Утром, когда сосед заводит машину громче, чем вчера, в груди человека мелькает не злость, а нечто более тонкое и древнее - зависть. Не желание отнять чужое, а стремление иметь больше, чтобы звук был громче и блеск ярче, а само присутствие заметнее.
Это не порок и не слабость; это первый шаг по тропе, которая, ведёт не к соперничеству и не к конкуренции, а к войне. Не той, что с генералами и парадами, а настоящей, с пеплом в волосах и письмами, что не доходят.
Всё начинается с малого: с мальчика в школе, которому больно от чужой новой куртки.
С женщины в лифте, радующейся, что у соседки сумка скромнее.
С мужчины в офисе, шепчущего: «Он не заслужил», - хотя сам молчал, когда решалась чужая судьба.
Это не злоба. Это инстинкт выживания в мире, где уже не нужно прятать кусок мяса под камень, но всё ещё необходимо доказать: Я - выше.
И тогда на помощь приходит идеология, переодевающая зависть в мундир чести и шепчущая: «Ты не для себя. Ты - для справедливости».
И человек верит, потому что верить легче, чем признать - во мне то же нутро, что и в том, кого я ненавижу.
История знает тысячи таких переходов.
В Риме сенаторы убивали Цезаря, клянясь в верности республике.
Во Франции аристократы требовали казнить короля, крича о народе и свободе.
В Европе соседи жгли друг друга на кострах, твердя: «Еретик!».
Сегодня нет костров, но есть отмены. Нет инквизиции, но есть трибуналы в соцсетях. Нет «еретиков» - есть «токсики».
Механизм - тот же: чтобы возвысить себя, нужно понизить другого. И когда это становится нормой, война уже не требует приказа - она рождается сама, в каждом взгляде, в каждом молчании, когда видишь несправедливость и молчишь, потому что это - «не моё».
И тогда остаётся спросить: где остановился человек? На зависти? На соперничестве?
Или уже готов взять оружие - лишь бы доказать, что его правда единственная?