но не все смылись. Кровь. Лизированные клетки. В значительном количестве.
Прохоров ахнул. Его рука дрогнула.
— Это… возможно, от прошлых экспериментов с животными…
— С человеческими тканями, — поправил медик, поднимаясь. Его лицо было бесстрастным, как у автомата. — Группа крови, следы консервантов, используемых именно для долгосрочного хранения человеческих биоматериалов. Здесь что-то разлили. И недавно.
Ларин медленно повернулся к Прохорову. Вся вежливость исчезла.
— Профессор. Где. Образцы.
Тишина в лаборатории стала абсолютной, давящей. Прохоров стоял, его плечи сгорбились. Вся его величественная осанка рухнула. Он больше не был гением. Он был загнанным в угол стариком, пойманным с окровавленными руками.
— Они… они не должны были… это было во имя науки! — вырвалось у него, голос срывался на шёпот, полный отчаяния и мании. — Вы не понимаете! Это был прорыв! Я был так близок! Их жизни не пропали даром! Они стали частью чего-то вечного!
— Где они? — повторил Ларин, и в его голосе впервые прозвучала не бюрократическая строгость, а человеческое отвращение.
Прохоров безумно огляделся, как бы ища выход там, где его не было. Его взгляд упал на массивный, казалось бы, декоративный элемент на стене — панель, стилизованную под вентиляционную решётку.
— Там… — он прошептал, указывая дрожащим пальцем. — Аварийный шлюз… для утилизации биологических отходов… я… я не успел всё…
Инженер и охранники бросились к панели. Она оказалась люком, ведущим в вертикальную шахту. Холодный, кислый запах ударил им в лицо. Инженер посветил фонариком вниз.
— Есть! Контейнеры! Несколько штук… застряли на полпути. Видимо, система заклинила, когда пытались всё сбросить в реактор для сжигания.
Ларин приказал поднять контейнеры. Их было четыре. Серебристые, прочные, с маркировкой «Биоопасность. Крио».
— Вскрыть, — приказал он медику.
Прохоров закрыл лицо руками.
Контейнеры открыли. Внутри, в густом холодном тумане, лежали аккуратно упакованные, промаркированные пакеты с тканью. Почки. Фрагменты печени. Образцы нервной ткани. И в последнем, самом большом контейнере… что-то, напоминавшее сложный, биомеханический узел — искусственно собранный прототип чего-то, с проводами и трубками.
Медик осторожно взял один из пакетов, поднёс к портативному сканеру. На экране высветились данные: «ID: Борисов Л.И. Тип ткани: поджелудочная железа.»
— Борисов, — громко прочёл медик. — Ковалёва. Михеев. Гордеев. — Он поднял взгляд на Прохорова. — Это они?
Прохоров не ответил. Он стоял, смотря в пустоту, его губы беззвучно шевелились.
Ларин медленно выдохнул. Он посмотрел на Волкова и Арину, потом на неопровержимые, леденящие доказательства в контейнерах.
— Всё понятно, — сказал он тихо, а потом, обретая официальный тон, обратился к охранникам: — Глеба Сергеевича Прохорова — задержать. По обвинению в серийных убийствах, надругательстве над телами и проведении запрещённых экспериментов на людях. Всё здесь — опечатать. Это место преступления.
Охранники двинулись к профессору. Тот не сопротивлялся. Он позволил надеть на себя наручники, его взгляд был пустым, устремлённым куда-то внутрь себя, в тот безумный рай бессмертия, который он построил из костей и плоти других.
Арина подошла к контейнерам и долго смотрела на их ледяное содержимое. На её щеках блестели слёзы, но её лицо было спокойным. Она нашла то, что искала. Не просто свою реабилитацию. Правду.
Волков стоял рядом, наблюдая, как Ларин отдаёт распоряжения. Охота закончилась. Зверь был пойман. И добыча — ужасающая, леденящая душу — лежала перед ними как молчаливый укор и как доказательство.
Инспектор Ларин подошёл к ним.
