Я всегда считал, что лес зимой безопаснее, чем летом. Нет клещей, нет медведей, нет пьяных компаний с шашлыками. Только тишина, белая геометрия стволов и чистый воздух. Я любил уходить с камерой в заказник за городом, ловить «синий час» — тот момент сумерек, когда снег становится ультрамариновым.
В тот раз я увлекся. Погнался за кадром с лисой, сошел с просеки, углубился в ельник. А когда опомнился, солнце уже рухнуло за горизонт. Темнота зимой падает не плавно, а как мешок на голову. Раз — и ты слепой.
Мой навигатор в смартфоне сдох почти сразу — литий-ионные батареи дешевых телефонов ненавидят минус двадцать. Экран мигнул и погас. Я остался один, в незнакомом секторе леса, без связи. Единственное, что уцелело — моя тяжелая профессиональная «зеркалка» с внешней вспышкой. Я по привычке держал её под пуховиком, прижимая к телу, чтобы сберечь заряд аккумуляторов в тепле. Это меня и спасло.
Паники не было. Был холодный расчет: идти по своим следам. Но метель, начавшаяся внезапно, за полчаса стерла мою цепочку шагов, превратив лес в однородное белое месиво.
Я блуждал часа четыре. Ноги гудели, лицо потеряло чувствительность. Я понимал: если не найду укрытие, к утру я превращусь в ледяную скульптуру.
И тут я почувствовал запах. Дым. Сладковатый, густой запах березовых дров.
Я пошел на него, продираясь сквозь колючий кустарник. Через десять минут деревья расступились, и я вышел к оврагу. Внизу, в ложбине, стояла деревня.
Странная это была деревня. Дома старые, почерневшие от времени, вросли в землю по самые окна. Заборы покосились. Но в окнах горел свет — тусклый, желтый, электрический.
«Спасен», — пронеслось в голове.
Я скатился по склону оврага, утопая в снегу по пояс. Выбрался на единственную улицу. Тишина стояла ватная. Ни лая собак, ни гула машин. Только ветер свистит в проводах, которые провисли так низко, что их можно было достать рукой.
Я подошел к ближайшему дому. Окна были занавешены плотными тряпками, но щель оставалась. Я заглянул внутрь, надеясь увидеть хозяев.
Внутри, за столом, сидела женщина. Она сидела ко мне спиной, в платке, и что-то перебирала руками на скатерти. Перед ней стояла миска.
— Хозяюшка! — я постучал в стекло. — Пустите погреться! Заблудился!
Женщина вздрогнула. Медленно, очень медленно она начала поворачиваться.
Когда свет лампочки упал на её лицо, я отшатнулся, едва не упав с завалинки.
У неё не было рта.
Точнее, рот был, но он был... неправильным. Верхняя и нижняя губы отсутствовали напрочь. Кожа лица заканчивалась ровным, зарубцевавшимся краем, обнажая десны и зубы.
Из-за этого казалось, что она улыбается. Широко, безумно, во весь оскал. Розовые десны блестели в свете лампы, зубы были длинными, желтоватыми. Она смотрела на меня и улыбалась этой страшной, анатомической улыбкой.
А потом она подняла руку и помахала мне. Приветливо так.
— Ы-ы-и... — донеслось из-за стекла.
Звук был свистящим. Она не могла сомкнуть губы, чтобы произнести нормальные звуки. Это был свист воздуха сквозь зубы.
Меня сковал паралич. Мозг отказывался верить. Может, травма? Ожог? Авария?
В этот момент дверь соседнего дома скрипнула.
Я резко обернулся. На крыльцо вышел мужчина. Высокий, в ватнике на голое тело. В руках он держал лопату для снега.
Он посмотрел на меня.
У него тоже не было губ. Такой же вечный, застывший оскал. Он стоял и смотрел на меня, не моргая. Слюна текла у него изо рта, замерзая на подбородке ледяной сосулькой.
— З-з-з... — просвистел он.
И тут я увидел, что на улице появляются другие.
Они выходили из-за углов, из калиток, из сараев. Молча. Бесшумно, как тени. Старики, женщины, даже один подросток. Все они улыбались. У всех было одно и то же увечье. Десны, зубы, череп, обтянутый кожей.
Это не было болезнью. Это было... традицией? Ритуалом?
Они начали сжимать кольцо. Они не бежали, не размахивали топорами. Они просто шли ко мне, протягивая руки. Ладони у них были раскрыты, словно они хотели обнять меня.
— Д-а-й... н-а-м... — шелестел этот многоголосый свист.
Я попятился назад, споткнулся о собственные снегоступы, упал.
Мужик с лопатой подошел ближе. Я увидел его глаза. В них не было злобы. В них было какое-то детское, восторженное любопытство. Как у ребенка, который отрывает лапки жуку.
Он наклонился ко мне, и я увидел, что в руке у него не просто лопата. К черенку был привязан ржавый садовый секатор.
— К-р-а-с-и-в-о... — просвистел он, щелкнув лезвиями в воздухе.
Он потянулся к моему лицу. Он хотел сделать меня таким же. Подарить мне «улыбку».
Животный ужас взорвался во мне адреналином. Я вскочил, выхватил из-под куртки тяжелую камеру и ударил его объективом прямо в лицо.
