– Ты понимаешь, что это шанс? Единственный наш шанс расшириться! – Олег ударил ладонью по кухонному столу, так что чашка с остывшим чаем жалобно дзынькнула. – Мать не вечная. Ей нужен уход. А взамен – трешка в центре! Трешка, Марина! Сталинка, потолки три метра! Мы всю жизнь в этой двушке ютимся, детям скоро по головам друг другу ходить придется, а ты нос воротишь?
Марина стояла у плиты, помешивая гуляш. Пар от сковородки поднимался вверх, оседая влагой на ее лице, но вытирать его не хотелось. Хотелось просто исчезнуть, раствориться в этом пряном запахе лаврового листа и тушеного мяса, лишь бы не слышать этот разговор в сотый раз.
– Олег, – она говорила тихо, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри все дрожало от негодования. – Твоя мама не просто «нуждается в уходе». Галина Петровна требует круглосуточной прислуги. Ты предлагаешь мне бросить работу? У меня стаж, у меня должность старшей медсестры, которую я зубами выгрызала. На что мы жить будем? На твою зарплату менеджера?
– Ну вот, опять ты про деньги! – муж вскочил со стула и начал нервно расхаживать по тесной кухне, задевая плечом холодильник. – При чем тут деньги, когда речь о семье? О будущем! Мать ясно сказала: кто досмотрит, тому и квартира. Ты же знаешь, у нее характер не сахар, сиделки сбегают через три дня. А ты свой человек, медик, ты умеешь обращаться с... ну, со сложными пациентами.
Марина горько усмехнулась, выключила конфорку и повернулась к мужу.
– Сложный пациент – это когда человек болен и ему больно. А твоя мама, Олег, здорова как бык, несмотря на возраст. У нее просто характер такой – вампирский. Она меня со свету сживет за месяц. Ты помнишь, как мы жили у нее первые полгода после свадьбы? Я тогда на десять килограммов похудела от нервов. Она проверяла мои кастрюли белым платком! Она перестирывала твое белье, потому что я, видите ли, «порошка жалею». А теперь ты хочешь, чтобы я к ней переехала и горшки выносила, хотя она прекрасно ходит сама?
– У нее давление! Головокружения! – парировал Олег, но глаза отвел. – Врач сказал, ей нельзя одной. А Ленка... ну, ты же знаешь Ленку, у нее бизнес, двое детей маленьких, она не может.
– Ах, Ленка! – Марина всплеснула руками. – Конечно, у твоей сестры бизнес и дети. А у нас детей нет? У нас сын в девятом классе, у него экзамены, репетиторы. Ему мать нужна адекватная, а не дерганая истеричка, в которую я превращусь через неделю жизни с Галиной Петровной. Почему Ленка не хочет ради квартиры маму досмотреть? Это же ее мама тоже!
– Потому что Ленка – любимая дочь, а ты – невестка! – выпалил Олег и тут же прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее.
В кухне повисла тяжелая тишина. Слышно было только, как гудит старый холодильник и как за окном шумит вечерний город. Марина смотрела на мужа, с которым прожила семнадцать лет, и не узнавала его. Раньше он был заботливым, внимательным. Но как только замаячила перспектива наследства, эта проклятая «сталинка» с высокими потолками, он словно обезумел. Жадность застилала глаза.
– Вот именно, – медленно произнесла Марина. – Я невестка. Чужая кровь. Обслуга. Знаешь, Олег, я сегодня звонила Галине Петровне. Просто узнать, как здоровье. И знаешь, что она мне сказала?
Олег насторожился.
– Ну?
– Она сказала: «Скажи своему мужу, пусть жену приструнит. А то ишь, королева, работать она хочет. Пусть увольняется и едет ко мне, полы мыть, а то у меня паркет рассохся, натирать надо мастикой каждый день». Мастикой, Олег! Каждый день! Это не уход, это рабство. И еще добавила: «А квартирку я, может быть, и вам отпишу. Если заслужите». Ключевое слово – «может быть».
– Она просто цену набивает, старый человек, ей внимание нужно, – отмахнулся муж. – Подпишем договор ренты, если ты так боишься. Оформим все нотариально. Я договорюсь.
– Нет, – твердо сказала Марина. – Я не буду этого делать. Я не брошу работу, я не поеду к ней жить, и я не буду терпеть унижения ради квадратных метров. Мы заработаем сами. Возьмем ипотеку на расширение, я возьму дополнительные смены. Но продавать себя в рабство я не стану.
Лицо Олега побагровело. Вены на шее вздулись.
