Все старшие представители Сячиных собрались на семейный совет. В доме была милиция, с самого утра их всех опрашивали на предмет причастности Антона Сячина к страшному преступлению.
- Я думал, что эта история с катером уже закончена, - говорил сидя за столом глава семейства. - Да - угон, да - нелепая мальчишеская шалость... Но такое предположить о своём сыне!.. То, что мы сейчас тут услышали?! - он бросил испепеляющий взгляд на Атона, стоявшего в дверях большой комнаты.
- Прежде чем сопроводить его к нам в УВД на допрос к следователю, хотелось бы всё же услышать от вашего сына последовательный рассказ о событиях недельной давности, - произнёс Истомин, внимательно разглядывая парня. - Мы за этим сюда и приехали. Теперь, когда есть подозреваемый, а это Рудаков, приятель вашего сына, и улики против него серьёзные, хотелось бы знать истинную картину... Антон продолжает молчать, упёрто и нагло, поэтому сейчас ждём представителя из отдела молодёжи, и вместе везём его на допрос. Кто из родителей поедет с нами?
Первым не выдержал и вскочил из-за стола дед по линии матери Антона, он подошёл к внуку, его выражение лица не предвещало ничего хорошего, парень насуплено, продолжал молча стоять под его строгим взглядом.
С хрипотой в голосе, с горьким надрывом, дедушка спросил у внука:
- Это правда, то что мы здесь услышали? Что вы вместе с Толиком убили свою же подружку и её родителей? И ради чего?! Ради того, чтобы оплатить твою бесшабашность? Твой каприз?!
- Ещё неизвестно, кто принимал участие в убийстве соседки Курбатова, которого они так ловко хотели подставить под вышку, - говорил Истомин. - Нет прямых доказательств, что именно Антон был в то утро на переезде, вот и надо сейчас это выяснить с вашей помощью, поскольку парень продолжает молчать.
- Значит, это Толик был с тобой, Толик?! Не могу поверить... Как такое могло быть?! - сокрушался дедушка. - Я фронтовик, желал всегда своим детям и внукам счастливой жизни, чтобы не горели в аду уже на земле, через страдания прошёл, через смерть, огонь и пепел, для того чтобы сейчас заканчивать свою жизнь таким позором! - он в негодовании, не помня себя, схватил внука за шкирку. Павлову пришлось вмешаться, разнять эту домашнюю потасовку.
- Вы спрашиваете, где был Антон утром понедельника? - выпрямившись на стуле, произнёс Степан Сячин. - В том-то и дело, что не знаю... Не хочу врать! Они в воскресенье уехали на рыбалку с ребятами из ансамбля. С ними отправились на лиманы ещё несколько человек из нашего двора. Утром понедельника мы ушли на работу, как положено, но... Антон ещё к тому времени не возвращался. Мы думали, что он сидит на зорьке, как всегда, когда с приятелями выезжает на мелководье. Даже не озаботились об этом, ведь у парня каникулы, какой тут может быть разговор. А он у нас вполне самостоятельный, как мы думали... Так что же ты молчишь, сынок?! Нечего сказать? Кто тебя мог на такое подбить? Я не верю, что это мог сделать Толик. Он скрипач, живёт с матерью и дедом, парень спокойный, талантливый...
- И тем не менее... - Истомин ещё хотел что-то сказать, относительно отношений ребят, но их разговор прервал телефонный звонок.
Мать Антона подняла трубку, на другом конце провода потребовали к телефону кого-нибудь с Загорянки. Славик подошёл к аппарату, стоявшему на столике у окна. Звонил дежурный Богуславский по просьбе следователя Зайцева:
- Просили передать, что по городу и району объявлен план "Перехват", пока вы были на опросе у Сячиных, многое поменялось. Приехал Терещенко из ДК, там выяснилось, что утром понедельника во время репетиции первым в руки брал гитару Толика Рудакова, их руководитель Тимур Осипов!.. Он объявлен в розыск, похоже, что мы опоздали и он скрылся, - было извещение по телефону.