Хруст зубов. Мужик отшатнулся, зажимая лицо руками и роняя секатор.
Я рванул прочь.
Бежать по сугробам было адом. Снег хватал за ноги, легкие горели от морозного воздуха.
Я оглянулся. Они гнались за мной. Вся деревня. Человек тридцать.
Они бежали странно — прыжками, высоко поднимая колени, чтобы не вязнуть в снегу. И они свистели. Этот звук — десятки глоток, втягивающих воздух сквозь оскаленные зубы — был громче любой сирены.
Я понимал, что они меня загонят. Они местные, они знают лес, они привыкли к этому холоду. А я городской, уставший, замерзший.
Впереди показался лес. Спасительная темнота. Я влетел между деревьями, петляя, как заяц.
Вдруг меня кто-то сбил с ног.
Я упал в сугроб, перекатился. Это была та самая женщина в платке. Она выскочила наперерез, двигаясь неестественно быстро. Она навалилась на меня сверху, прижимая к снегу.
— О-с-т-а-н-ь-с-я... — шипела она мне в лицо. Я чувствовал запах гнилых зубов и сырого мяса.
Я пытался оттолкнуть её, но она вцепилась мне в левый рукав куртки. И не просто руками. Она резко дернула головой и сомкнула челюсти на моем предплечье.
Раздался сухой треск рвущейся синтетики. Зубы прошили ткань пуховика, но, к счастью, завязли в утеплителе, не достав до кожи. Она рвала рукав, как цепной пес, мотая головой из стороны в сторону.
У меня не было оружия. Но в правой руке я всё еще сжимал камеру. Палец лег на кнопку спуска. Внешняя вспышка была включена и заряжена — индикатор готовности горел красным.
Я сунул объектив ей прямо в лицо. В эти широко раскрытые, привыкшие к темноте глаза.
Нажал.
ПЫХ!
Ослепительно-белый импульс света разорвал тьму.
Эффект превзошел все ожидания. Женщина завыла, разжимая челюсти. Она отпустила меня и схватилась за лицо, катаясь по снегу. Её веки, лишенные ресниц (я только сейчас заметил, что ресниц у них тоже нет), не смогли защитить сетчатку от ожога.
Я вскочил, наводя «оружие» на остальных, которые выбегали на поляну.
— Ну, кто еще хочет фото?! — заорал я диким голосом, срываясь на визг.
ПЫХ! ПЫХ! ПЫХ!
Я бил их светом. Стробоскоп в режиме полной мощности. В зимнем ночном лесу это было подобно взрывам сверхновых.
Улыбающиеся люди останавливались, закрывали лица руками, падали, натыкались на деревья. Они были ночными существами. Свет причинял им физическую боль.
Пока они были дезориентированы, я побежал.
Я бежал так, как никогда в жизни. Я не чувствовал ног, не чувствовал холода, не чувствовал, как ветки хлещут по лицу. Я просто ломился сквозь чащу, ведомый инстинктом самосохранения.
Через час я вывалился на трассу. Прямо под колеса фуры.
Водитель едва успел затормозить. Многотонная машина пошла юзом, но остановилась в метре от меня.
Когда я забрался в теплую кабину, трясясь и заикаясь, дальнобойщик посмотрел на меня с жалостью, смешанной с брезгливостью.
— Ты откуда такой вылез, парень? Тут же на пятьдесят верст ни души. Заповедник глухой.
— Там... деревня... — прохрипел я, показывая дрожащей рукой в темноту леса. — Люди... без лиц... Они улыбаются...
Водитель изменился в лице. Его расслабленная поза исчезла. Он быстро захлопнул пассажирскую дверь, с громким щелчком заблокировал замки и врубил передачу.
— Нет там никакой деревни, — жестко, с нажимом сказал он, глядя только на дорогу. — И никогда не было. Это «Гнилая падь». Там болота одни. Тебе померещилось. С холода это бывает, мозг кислородом голодает.
Он говорил уверенно. Пытался убедить меня. Но я видел, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих руль. И я видел, как он постоянно, каждую секунду косится в зеркало заднего вида, словно боясь увидеть там погоню.
Я добрался до города. Врачи диагностировали обморожение второй степени и нервное истощение. Сказали — галлюцинации от гипотермии.
Я почти поверил им. Почти.
Но вчера я выписался и решил проявить снимки с карты памяти. Я надеялся, что там будет просто черный лес. Или смазанные пятна.
Но техника не врет.
На последнем кадре, сделанном со вспышкой в упор, запечатлено лицо той женщины. Крупным планом. Переэкспонированное, жуткое.
Она кричит безгубым ртом, зажмурив глаза.
И знаете, что самое страшное?
На её желтых зубах, между клыком и резцом, застряли нитки. Ярко-синие синтетические нитки. Точно такого же цвета, как моя порванная куртка.
Они не галлюцинация. Они там. И они все еще голодны до чужих улыбок.
Все персонажи и события вымышлены, совпадения случайны.
Так же вы можете подписаться на мой Рутуб канал: https://rutube.ru/u/dmitryray/
Или поддержать меня на Бусти: https://boosty.to/dmitry_ray
#страшныеистории #мистика #случайвлесу #ужасы