– Ты эгоистка! – заорал он так, что Марина невольно отшатнулась. – Ты думаешь только о своем комфорте! Тебе плевать на семью! Плевать на сына! Ему старт в жизни нужен, а ты уперлась рогом! Трудно тебе, что ли? Потерпеть годик-другой? Ей восемьдесят два!
– Годик-другой? – Марина почувствовала, как к горлу подступают слезы обиды, но сдержалась. – Твоя бабушка дожила до девяноста восьми. Галина Петровна нас всех переживет. Я сказала – нет. Тема закрыта. Хочешь ухаживать – ухаживай сам. Бери отпуск, переезжай. Или нанимай сиделку за свои деньги. Мою жизнь я тебе в жертву не принесу.
Олег выскочил из кухни, хлопнув дверью так, что со стены упал календарь. Марина опустилась на стул и закрыла лицо руками. Она знала, что это не конец. Это было только начало войны.
Следующие три дня прошли в режиме холодной войны. Олег спал на диване в гостиной, с Мариной не разговаривал, демонстративно ужинал бутербродами, игнорируя приготовленную еду. Сын, чувствуя напряжение, старался лишний раз не выходить из своей комнаты.
А потом начались звонки. Галина Петровна звонила каждые полчаса. То ей нужно было срочно привезти лекарство, которое продается только в одной аптеке на другом конце города, то ей казалось, что у нее пахнет газом, то она требовала, чтобы Олег приехал и поправил антенну телевизора, потому что «Малахов рябит».
Олег метался. Он приезжал с работы взмыленный, злой, хватал ключи от машины и несся к матери. Возвращался за полночь, серый от усталости, но с горящими фанатичным блеском глазами.
– Мама совсем плоха, – заявил он в пятницу вечером, войдя в спальню, где Марина читала книгу. – Она сегодня упала в ванной. Хорошо, что я приехал. У нее сильный ушиб, вставать больно. Врач сказал – нужен постельный режим и постоянный присмотр.
Марина отложила книгу. Сердце сжалось от жалости – все-таки человек пожилой, больно.
– Мне жаль, Олег. Может, стоит положить ее в больницу? Там уход, процедуры.
– Какую больницу?! – взвился муж. – В эти богадельни? Чтобы ее там угробили? Нет! Завтра суббота. Мы едем к ней. Оба. Я беру вещи, ты берешь вещи. Поживем там пару недель, пока она не оклемается.
– Я не поеду, – спокойно повторила Марина.
– Ты поедешь! – Олег шагнул к кровати, нависая над ней. – Ты моя жена! Ты обязана поддерживать меня! Если ты сейчас откажешься, я... я не знаю, что я сделаю. Я подам на развод.
Марина замерла. Слово, которое висело в воздухе последние годы, но никогда не произносилось вслух, прозвучало как выстрел. Развод. Из-за капризов свекрови и мифической квартиры.
– Ты серьезно? – тихо спросила она. – Ты готов разрушить семью, оставить сына без отца, перечеркнуть семнадцать лет жизни ради маминой прихоти?
– Это не прихоть! Это наследство! Миллионы! Ты просто глупая, если не понимаешь выгоды. Или ты едешь завтра со мной и ухаживаешь за матерью как положено, или мы разводимся. Я найду женщину, которая будет меня ценить и помогать мне.
Марина смотрела на него и понимала: он не шутит. Жадность и сыновний долг, помноженные на манипуляции матери, вытравили из него все человеческое.
– Хорошо, – сказала она.
Олег победно улыбнулся.
– Вот и умница. Давно бы так. Собирай чемодан, утром выезжаем.
– Нет, Олег. Ты не понял. Хорошо – это про развод.
Улыбка сползла с его лица, сменившись маской растерянности и злобы.
– Что? Ты... ты блефуешь. Тебе некуда идти. Квартира общая, ипотека выплачена, но делить ее – это суды, время. Ты не решишься.
– Я перееду к своей маме на время, – Марина встала и подошла к шкафу, доставая дорожную сумку. – А на развод подам в понедельник. Квартиру поделим по закону. Сына я заберу, но препятствовать общению не буду.
Она начала кидать вещи в сумку. Руки дрожали, но движения были четкими. Внутри была звенящая пустота. Было больно, страшно, но при этом появилось странное чувство облегчения. Больше не нужно терпеть. Не нужно ждать очередного скандала.
Олег стоял в дверях, наблюдая за ней. Он не верил. Он думал, это спектакль, попытка набить себе цену.
– Ну и вали! – крикнул он. – Вали! Посмотрим, как ты приползешь через неделю, когда деньги закончатся! А квартиру мамину я получу, и Ленке нос утру, и тебе! Буду жить как король в центре, а ты в своей хрущевке сгниешь!