— Детектив Волков. Доктор Камская. Ваши обвинения полностью подтвердились. Вам гарантирован иммунитет. И… благодарность Протектората. Хотя методы… — он покачал головой, — методы оставляли желать лучшего.
— Иногда, чтобы поймать змею, нужно залезть в её нору, инспектор, — тихо сказала Арина, не отрывая взгляда от контейнеров. — Даже если там темно и пахнет смертью.
Ларин кивнул, не находя, что ответить. Он повернулся, чтобы контролировать процесс задержания.
Волков положил руку на плечо Арины.
— Всё кончено.
— Нет, — она покачала головой и наконец посмотрела на него. Глаза её были чистыми, как после дождя. — Это только начало. Начало суда. Начало… для Дениса Ковалёва. Для семей погибших. Для нас.
Она была права. Охота закончилась. Но жизнь — с её последствиями, судами, попытками исцелить нанесённые раны — только начиналась. Они стояли последними свидетелями кошмара, который теперь предстояло разобрать по косточкам при свете дня. Но они стояли вместе. Детектив и доктор. Те, кто не побоялся заглянуть в самую тёмную яму, которую мог вырыть человеческий разум. И вытащить оттуда правду, как вытаскивают труп, чтобы предать его земле и позволить живым идти дальше.
Прошла неделя. Суд над Прохоровым был отложен до сбора всех земных экспертиз, но его участь была предрешена. Дениса Ковалёва, после консилиума лучших неврологов Протектората, решили отправить на Землю, в специализированный центр. Был шанс, пусть и призрачный.
В кабинете Волкова пахло кофе и тишиной. Арина сидела в том самом втором кресле, но теперь оно казалось уже её законным местом. Перед ней на столе лежало официальное письмо с печатью Лунного Протектората.
— Судебно-медицинский эксперт при отделе особых расследований, — зачитала она вслух, потом посмотрела на Волкова. — Звучит солидно. И, кажется, подразумевает расследования особой мерзости.
— Именно туда вас и зовут, — кивнул Волков, отпивая из своей вечной кружки. — Ваш талант к вскрытию лжи в прямом и переносном смысле оценили.
Она сложила письмо, сунула его в карман простого, но уже своего комбинезона.
— Есть только одна проблема с жилплощадью. Мою старую каюту в модуле для персонала уже заняли. А на новую зарплату я получу только через месяц. Так что, похоже, первое время придётся ночевать в чьём-нибудь мед-архиве. Или в челноке.
Она сказала это с лёгкой усмешкой, но в глазах читалась усталость от бесконечной временности.
Волков помолчал, глядя в тёмный иллюминатор, где висела Земля.
— У меня, — начал он медленно, — есть здесь, на «Заре», двухкомнатный модуль. Скажем так, бывшая каюта капитана обслуживания. Вторая комната… используется как склад для старых дел. Но её можно расчистить.
Арина подняла на него взгляд, удивлённый.
— Вы предлагаете мне…
— Соседство, — перебил он, всё так же глядя в иллюминатор. — Если вас, конечно, не смущает вид из окна, запах кофе в семь утра и случайные разборки с клиентами, у которых «всё очень срочно». Арендную плату возьму в виде консультаций по будущим «особо мерзким» делам.
В кабинете повисла пауза. Потом Арина тихо рассмеялась — это был первый по-настоящему лёгкий звук, который Волков от неё слышал.
— «В тесноте, да не в обиде», да, детектив? Ладно. Соседство принимаю. На условиях бартера: моя экспертиза за вашу крышу над головой. И право на утренний кофе.
— Считайте, что договорились, — Волков наконец повернулся к ней, и в уголках его глаз обозначились лучики морщин, почти невидимая улыбка. — Но прежде чем мы начнём свозить ваши несуществующие пожитки, есть ещё один неотложный протокол.
— Какой?
— Протокол «обмывания» успешно закрытого дела. — Он встал, потянулся. — Знаю один бар на нижнем ярусе «Серпия». Там не пахнет лавандой, зато есть настоящий, не синтетический, виски. И пиво, которое хоть как-то напоминает земное. Если, конечно, судмедэксперт не против нарушить стерильность вечера.
Арина поднялась, поправила воротник.
