Новый год по плану
К вечеру 31 декабря в квартире царил тот самый предновогодний хаос: всё вымыто и убрано, но некоторые вещи ещё не успели разложить по местам. Возле дивана стоял пылесос, на подоконнике охлаждалась миска оливье, а на плите тихонько кипели кастрюли, иногда приподнимая крышки.
Марина, заколов волосы карандашом, нарезала селёдку под шубой и время от времени поглядывала на часы.
— Андрей, ты ещё не ушёл? — крикнула она из кухни.
— Уже выхожу, — отозвался Андрей из прихожей, пытаясь одновременно застёгивать куртку, искать перчатки и читать в телефоне список покупок. — Салют, мандарины, хлеб, майонез. Ничего не забыл.
Он сам придумал себе эту миссию — быть «главным по чуду». Каждый год устраивал небольшой салют во дворе: для своих, для соседей, для случайных прохожих. Дети визжали, взрослые улыбались, даже вечный ворчун со второго этажа как‑то раз признался, что ждал полуночи именно ради этих пяти минут огненного неба.
— Только недолго, ладно? — выглянула Марина. — Ёлка не до конца наряжена, Лера не знает, что надеть, а я ещё не все салаты доделала.
— Всё успею, — уверенно махнул рукой Андрей. — Салют никуда не денется, я успею его купить.
Он сказал это так привычно, будто салют был семейным питомцем, который лежит и ждёт, пока его погладят.
Охота, которая затянулась
Магазин встретил его плотной стеной запахов: мандарины, хлорка, выпечка, чужие духи. Тележки сталкивались, дети канючили, кассы пищали. Андрей машинально бросал в корзину нужные продукты, держа в голове главное — дойти до отдела с пиротехникой.
Там, по плану, его уже должны были ждать аккуратные коробки с надписями «Звёздный дождь», «Полярная ночь» и прочими обещаниями чуда.
Он свернул за угол и замер.
Пусто.
Голые металлические полки, словно кто‑то вымел с них весь праздник до самой последней пылинки. Только одинокая коробочка с бенгальскими огнями валялась на боку, словно её просто забыли убрать.
— Извините, а салюты ещё будут? — Андрей поймал взгляд усталой продавщицы.
— Молодой человек, вы серьёзно? — она даже усмехнулась. — Их утром уже разобрали. С восьми у полок толпа стояла. Я только успевала подвозить.
— А склад? Другие магазины? — Андрей почувствовал, как внутри что‑то сжалось, словно ему сообщили, что Новый год отменили.
— Склад пустой. До следующего года, — пожала плечами женщина и уже отвернулась к другим покупателям.
Он стоял посреди суеты с корзинкой мандаринов, как ребёнок, которому пообещали карусели, но оставили у закрытого парка.
«Как я мог так проморгать? — злость на себя поднималась, как горячая волна. — Каждый год одно и то же, всё в последний момент. Конечно, всё разобрали. Все нормальные люди думают заранее, только не я».
Он ещё минут десять бессмысленно ходил по магазину, будто салюты могли вдруг вырасти между полками с гречкой и стиральным порошком. Но чудо упрямо не происходило.
На кассе он расплатился и даже забыл взять сдачу — пришлось возвращаться.
— С наступающим, — сказала кассирша.
«Ага, без салюта», — мрачно подумал Андрей.
Праздник с осадком
Дома его встретили запах коржей и музыка из телевизора. Марина сразу заглянула в пакеты.
— Так… хлеб, мандарины, майонез есть. А салют? — она подняла на него глаза.
— Нету, — выдохнул он, чувствуя, как это короткое слово падает между ними тяжёлым камнем.
— Как — нету? — Марина даже перестала украшать торт. — Совсем?
— Совсем. Всё разобрали. Я весь магазин обошёл.
Марина вздохнула. Не с упрёком, а просто устало — как человек, который уже не верит в идеальные праздники.
— Ну… значит, обойдёмся без салюта. Главное, что мы вместе.
Его почему‑то это не успокоило. Напротив, будто задело: «Обойдёмся…» Он же хотел, чтобы дочь запомнила, как папа запускал яркие звёзды в небо. Чтобы соседи стояли во дворе, задирали головы и хлопали в ладоши. Чтобы в их тусклом дворе хоть раз в год было по‑настоящему светло.
— Я же обещал Лере, — упрямо сказал он.
— Лера давно выросла, — мягко ответила Марина. — И вообще, у неё свои «салюты» в телефоне, там всё мигает.