Марина ушла в то же утро. Сын, выслушав сбивчивые объяснения отца и увидев заплаканную, но решительную мать, молча собрал рюкзак и сказал: «Пап, ты гонишь. Я с мамой».
Для Олега началась новая жизнь. Жизнь «будущего владельца элитной недвижимости».
Он переехал к Галине Петровне. Первые дни он держался на энтузиазме и злости на жену. Он докажет! Он справится! Что там сложного – суп сварить да таблетки подать?
Реальность ударила его под дых уже к среде.
Галина Петровна, почувствовав, что власть теперь безраздельна, развернулась во всю мощь своего деспотичного характера.
– Олежек! – ее скрипучий голос будил его в пять утра. – Олежек, мне душно! Открой форточку! Нет, закрой, дует! Поправь одеяло, оно колется!
Она требовала готовить ей только свежее. Вчерашний суп выливался в унитаз с комментариями: «Ты хочешь мать отравить?». Она гоняла его в магазин по три раза на дню: то хлеб не тот (надо «Бородинский» с тмином, а он купил с кориандром), то молоко недостаточно жирное.
Она отказывалась мыться сама, хотя ушиб бедра уже почти прошел.
– Помоги мне, сынок, я слабая, – хныкала она, заставляя взрослого мужчину тереть ей спину, и при этом ехидно комментировала: – Эх, была бы у тебя жена нормальная, она бы это делала. А та твоя, вертихвостка, бросила нас. Я же говорила тебе – не пара она нам.
Олег стискивал зубы. Он работал удаленно, но работать было невозможно. Каждые десять минут: «Олежек, чай!», «Олежек, давление померь!», «Олежек, найди очки!».
К концу второй недели он был похож на тень. Небритый, с красными глазами, в несвежей футболке. В квартире стоял стойкий запах лекарств и, чего уж греха таить, старческого тела. Галина Петровна специально не давала ему убираться толком, заставляя перемывать полы по три раза, но запрещая открывать окна («сквозняк!»), отчего воздух был спертым.
Но самое страшное случилось в воскресенье. Приехала Ленка.
Сестра впорхнула в квартиру, благоухая дорогими духами, в новой шубе, румяная и веселая.
– Ой, мамуля, привет! Ой, Олежек, ты чего такой зеленый? – прощебетала она, проходя в комнату, даже не сняв сапоги.
– Привет, доченька! – Галина Петровна мгновенно преобразилась. Из умирающего лебедя она превратилась в бодрую старушку. – Радость-то какая! Привезла?
– Привезла, мамуль, – Ленка достала из сумки пакет с деликатесами: икра, балык, дорогие конфеты. – И еще кое-что.
Олег стоял в дверях с грязной тряпкой в руках и смотрел на этот праздник жизни.
– Лен, ты бы хоть помогла, – хрипло сказал он. – Я тут две недели один кручусь. Мать поднять не могу иногда.
– Ой, братик, ну ты же мужчина! Ты сильный! – отмахнулась сестра. – А у меня спина, мне нельзя тяжелое. Я вот маме гостинцев привезла, морально поддержать. Кстати, мам, мы с нотариусом договорились на вторник. Он приедет на дом.
Олег выронил тряпку.
– С каким нотариусом? Зачем?
Галина Петровна и Ленка переглянулись. В глазах матери мелькнуло что-то хитрое и жестокое.
– Ну как зачем, сынок? – ласково пропела она, отправляя в рот бутерброд с икрой. – Дарственную оформлять. На Леночку.
Земля ушла из-под ног Олега. Он схватился за косяк, чтобы не упасть.
– На... на Леночку? – прошептал он. – Мама, ты что? Ты же говорила... Кто ухаживает, тому и квартира! Я тут две недели горшки выношу! Я жену выгнал! Я семью разрушил! А ты – на Леночку?!
– Не кричи, у меня мигрень начнется! – строго оборвала его мать. – Говорила. Но обстоятельства изменились. Леночка – женщина, ей сложнее. У нее двое детей маленьких. А ты мужик, заработаешь. К тому же, ты доказал, что не способен за матерью ухаживать нормально. Суп пересолил вчера, пол плохо помыл, ворчишь постоянно. Неискренне ты это делаешь, Олег. Из-за корысти. А Леночка меня любит просто так.
– Любит?! – заорал Олег, чувствуя, как внутри что-то обрывается. – Она сюда раз в месяц приезжает на полчаса! Она ни разу тебе таблетку не подала!
– Зато она меня не попрекает! – взвизгнула Галина Петровна. – И вообще, это мое решение! Моя квартира! Кому хочу, тому и дарю! А ты, если тебе что-то не нравится, можешь быть свободен. Я сиделку найму. Леночка мне денег даст. Правда, доча?
