Глава двадцать девятая
- Мне нужно срочно поговорить с твоим отцом. – Произнёс Демидов, падая в кресло. – Мы можем поехать к Юрию Алексеевичу прямо сейчас?
- Зачем? – Удивился Пашка. – Что произошло? У тебя такая морда лица, будто тебя сейчас уволили.
- Послезавтра к двенадцати ноль-ноль я должен быть в приёмной Ельцина.
- В смысле? – Ещё сильнее озадачился Коробов. – У какого Ельцина? У дя … у Бориса Николаевича?
- В коромысле! – Отрезал Иван, в запале не расслышав оговорку приятеля. – У нас на всю страну пока один Ельцин. Борис Николаевич. Так поедем или нет?
- Поедем, конечно. – Кивнул Пашка. Он почти оправился от неожиданности и даже попытался пошутить. – Слышь, Иван? Проснулся знаменитым, это случайно не про тебя?
- Завидуй молча. – Парировал Демидов. – Короче, звони отцу и погнали. По дороге всё расскажу.
***
Коробов-старший пребывал в подавленном состоянии. Причиной тому стал ранний звонок из секретариата верховного совета. Разговор был очень коротким: референт без всякого вступления сообщил, что к одиннадцати часам приедет начальник отдела безопасности Александр Коржаков, и тут же положил трубку. Юрий Алексеевич ждал развязки, поскольку его изводила неопределённость положения, в котором оказался из-за собственной строптивости, и, тем не менее, почувствовал себя узником, которому сообщили, что сегодня его поведут на расстрел.
В своё время он свысока посматривал на Александра Васильевича, но не по тому, что считал того выскочкой. Выскочка — это почти ровня, а потому, что относил к разряду прислуги. Правда, после падения шефа с моста в конце сентября восемьдесят девятого Юрий Алексеевич попытался наладить отношения со старшим охраны, но было уже поздно. Потом ему часто вспоминались как бы ненароком оброненные Ельциным слова: «Тебе не сообщили о моей беде, а вот Санька сердцем учуял».
В тот злосчастный день он воспринял реплику шефа едва ли не как оскорбление, потому что считал недопустимым сравнивать ответственного партработника с каким-то охранником-солдафоном. Коробов хорошо знал характер Бориса Николаевича и нисколько не сомневался, что тот не станет долго держать при себе свидетеля позора. Вопреки ожиданиям, Коржаков сумел не только сохранить должность, но и стать почти что членом семьи, окончательно вытеснив многолетнего соратника из ближнего окружения. В глубине души Юрий Алексеевич продолжал надеяться на более-менее благополучный исход, однако решение шефа направить к нему домой начальника службы безопасности повергла его в совершеннейший ступор. Часы ожидания превратились в самую настоящую пытку. Разглядывая через окно проезжающие через двор машин, он живо представлял, как его выводят из подъезда в наручниках, усаживают в тёмно-синий воронок с непременной надписью «Почта» и увозят в неизвестном направлении. Увидев подъехавшую к подъезду «Волгу», Коробов вспомнил о Павле и бросился к телефону, чтобы предупредить об аресте, но остановился на полпути, сообразив, что в это время сына нет дома. «Не позорься. – Мелькнула в голове неожиданно здравая мысль. – Держись достойно. В конце концов, ты знал, во что может вылиться упрямство».
Юрий Алексеевич не стал заранее открывать дверь, хотя не меньше минуты разглядывал в глазок площадку. Ему не хотелось давать Коржакову лишний повод для торжества. Он был немало удивлён, увидев, что начальник службы безопасности вышел из лифта один, но тут же объяснил это необходимостью соблюдать определённые рамки приличия. «Решили соседей не беспокоить. По-тихому вывезти. Ну что ж? И на том спасибо», - подумал Коробов-старший, поворачивая защёлку через десять секунд после короткого звонка.
Гордо вскинув подбородок, Юрий Алексеевич смело взглянул в лицо гостя и тут же смешался, заметив, что в глазах Коржакова нет ни торжества, ни тем более злорадства, а только искреннее участие и даже сочувствие. Как будто тот пришёл навестить доброго, некстати приболевшего друга.
Александр Васильевич держал себя очень естественно и даже с некоторой ноткой подчинённости. Пройдя в гостиную, он первым делом вручил Юрию Алексеевичу конверт с деньгами и предложил расписаться в зарплатной ведомости, чем окончательно успокоил душу добровольного затворника. «Сами понимаете, Юрий Алексеевич, - деловым тоном, но с лёгким смущением, пояснил гость, - деньги подотчётные, порядок нужен. Будьте добры, сначала пересчитайте и только потом подписывайте. Здесь оклад плюс положенные вам надбавки. За выслугу, секретность и прочие особые условия». Обсуждение вопросов, связанных с оформлением пенсии, сопровождалось умеренным возлиянием, а в завершение Коржаков поинтересовался бытовыми проблемами будущего пенсионера. «Выкладывайте, Юрий Алексеевич, не стесняйтесь. – Произнёс он с ободряющей улыбкой. – Всё для вас сделаю. И не потому, что Сам приказал. А потому, что мужик вы на самом деле порядочный. Знаю, что сын ваш Павел, в Афгане служил. Я тоже афганец. А мы своих в беде не бросаем. Святой закон боевого братства».