«Вот именно, — подумал Андрей. — В телефоне. А я тогда кто? Будто просто мебель рядом.»
Настроение сделалось липким, как разлившийся по столу сок. Всё вроде бы готово: салаты, мандарины, мишура на ёлке. А внутри — пустота. Как те полки в магазине.
Двор без фейерверков
К полуночи двор заполнился людьми. Кто‑то вышел с бокалами, кто‑то — в пуховиках поверх домашней одежды. У подъезда забавный дед с гармошкой пытался подобрать «В лесу родилась ёлочка». С балконов махали мишурой.
Андрей стоял, сунув руки в карманы, и чувствовал себя виноватым перед всеми сразу. Перед женой, дочерью, соседями, самим собой, этим двором, даже тем ворчуном со второго этажа — вдруг он всё‑таки рассчитывал на салют.
В других дворах уже летели в небо огненные цветы. Глухие хлопки доносились издалека, вспышки отражались в стёклах их пятиэтажки. Но над их домом было пусто, как будто небо над ними забыли включить.
— Пап, ну что ты такой кислый? — Лера дёрнула его за рукав. — Пошли хоть бенгальские огни зажжём.
— Позже, — буркнул он.
Ему хотелось оправдываться всем подряд: «Я правда старался», «Я не думал, что так разберут», «Я в следующем году куплю заранее, я обещаю». Но кому это нужно, кроме него самого?
Часы на городской администрации начали отбивать двенадцать. Люди поздравляли друг друга, обнимались, чокались пластиковыми стаканчиками, дети визжали от радости и страха перед хлопушками. А Андрей поймал себя на мысли, что считает секунды как человек, которому нужно просто «переждать» праздник.
— С Новым годом! — Марина обняла его за шею.
— С новым, — ответил он автоматически, глядя в темноту над домом.
Девочка и небо
И вдруг он заметил её.
На краю двора, у самого сугроба, стояла девочка лет десяти. В слишком большой шапке с помпоном, в розовом шарфе, завязанном дважды, так что он почти закрывал половину лица. Руки у неё были пустые — ни бенгальских огней, ни хлопушек.
Она просто стояла и смотрела в небо.
Но дело было даже не в том, что смотрела. А в том, как.
В её взгляде не было ни обиды, ни зависти к тем, у кого в руках сверкали бенгальские огни. На лице — лёгкая улыбка. Спокойная, почти взрослая.
Андрей заметил, что третий раз переводит взгляд с её лица на пустое небо. Может, там, наверху, всё‑таки происходит что‑то, чего он не видит?
— Ты что тут одна? — спросил он, подходя ближе. Голос прозвучал мягче, чем он ожидал.
Девочка чуть вздрогнула, затем улыбнулась шире. Глаза у неё были светлые, прозрачные, как лёд на лужах.
— Салют жду, — просто сказала она.
Андрей невольно поморщился.
— Да какой салют… Всё, что могли, уже отстреляли. Наш двор вообще без салюта остался. Не успел я купить. — Он сам удивился, зачем поясняет это ребёнку.
— Ничего, — пожала плечами девочка. — Мне и не надо.
— Как — не надо? — он даже рассмеялся. — Ты же сказала, ждёшь салют.
— Салют — это просто удобное слово, чтобы все отстали, — она посмотрела на него снизу вверх. — Все же думают, что обязательно нужно радоваться, когда Новый год. А я просто рада, что этот год закончился.
Её слова неожиданно сильно на него подействовали. Как будто кто‑то тихо выключил внутри него гул раздражения.
— Тяжёлый был год? — осторожно спросил он.
Девочка чуть подумала.
— Мама болела. Папа уехал на заработки и не вернулся. Ну, вернулся… по телефону. Сказал, что у него другая семья. Мы переехали сюда, к бабушке. Я школу поменяла. Бабушка всё время говорит, что «главное — дожить до нового года, там всё наладится». — Она вздохнула, но без жалости к себе, скорее, как взрослый, у которого много дел. — Вот я и смотрю. Дожили.
Она снова подняла глаза к небу.
— И всё? — спросил Андрей почти шёпотом.
— И всё, — кивнула она. — Этот год закончился. Значит, хуже уже не будет. Можно просто немного постоять
и порадоваться. Без салюта.
Она замолчала, слушая далёкие хлопки чужих фейерверков. В свете редких вспышек её лицо казалось то взрослым, то совсем детским.
Андрей почувствовал, как внутри что‑то сдвинулось. Он вспомнил свои причины злиться: пустые полки, сорвавшийся «эффектный» финал, несостоявшийся герой‑папа с салютом.