Истомин медленно поднял голову на Антона, когда повесил трубку, приблизился к нему, встав рядом:
- Вот, значит, почему ты так рьяно взялся за музыкальные уроки, увлёкся современной музыкой? Всему причина - это Осипов, так?! Это он был с тобой у Фалиных в субботу и на переезде в понедельник? Теперь это многое объясняет, и умело наложенный грим, и твёрдая рука!.. Его уже объявили в розыск, далеко не уйдёт. Так что, напрасно были все ваши выдумки и подставы! Не сработало!
- Это не правда! - неожиданно вскричал молчавший до этого Антон. - Не правда! Аркадий... хороший! Он просто запутался в жизни, а я ему помогал, как мог. Он самый лучший! Папа, - мальчишка подскочил к столу. - Папа, он же твой сын, твой кровный сын!
Отец поднял глаза на Антона. Это был страшный взгляд, невыносимый, грозный! Парень снова отошёл к стене в этот раз вид у него был растерянный, ошеломлённый, неуверенный. Он переводил глаза с одного милицейского сотрудника на другого, ему хотелось говорить, душили слёзы, одновременно мучили сомнения, как не нанести вред тому, кого боготворил, кому доверял всецело последние два года, кто помогал деньгами, укрощал рядом находившихся, кто помог в творческом досуге... кто подбил на авантюру!
Старший Сячин был в страшном гневе, он закричал на всю квартиру, не боясь сорвать своего голоса:
- А вот теперь ты расскажешь всё... Всё! А иначе я удавлю тебя своими же собственными руками, гнида, и никакая милиция меня не удержит от такого "благородного" поступка! Ну, я думаю, что меня и не будут сдерживать, - он бросил взгляд на стоявшего рядом с Антоном Истомина, на Павлова, который находился на выходе из коридора, прикрывая возможные пути отхода, на тот случай если Антон надумает бежать из квартиры.
- Я расскажу, только не при всех, - парень посмотрел на мать и тётку. - Везите меня в милицию... Но... мы ведь не хотели убивать, мы не изверги! Так вышло...
А началось всё очень просто. Как выяснилось на следствии, два года назад к Антону подошёл некий неизвестный, назвался руководителем музыкальной ленинградской группы, что гастролировала по Краснодарскому Краю, пригласил посидеть с ним в местном кафе. Свой интерес к личности Антона сперва объяснил тем, что слышал однажды, как они с приятелем Толиком весело загорали на детском пляже, попутно демонстрируя свои вокальные данные, а так же игру на гитаре. Толик в этот день упражнялся и был особенно в ударе.
Осипову это понравилось, он к ребятам присмотрелся, а потом, по его словам, решил познакомиться ближе. Лишь спустя некоторое время, он признался Антону, кем является на самом деле. Но его младшего брата это нисколько не смутило. Даже то, что Аркадий жил по чужим документам, что он беглый преступник, его не волновало. Рядом появился надёжный товарищ. По какой статье сидел Добин, он конечно же не знал. Тот сказал лишь, что попал в тюрьму по несправедливости, дожидаться не стал окончания срока, сбежал, теперь вынужден скитаться без угла и родных людей, но всегда хотел бы иметь рядом с собой кого-то в помощь, кому бы всецело доверял, на кого бы мог положиться в трудный момент, и для этого он выбрал Антона, потому что именно этот парень показался ему надёжным и верным, к тому же - братом!
Единственным желанием Сячина на тот момент было находиться как можно ближе к Аркадию, он попросился к нему в ансамбль, но там были строгие правила отбора, и не Добину-Осипову было их менять, тогда оба пошли на хитрость. Аркадий предложил купить за свои накопленные деньги дорогую аппаратуру, которая к тому времени была их группе необходима, а представить всё таким образом, что это куплено Антоном на деньги, которые он у кого-то занял. В комиссионке под Ростовом она была куплена, привезена в город и ансамблю было предложено остаться в Приморске постоянно для работы в местном ДК, такую возможность Добин не мог упустить. Всё шло хорошо, приятеля Толика и девчонку с кем дружил Антон, тоже пригласили в ДК за компанию.