Растроганный задушевными словами хозяин едва удержался от слёз. «Так, мелочь одна, - с трудом выговорил Юрий Алексеевич, старательно пряча повлажневшие глаза, - не хочется лишний раз тебя напрягать, Александр Васильевич». «Ну уж нет! – решительно встряхнул лысеющей головой гость. – Вижу, что нечасто к вам убираться приходят. Разве это порядок? Сегодня же хозяйственникам хвоста накручу». «Не стоит, Александр Васильевич. – Остудил Коржакова хозяин. – Лучше помоги Аннушку, домохозяйку мою отыскать. В монастырь, видите ли, подалась. Поможешь, век тебя благодарить буду».
Коржаков аккуратно записал данные беглянки в новенький блокнот и пообещал разобраться в ближайшее время. На том и попрощались.
Разговор с Коржаковым заставил Юрия Алексеевича по-новому заглянуть в себя: «Я сам во всём виноват. Напридумывал обид и забился в щелочку. Бросил друга в самый сложный момент. Хватит! Надо продолжать жить, а не прозябать в ожидании чей-нибудь жалости или подачки. В кого я превратился? В старого зануду? Ну ж нет! С понедельника займусь зарядкой. Никакого алкоголя. Буду ходить на все митинги в поддержку Бориса. Потребуется - вступлю в новую партию. Свет клином не сошёлся на коммунистах. Доигрались, довели страну до последнего предела. На глаза Ельцину лезть не стану. Заметит - позовёт. Позовёт - пойду. А не заметит — значит, так тому и быть».
Окрылённый новой идеей, Коробов-старший всерьёз решил заняться наведением порядка в запущенной квартире, и в этот момент в гостиной зазвонил телефон.
- У аппарата! – Бодрым голосом заявил Юрий Алексеевич. - Слушаю вас.
- Привет, батя! Хорошо, что ты дома. Можно подъехать? Хочу тебя с напарником, вернее с наставником познакомить. У него вопросы к тебе есть. Не для телефона.
- Приезжайте, конечно. – Обрадовался отец. – Только сразу предупреждаю: ни о каком интервью речи быть не может. Сам должен понимать. Я лицо не публичное. Вот засяду за мемуары, тогда, пожалуйста. С превеликим удовольствием.
- Зачётная шутка, батя! – Хмыкнул в трубку Пашка. – Только речь не об интервью, а о небольшой консультации по поводу знакомой тебе личности. Не переживай, самому интересно будет. А не захочешь, не обидимся. Посидим, поговорим и разойдёмся. Ну что? Мы выдвигаемся?
- Жду.
***
- Отец дал добро. Поехали? – Взглянул Пашка на Демидова. – Только не забудь рассказать, зачем на ковёр вызывали. Сам говорил. Помнишь?
- Помню. – Кивнул на ходу Иван. – Только понимаешь, в чём дело? Вышел от главреда, думал, что есть о чём рассказывать, а поостыл маленько, вроде как бы и не о чем.
- Вроде, как бы. – Передразнил Павел. – Отмазаться решил? Короче, хорош пургу гнать. А то не посмотрю, что отцу пообещал …
- Ладно. Твоя взяла. В общем, Третьякову позвонили из верховного совета. Сказали, что моя статья вызвала определённый интерес у руководства. Пригасили на встречу. Вот, собственно, и всё.
- Нет, брат! Не всё. Вижу что не договариваешь.
- Ну … Товиевич ещё предположил, что новая власть задумалась о журналистском пуле. Он сам не очень уверен. Просто предположил.
- Представляю, как вытянулось лицо у Абаринова! – Хохотнул Пашка. – Обошёл-таки начальника отдела.
- Ничего не обошёл. – Возразил Иван. - Мы с ним вместе идём. Вернее, едем.
- А с чего вы взяли, что с вами сам Ельцин будет разговаривать? Не слишком ли круто для начинающей газеты?
- Дело не в Ельцине, а в пуле. И даже не в нём.
- Что-то ты совсем заблудился, приятель. И Ельцин не Ельцин, и пул не пул. Чего тебе надобно, старче?
- Честно? – Замер на месте Демидов.
- Естественно. – Остановился Коробов. – Валяй, не тяни.
- Хочу понять, что такое Ельцин. – Серьёзно заявил Иван. – Я не подпишусь ни под какой пул, если твой отец скажет, что Ельцин - дерьмо. Так устраивает?
Предыдущая часть. https://dzen.ru/a/aTkVA4jO0i_BkCBz
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/