И рядом — девочка, для которой главный фейерверк этой ночи был сам факт: год, в котором всё ломалось, наконец‑то закончился.
Тихий салют внутри
— Подожди здесь, ладно? — попросил Андрей.
Он вернулся к своим. Марина удивлённо подняла брови.
— Ты куда исчез?
— Сейчас увидишь, — он достал из пакета ту самую одинокую коробочку бенгальских огней, которую всё‑таки прихватил на автомате.
— Так ты всё‑таки что‑то купил, — улыбнулась Марина.
— Немного, — кивнул он. — Но, кажется, этого достаточно.
Он взял за руку Леру и повёл её к тому самому сугробу.
— Знакомьтесь, — неловко сказал он. — Это…
— Я Даша, — помогла девочка. — Мы недавно в ваш дом переехали.
— А я Лера, — отозвалась дочь. — Хочешь, вместе огоньки зажжём?
— Давайте, — ответила Даша и снова улыбнулась.
Они трое стояли в снегу, под тёмным небом, где чужие салюты были только далёкими отблесками. Андрей чиркнул зажигалкой, поднёс её к тонкой серебристой палочке. Огонёк вспыхнул, рассыпался фонтаном искр.
— Держи, — он протянул бенгальский огонь Даше.
Она взяла его осторожно, как что‑то очень ценное, и её лицо озарилось мягким светом. Не от огня даже — от ощущения, что эта ночь всё‑таки не обошла её стороной.
Лера зажгла второй огонь. Они начали выводить искрами в воздухе неразборчивые фигуры. Вместо громких залпов — тихое шипение. Вместо оглушительного «бах» — шёпот снега под ботинками.
И вдруг Андрей понял, что впервые за вечер ему хорошо.
Не потому, что всё получилось так, как он планировал. А потому что он перестал сравнивать свой праздник с чужим.
Он посмотрел на девочку. Она всё так же смотрела в небо, только теперь в её руках был маленький личный салют — тёплый, домашний, скромный.
— Слушай, — тихо сказал он, — а если бы этот год не закончился… ты бы всё равно стояла и смотрела?
— Наверное, да, — серьёзно ответила Даша. — Только я бы уже не улыбалась.
— Ну вот, — Андрей кивнул. — Значит, есть от чего улыбнуться.
Он поднял глаза к небу. Где‑то вдали рванул особенно громкий фейерверк, осыпав горизонт зелёно‑золотым дождём. Андрей не почувствовал зависти. Только лёгкое благодарное тепло: за то, что чужой салют освещает и их двор тоже.
Салют
Позже, уже дома, когда Лера разливала по чашкам чай, Марина спросила:
— Ну как твой несостоявшийся салют?
Андрей усмехнулся, снимая куртку.
— Он всё‑таки состоялся. Просто тихий. Для троих человек.
— Мало народу, — пошутила она.
— Для настоящего салюта достаточно и одного, — ответил он, и в голосе прозвучало то спокойствие, которого не было весь день.
Ночью, лёжа в кровати, он долго не мог уснуть. Перед глазами всплывало лицо девочки в большой шапке, её фраза: «Я просто рада, что этот год закончился».
Он вдруг понял, что и сам чувствует что‑то похожее. Столько раз за прошедший год он раздражался из‑за ерунды: сломавшегося лифта, пробок, задержек зарплаты, разбитой кружки. Но при этом рядом оставались те, кто не уходил «по телефону». Кто болел и всё равно вставал, чтобы приготовить ужин. Кто переезжал, менял работу, подстраивался.
— Знаешь, — сказал он Марине в темноту, — я сегодня думал, что праздник испорчен, потому что нет салюта.
— А теперь? — сонно спросила она.
— А теперь думаю, что хорошо, что кое‑что вообще закончилось, — он тихо рассмеялся. — И я тоже рад, что этот год прошёл. Но, кажется, не буду ждать следующего салюта, чтобы это понять.
Марина повернулась к нему и, не открывая глаз, обняла.
— Тогда у нас всё получится, — прошептала она.
А за окном редкие огоньки чужих фейерверков ещё какое‑то время вспыхивали и гасли, как отголоски чьих‑то чужих историй. Их собственная история в эту ночь была без громких залпов, без дорогих коробок, без идеального сценария.
Но у неё был главный итог: они дожили до момента, когда то, что болело и раздражало весь год, наконец‑то осталось позади.
Иногда радость Нового года не в том, что начинается, а в том, что заканчивается. И это тоже повод поднять глаза к небу — даже если над твоим двором не летят салюты.