- Алка выбрала театралку, а Толик - местный ансамбль, который для мероприятий используется, - рассказывал Антон, сядя в кабинете следователя Зайцева. - Толик мог не только на скрипке, но и гитаре, клавишах... он много умеет, а потом мы с ним повздорили из-за Алки. Но это так, по дури вышло! Она девчонка очень активная была, дружила только с парнями, ну и мы тоже... к ней!
Дальше шёл рассказ о дружбе, о том, какие они все были мирные и хорошие. Все подросли, за два года Алка превратилась в девушку, ей было четырнадцать, а друзья всё те же, Антон в приоритете. Ему нравился подобный расклад, возможно из их общего чувства что-нибудь потом бы и вышло, но вмешался случай. Когда ушли на каникулы в июне месяце к Сячину на пляже подошёл и положил руку на плечо незнакомец, представившись приятелем Аркадия.
- Он сказал, что знает меня, что я дружу с Осиповым, который вовсе не Тимур. И тут я понял, что этот тип знает, кто такой Осипов на самом деле. Я сперва струхнул, но потом по его же просьбе согласился позвать к нему на встречу Аркадия. Они встретились на косе, поговорили... Аркадий от меня не стал утаивать, что это его бывший сиделец, с кем были под Владимиром. Тот отбыл срок, приехал к нам в город, благо тут полно родни и ему разрешили здесь проживать, а мой брат... бежал, и этот тип об этом помнил. Этот Рымарь, устроился в мастерскую где Курбатов работает, а там ещё одного встретил сидельца, который уже давно освободился, Водник его кликуха... Вот они вместе сошлись и брата стали шантажировать, - шмыгал носом Антон. - Брату назначили выкуп за молчание в две косухи. Аркадий сказал, что якобы этому Рымарю, по кличке Ворот, должен был ещё с отсидки, а тут проценты наросли. Ему было невозможно всё так просто бросить и заново обратно начинать, сложно всё это. А тут уже и комнатой был обеспечен, и работу имел, и... меня! Он решил откупиться, а денег не было, он истратился на аппаратуру, которая была слишком нужна, чтобы её снова можно было продать. Рымарь любил играть в карты, брат сперва у него отыгрался, но потом снова влез в долги. Но тот заявил окончательное своё решение, что карты-картами, а должок с него оба ждут, а иначе заявят о его настоящей личности. Последний разговор у них состоялся накануне того происшествия с катером... Ворот ему дал немного времени, потому как ему нужны срочно были деньги, он приходил к нам во двор несколько раз в спецовке, кепкой прикрываясь, меня спрашивал, для меня передавал то, что я должен был Арадию говорить... Я тоже с этим Воротом несколько раз играть в карты садился, но мы не на деньги с ним играли.
И тут наступил критический момент в жизни Антона Сячина. После того, как казённый катер был угнан и разбит о бетонный волнорез, Курбатов стал думать о возмещении ущерба, чтобы на загреметь в тюрьму. И вот тогда Алке надавили на жалость, она сама сказала, что может помочь этой приятельской беде, поняв, что с Антона тоже вина не снимается. Парень был ей не безразличен, девочка предлагает свою помощь, о которой узнаёт Осипов. Антон сам ему всё выложил при первой же возможности. У Аркадия созревает решение всё переиграть.
- Девка твоя ничего знать не должна, - говорил он. - Пусть думает, что её деньги пойдут на уплату за катер. Этот пьяница откупиться, его родичи достанут деньги, а то, что возьмём у Фалиных, нам с тобой послужит... Я тебе помог, когда в ансамбль пристроил, теперь ты мне помоги. Будем работать вместе, потому что тут никого уже не привлечёшь, да и девка твоя лишь тебе откроет дверь. Оденемся в слесарей, если что, пусть думают на Курбатова.