– Конечно, мамуль, – кивнула сестра, победно глядя на брата. – Наймем профессионала. А то Олег и правда какой-то нервный, еще навредит тебе.
Олег смотрел на них – на мать, жующую бутерброд, и на сестру, поправляющую прическу в зеркале. И вдруг его накрыл истерический смех. Он смеялся, хватаясь за живот, сползая по стене на пол.
– Нервный... Корыстный... – давился он смехом сквозь слезы. – Господи, какой же я дурак... Какой феерический идиот!
Он встал, отряхнул колени.
– Значит так, дорогие мои родственницы. Сиделку ищите прямо сейчас. Я ухожу.
– Как уходишь? – опешила мать. – А суп? А в аптеку?
– Сами. Все сами. Леночка поможет. Она же тебя любит. Вот пусть и любит деятельно.
Олег вышел в коридор, схватил свою сумку, которую даже не успел толком разобрать за две недели, и, не оглядываясь на крики матери и возмущения сестры, хлопнул входной дверью.
На улице шел дождь. Холодный, осенний, противный. Но Олег подставил ему лицо и чувствовал, как вода смывает с него эту липкую грязь последних недель.
Он достал телефон. Палец завис над номером Марины. Что он ей скажет? «Прости, я облажался»? «Квартиру не дали, прими обратно»?
Он понимал, что пути назад, скорее всего, нет. Марина – женщина гордая. Но попробовать он должен. Не ради квартиры. А потому что только сейчас, потеряв все, он понял, что единственным человеком, который его по-настоящему поддерживал и берег, была его жена.
Он набрал номер. Гудки шли бесконечно долго.
– Да? – голос Марины был холодным, чужим.
– Марин... – голос Олега дрогнул. – Я ушел от матери. Насовсем.
Тишина в трубке.
– Квартиру сестре отписала? – проницательно спросила жена. В ее голосе не было злорадства, только усталая констатация факта.
– Да. Дарственную. Марин, я... я полный кретин. Я знаю, что не заслуживаю прощения. Но я хочу увидеть сына. И тебя. Просто поговорить. Я сейчас поеду в нашу квартиру... то есть в твою половину. Я заберу вещи и съеду, если ты скажешь. Но дай мне шанс объяснить.
Молчание длилось вечность.
– Мы с Пашкой у мамы, – наконец сказала Марина. – Дома никого нет. Приезжай туда. Переоденься, помойся. Ты, наверное, выглядишь как бомж.
– Есть немного, – криво усмехнулся он.
– Приведи себя в порядок. Выспись. А завтра вечером... приезжай к нам. Поговорим. Я ничего не обещаю, Олег. Ты очень больно сделал. Но Пашка скучает.
– Спасибо, – выдохнул он. – Спасибо, Марин.
Он опустил телефон и побрел к метро. Он знал, что впереди долгий путь. Ему придется заново завоевывать доверие жены, выплачивать ей компенсацию за моральный ущерб (он сам это предложит), терпеть косые взгляды тещи. Но он чувствовал странную легкость.
Груз «наследства» упал с его плеч. Больше не нужно унижаться, лицемерить и ждать чьей-то смерти ради квадратных метров. Он заработает сам. Пусть на это уйдут годы, пусть это будет ипотека где-нибудь на окраине, но это будет его дом. Честный дом.
А Галина Петровна... Спустя месяц Олег узнал от общих знакомых, что «любимая дочка» Лена сдала мать в тот самый платный пансионат, которого так боялся Олег. Дарственная была подписана, квартира стала собственностью Лены, и необходимость в спектаклях отпала. Сиделки сбегали от старухи одна за другой, и Лена решила вопрос радикально. Квартиру в центре она выставила на продажу.
Олег не стал вмешиваться. Это был выбор матери. Она поставила на «любимую дочь» и проиграла.
С Мариной они не развелись. Марина простила, но не сразу. Полгода они жили гостевым браком, встречаясь по выходным, заново узнавая друг друга. Олег стал другим. Он перестал слушать чужие советы, начал ценить то, что имеет. И, кажется, впервые за много лет стал главой своей маленькой семьи, а не придатком к маминой юбке.
В их старой двушке они сделали ремонт. Снесли перегородку, расширив кухню. И оказалось, что счастье не зависит от высоты потолков и лепнины. Счастье – это когда тебя ждут домой, когда пахнет гуляшом, а не валерьянкой, и когда никто не требует от тебя невозможного взамен на пустые обещания.
Если вам понравилась эта история, поставьте лайк и подпишитесь на канал, это очень поможет развитию блога. Напишите в комментариях, как бы вы поступили на месте Марины?