— «После драки кулаками не машут, а пьют», — процитировала она с той самой хищной, знакомой Волкову усмешкой. — Тогда вперёд.
Они вышли из кабинета, оставив за спиной тишину и голубой шар в иллюминаторе. Коридор «Зари» был пуст. Их шаги отдавались глухим эхом по металлическому полу.
Бар «Серпия» действительно не пытался казаться чем-то иным, кроме как убежищем для тех, кому нужно забыться. Тусклый свет, грубая мебель, густой табачный дым (настоящий, контрабандный) и гул приглушённых разговоров. Волков кивнул знакомому бармену, и через минуту перед ними стояли два бокала с тёмным пивом, на поверхности которого лопались жирные пузыри углекислоты.
Они не говорили о деле. Не говорили о Прохорове, о Ковалёве, о контейнерах. Они молча подняли бокалы. Их взгляды встретились над тёмной пеной. Взгляд Волкова — усталый, но очищенный. Взгляд Арины — твёрдый, с новообретенной силой, но ещё хранящий тень пережитого ужаса.
Бокалы тихо звякнули.
— За закрытые дела, — сказал Волков.
— И за те, что ещё впереди, — добавила Арина.
Они выпили. Горьковатый, хлебный вкус разлился по рту, смывая послевкусие антисептика, страха и лунной пыли.
Сидели недолго. Одного бокала хватило, чтобы поставить точку. Когда они вышли обратно на унылую «улицу» нижнего яруса, Арина взглянула на хаотичные огни «Серпия» над головой.
— Знаете, я, кажется, начинаю понимать вашу любовь к этому месту, — сказала она. — Здесь не притворяются.
— Здесь просто выживают, — поправил Волков. — Каждый по-своему. Наше с вами ремесло — лишь одна из форм.
Он проводил её до временного пристанища — той самой комнаты в его модуле, где уже ждал расчищенный угол и стопка чистого белья. Дверь закрылась, оставив каждого на своей стороне нового, странного, но прочного союза.
Волков вернулся в свой кабинет. Сегодня он не стал заваривать кофе. Просто сел в кресло, закинул ноги на стол и смотрел на Землю. Тишина была полной. Совершенной.
В кармане жужжал коммуникатор. Новое сообщение. От Горшенина, с «Глубокой-12». «Детектив, насчёт той капсулы… кажется, я нашёл ещё кое-что. Странное. Когда сможете прилететь?»
Волков прочитал, убрал трубку. Не сегодня.
Он закрыл глаза. Запах старой бумаги, пыли и далёкого, горького пива смешался в привычный, успокаивающий коктейль. Охота на монстра в белом халате закончилась. Но Луна, холодная и безмолвная, продолжала вращаться вокруг своей оси, храня в тенях бесконечное множество мелких, человеческих тайн, обид и преступлений.
А где есть тайна, там всегда найдётся работа для того, кто умеет сложить кусочки в целое. Для детектива. И для его нового, весьма острого на язык, напарника.
Конец.
🔥 Дорогие читатели! 🔥
Ваше внимание — это топливо для творчества, а каждая прочитанная история — шаг в мир новых приключений. Но, к сожалению, системы не видят вашей поддержки, если вы читаете без подписки.
📌 Пожалуйста, подпишитесь — это бесплатно, займёт секунду, но для автора значит очень много:
✅ Дзен поймёт, что рассказ вам понравился
✅ У меня появится мотивация писать ещё больше крутых историй
✅ Вы не пропустите новые главы и эксклюзивы
💬 Ваша подписка — как аплодисменты после спектакля. Даже если не оставите комментарий, алгоритмы скажут: «Эту историю стоит показывать другим!»
Хочу от всей души обнять тех, кто сопровождает своё "спасибо" маленьким сердечным сюрпризом. Знайте: это не просто перевод. Это как чашка горячего чая, переданная в холодный день. Она греет, наполняет силами творить дальше и дарит настоящее душевное тепло.
Спасибо, что вы здесь! Пусть наши приключения продолжаются. 🚀
✍️ Ваш автор Александр Ильин.