- Мы так и сделали, история с катером только всё ускорила в решении... Мы до этого уже выход искали, хотели на какое-то дело пойти, а тут ничего не надо было выдумывать, но... мы никого убивать не планировали, так само собой вышло, - Антон краснея до ушей, продолжал свой рассказ в присутствии Султанова и Терещенко. - Всё сперва шло, как договорились... Я утром купил бутылку водки. Пришёл к мастерским, вызвал Ефима, отошёл с ним за сараи, налил водки ему в стакан... Он отпил, закрутил головой, и я потащил его на Отрадную, там частный сектор, там днём никого... Мы рассчитали, что его никто не должен был увидеть. Я привёл его к самогонщице в комнату, посадил за стол и всунул в руки бутыль с водкой в которую влил снотворное. И тут... соседка Агата вешала бельё во дворе, хоть должна была быть на работе. Она вмешалась, накричала на меня, что я притащил Курбатова к Дине, да ещё и спаиваю его. Выгнала меня... Это сперва не имело никакого значения, алиби получается, у Ефима всё-равно не было, если бы его заподозрили в краже. Кто будет проверять где он пьяный лежал? - наивно думал Антон.
- Но всё пошло не так, - произнёс Евгений Петрович, помогая Антону продолжить свою исповедь. - Ты пришёл к Фалиной один в назначенное время, перед этим принесли к ней домой корзину из под белья...
- Да, я взял эту пластмассовую плетёнку у Дины во дворе, она бельё туда мокрое складывала, перед тем, как его повесить на верёвку сушиться, - опустив голову, продолжал Антон. - Алке объяснили это тем, что надо чьи-то отпечатки пальцев оставить, что это надо так... Что чужая это корзина и никто не будет домогаться до того, чьи они на самом деле, а мы то знали, что Фимка помогал Динке... Я сам это видел, иначе бы не созрел такой план с корзиной. Она высоко полезла закрепить крючок на штанге, а Курбатов был при ней в тот вечер, и помогал, корзину подавал, я видел...
- Это понятно, что было дальше, когда она поняла, что с тобой пришёл не Курбатов? - спросил Зайцев.
- Я переоделся в спецовку, как у Курбатова, заранее позаботились об этом... Прибежал к Фалиным во вдор, там мы вместе с Аркадием поднялись к Алке в квартиру. Он стоял на площадке, а я... прошёл. Мы с ней стали бельё разбрасывать, она показала, где деньги, я достал... А потом стали с ней разыгрывать спектакль, со связыванием. Она легла на пол, я её связал... И вот тут вошёл Аркадий. Он устроил погром, взял у меня деньги, мы собирались уходить. Но вдруг... раздался лязг ключа, вошла её мать. Она тут же прошла в большую комнату, и увидела Алку связанной, а я стоял над ней... Но Алка испуга не выражала, и её мать подумала, что это мы так играем... нехорошо. Она кинулась к нам, Алка стала оправдываться, что мол, мамочка, ты всё не правильно поняла, а та... визжать! Меня схватила, назвала насильником, Алку - шлюхой. Я даже не понял, как всё произошло, но Аркадий вдруг подскочил к женщине, потащил её в кухню... Она сопротивлялась, Алка стала кричать, звать на помощь. Я не мог допустить, чтобы услышали соседи, балконная дверь была открыта... Она так сильно билась у меня в руках, я сел на неё сверху, зажал ей рот ладонью, но она продолжала вырываться, она поняла, что маме опасность угрожает, и я... я стал её душить руками. Я хотел чуть-чуть придушить, а потом отпустить, но она... сильно билась, и я нажал крепче. Я не помню, как это произошло, я не понимаю, как могло такое случиться... Мою Алку, получается, сам убил, своими руками!.. Алку свою, выходит, сам убил, - повторился Антон.
Он рассказывал, а Егор Афанасьевич вспоминал свою горькую историю, когда вот так же задушил его родную младшую сестру в запале ярости её жених, Дымов, который тоже потом говорил, что не мог и не хотел этого делать. Зайцев смотрел сейчас на этого юного убийцу и не верил его словам относительно случайности, не мог верить и не хотел!
- Потом вошёл Алкин отец, - продолжал уже тихим голосом, Антон. - Я не видел как, но его оглушил по голове уже в коридоре Аркадий... Я в этот момент стоял ещё над Алкой, я думал, что она живая, потом наклонился, послушал сердце... Вошёл брат, тоже над ней склонился, сказал, что всё кончено, поднял меня, повёл в коридор, и тут только я увидел на полу кухни... страшное, а в коридоре убитого Алкиного отца. Я был как в тумане, мы пришли за сараи, сняли с себя одежду, потом её сожгли на пустыре, и лишь к вечеру я рассказал Аркадию, что подстава с Ефимом не сработала, меня видела его соседка Агата. И вот тут только Аркадий принял страшное решение, она была опасна нам, эта тётка! Всё воскресенье он её выслеживал, но Агата была на виду, не возможно было подобраться... Я сидел у неё во дворе, слышал, как она договаривалась со своим начальником ехать утром за молоком... Он приходил к ней вечером к дому в воскресенье, живёт рядом. А я знал от Курбатова, что они тем же утром понедельника будут перегонять фургон с краской в тот же Пролетарский посёлок, но его грузчиком не берут, потому что он не надёжный после воскресных пьянок. Мы эти два момента с Аркадием перетёрли... Ведь если они одновременно выезжают, то дорогой должны где-то встретиться, или там уже в посёлке всё будет закончено. Решили действовать напролом. Он пришёл в ДК, забрал грим, ночью наложил себе на лицо, как умел, но получилось похоже, будто это и впрямь мог быть Ефим. Сделал его раздвоенный подбородок, сплющенный нос... А я вечером уехал с ребятами на рыбалку, для алиби, но потом рано вернулся...Теперь нам точно нужен был тот, на кого перевести все стрелки можно... Курбатов походил, как нельзя кстати! И как вы так за него не зацепились? Мы же всё рассчитали! - с досадой в голосе, проговорил Антон, опустив голову. - Когда машина остановилась, мы даже краску разлили, чтобы она отпечаталась на месте, если удастся вылезти, если вдруг такой момент представиться, и он нам представился...
- Значит, я так полагаю, что раскаяния никакого с твоей стороны нет, - Султанов вскинул глаза на Антона. - У тебя досаду вызвал тот факт, что вас всё же накрыли с Аркадием, несмотря на ваши выверты и подставы. Так понимать твои слова?
- Как хотите, так и понимайте, - дерзко огрызнулся Сячин, скривив губы в зловещей улыбке. - Аркадий не мог эту женщину оставить, после того, что было у Фалиных, уже не мог... Но он не хотел сначала её трогать, а потом подумали, что к ней придут с опросом, и решились...
- Ты был с ним на переезде? - последовал вопрос Зайцева. - Был, я спрашиваю?!
- Да, был!..Был, ну был! - закричал Антон, вскочив со стула. - Я влез в кабину, как только машины встали у шлагбаума, а водилы пошли за сигаретами. Возник очень удобный момент, выпрыгнули из фургона с краской и... Отвлёк её разговором о погоде, о жаре... Аркадий влез с её стороны на подножку, и... Мне страшно, я не хочу! - Антон зажал ладонями лицо.
- Тебе сейчас страшно, а тогда... было страшно? Ты понимал сам, на что подписываешься, помогая брату? - спокойным голосом спрашивал Султанов.
Состояние Егора Зайцева не позволяло ему продолжать такую тяжёлую для него беседу, он резко поднялся из-за стола и ушёл с допроса. Его душили слёзы, в голову лезли страшные мысли и воспоминания, перед глазами возникала поляна ранним утром, на которой обнаружили тело его младшей сестры Анечки. Вот он пробирается через толпу солдат, кинологов со служебными собаками, принимавшими участие в ночных поисках сестры, раздвигает руками стоявших над телом товарищей, видит перед собой лица Султанова, Егорова, Пискунова... И её, лежавшую в густой траве, с белым как полотно неживым лицом, совсем ещё девочку, будто бы спящую красавицу, откинувшую в сторону руку с раскрытой ладонью... Он, заперевшись у себя в кабинете, прижался спиной к стене у окна, закрыл лицо руками и горько заплакал, вынося из души все мучившие его последние дни чёрные мысли и воспоминания.
В Краснодар тут же полетел запрос на остановку дела Рудакова, после полудня уже были известны некоторые подробности допроса Сячина. Генерал Богданов своим распоряжением даёт добро на освобождение из под стражи Анатолия Рудакова. За ним отправляют старшего сержанта Тарасюка.
В это же время в Приморске освободили Ефима Курбатова из-под стражи, проведя с ним профилактический разговор, относительно его спиртных пристрастий, и то, каким образом на его дальнейшей жизни могут сказаться подобные увлечения.
Терещенко и Рюмин перечитывали протокол допроса Антона Сячина, сидя вечером в кабинете следственной группы по делу Цветковой, которое решено было объединить в одно производство с делом Фалиных.
- Наташке сразу не понравились его тёмные очки, когда она опрашивала этого Осипова. Днём напялил с чёрными стёклами, - говорил Александр, шурша листами протокола. - Сячин указывает тут, что в аптеке были куплены капли для глаз с витаминами, которые в большом количестве во время применения вызывают покраснение и зуд, отёк, будто глаза вобрали в себя много воды. Теперь замкнулась вся цепь событий... Теперь понятно, каким образом убийца добился такого эффекта, водянистых, рыбьих глаз, о которых рассказал Влад Торопов. Будто вечно пьяный Ефим с опухшими веками, выскочил им под ноги у переезда... и мы сперва поверили! Но, видимо, эффект долго не проходил, Осипов вынужден был одеть очки, и на репетиции не мог сразу быть в тот день, но за гитару Толика, всё же взялся. Был в этом расчёт или нет, он сам нам должен рассказать, только где он осел, такой осторожный, вот вопрос? План "Перехват" по горячим следам ничего не дал, его ориентировки разосланы по всему Краснодарскому Краю и Ростовской области.
- К нему домой, к его отчиму в Тимоново отправили наружку? - Рюмин оторвался от бумаг, подняв голову.
- Конечно, но не думаю, что он туда прибежит. Поймёт, наверняка, что его там будут поджидать... Хотя, кто знает, ведь в Тимоново он родился, знает там каждый куст. Пусть не к отчиму, но в тот район он может прибыть. Я бы в первую очередь, там поискал, - Терещенко поднял трубку телефона, дозваниваясь домой. Наташа ушла сегодня раньше, Светлане Егоровой накануне стало совсем нехорошо, сработало тревожное настроение перед скорбной датой. Завтра 28 июля...
Многие, пришедшие на кладбище в понедельник 28 июля почтить память полковника милиции Алексея Михайловича Егорова, вспоминали тот холодный январский день пол года назад, когда они стояли на площадке у грунтовой дороги в застывших садковских плавнях, метёлки которых шурша от ветра, колыхались, размахивая отяжелевшими, покрытыми снегом венчиками. Было холодно, пустынно и непомерно тяжело... Разбитая милицейская машина, скрытая издалека этими высокими метёлками, одиноко стояла в заснеженной низинке, перед выездом на основную проезжую трассу в сторону города Годуново. Каждый из стоявших сейчас над могилой Егорова, вспоминал этот день по-своему. Истомин, возвышавшийся над скорбной толпой, видел перед собой лицо полковника Султанова, совершенно неживое, серое лицо с синими кругами вокруг глаз, как он отпихивая оперативников, стоявших в оцеплении, пытался пробраться к расстрелянной подлой предательской рукой, машине. Как Славик потом с трудом поднимал своего начальника с колен, пытаясь отвести его подальше от раскрытого салона милицейской "Волги"с лежавшими там убитыми товарищами. Терещенко, стоявший рядом с ним, не мог такого вспомнить, в тот момент, когда было совершено это подлое убийство, он находился ещё в больнице после страшной аварии в которую со Славиком и попал, но тот раньше оправился, смог выехать вместе с приморскими оперативниками, как только поступила информация от генерала Лазарева, в которую трудно было тогда поверить. Александр вспоминал Егорова, как живого. Он именно таким его помнил всегда, и вот теперь перед его глазами возникали тугие волны неласкового Чёрного моря, он сам, барахтающийся в них на последнем вздохе, свои руки, вскидываемые к солнцу, Алексея, плывущего ему на помощь, его лицо, с прилипшими чёрными мокрыми прядями на лбу и висках. Как Егоров тащил его по горячим камням от кипящего морского прибоя, задыхающегося от тяжёлого вынужденного заплыва и уже не чувствовавшего своего тела... Как они втроём спали на диване в Шатрово - Наташка, Сашка и её отец у стеночки, потому что раскладушка сломалась, а Егоров не мог позволить Сашке с больными сломанными рёбрами лечь на полу... Тяжёлый разговор с Алексеем тоже припомнился, там же в Шатрово многими днями позже, на песке у залива, ночью!.. Александр воспоминаний не выдержал, он уткнулся головой в плечо Егора Зайцева, задрожал всем телом, стараясь не выпустить из себя своего жалобного вскрика, слёз, переходящих в истерику. Ведь рядом была Наташка, теперь уже его Наташка, которую надо было поддержать, утешить, а так же вдова Егорова, Наташина мама Светлана. Боевая подруга своего мужа, много вместе с ним прошедшая и пережившая. Зайцев тоже вспоминал эти шумящие, хрустящие от мороза плавни, тот ледяной день, но ещё и сотни других моментов из их барачной жизни, в основном - весёлых! Таких же живых, искрящихся, подвижных, как и глаза самого Алексея Егорова, смотрящие на всех с любовью с портрета на памятнике. Но самыми горькими, страшными и тяжёлыми были мысли Евгения Султанова, который знал его намного раньше всех остальных здесь присутствующих. От отчаяния и боли он держался за плечо жены Алексея, одновременно положив вторую руку на груди возле сердца, растирая левую половину тела, незаметно для всех остальных. Непонятно было, как его сердце не остановилось тогда же, в тот морозный день у расстрелянной милицейской машины? Вот перед ним снова замороженное лицо, непокрытая седая голова генерала Лазарева, тот подводит его к машине, наклоняется вместе с ним к открытому салону... На переднем сиденье с откинутой назад головой лежит тело его друга, Алексея. Рядом с ним тело его водителя, Севы Ткачука, он уронил свою голову на руль, уткнувшись в него лбом... Нереальная картина, невозможная! Евгений Петрович зажмурил глаза, прогоняя страшное видение. Как такое могло вообще произойти?! До сих пор не верится в случившееся, и до сих пор не найдены ответы на все каверзные вопросы тогдашнего следствия.
- Не остановилось тогда моё сердце, но может быть оно остановится теперь? - произнёс Султанов тихо вслух, наклоняясь над могилой, чтобы положить на неё принесённые цветы.
Наташа опускается на колени, гладит портрет отца, вскидывает глаза к небу, слёзы непроизвольно катятся по её бледным щекам, льются за ворот тонкой шёлковой блузки, падают на шею и руки, прижатые к груди.
- Нет, ты не умер, папка, ты живой, с нами рядом... живой! Я знаю это, я чувствую! Ты всегда со мной, ты мне помогаешь, любишь, заботишься!.. Ты с нами, с мамой, с Мишкой, со всей нашей семьёй... Ты не ушёл, папка! Ты стоишь сейчас здесь и смотришь на нас, тебе неприятно, что мы плачем по тебе... Да, мы сейчас плачем по тебе, потому что не можем иначе!..
Она упала лицом в красные гвоздики, её не трогали, не смели трогать. Лишь слегка коснулась её плеча мама Светлана, которая так же как и дочь, погладила портрет мужа, но не со скорбным лицом, а с любовью и нежностью она к нему прикоснулась. Наташа поднялась, огляделась вокруг, потом снова перевела свой взор на отцовский памятник, откуда на неё смотрели будто из глубины времени весёлые глаза Алексея Егорова.
( Из серии приморских рассказов.)
Автор Ольга Азарова.