— Опять она звонит! — Светлана с силой захлопнула дверцу шкафа. — Каждый день одно и то же: приезжай, приезжай. А я что, не существую вообще?
Андрей молча смотрел в телефон, где мигал пропущенный вызов от матери. Пятый за сегодня.
— Ты хоть слышишь, что я говорю? — голос жены становился всё резче.
— Слышу, — буркнул он, не поднимая глаз.
— И что ты собираешься делать?
— Не знаю, Света. Честно — не знаю.
Она села напротив, скрестив руки на груди.
— Понимаешь, твоя мама никогда меня не принимала. С самой свадьбы. Помнишь, как она сказала: "Городская штучка, ничего не умеет". Прошло семь лет, а для неё я так и осталась чужой.
Андрей вздохнул. Эти разговоры повторялись с пугающей регулярностью. Мама действительно была резкой в словах, а Светлана — обидчивой. Между ними с первой встречи пролегла невидимая стена, которую он не мог разрушить.
— Мама просто другая, — попытался он объяснить. — Деревенская, прямая. Она не со зла.
— Ага, не со зла, — Светлана встала и направилась на кухню. — Значит, я просто дура обидчивая, да?
— Я этого не говорил!
— Но думаешь!
Дверь кухни захлопнулась. Андрей откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Телефон снова завибрировал — шестой звонок. Он сбросил вызов и выключил звук.
На следующее утро они почти не разговаривали. Светлана готовила завтрак с холодным видом, Андрей листал новости, делая вид, что всё нормально. Только было не нормально.
— Я сегодня после работы к подруге заеду, — сказала она, наливая кофе.
— Хорошо.
— Ужин в холодильнике, разогреешь.
— Угу.
Она хотела добавить что-то ещё, но передумала. Когда за Светланой закрылась дверь, Андрей наконец включил телефон. Девять пропущенных от мамы. Сердце сжалось от тревоги — обычно она не звонила так настойчиво.
Он набрал номер. Мама ответила после первого гудка.
— Андрюша, сынок...
В её голосе звучало что-то незнакомое — усталость, какая-то надломленность.
— Мам, что случилось?
— Ничего, ничего. Просто соскучилась. Давно ты не приезжал.
— У нас с работой сейчас завал, потом майские праздники... — он замялся. — Может, на лето приедем?
— Конечно, сынок. На лето.
Но что-то в её интонации заставило его насторожиться.
— Мама, ты точно в порядке?
— В порядке, в порядке. Не волнуйся. Ты лучше Светочку береги, хорошая у тебя жена.
Андрей опешил. Мама никогда не говорила так о невестке. Обычно между ними проскакивали колкости, недомолвки, холодная вежливость.
— Мам...
— Всё, сынок, мне идти надо. Целую.
Она повесила трубку раньше, чем он успел что-то спросить.
Весь день Андрей чувствовал беспокойство. К вечеру решение созрело само собой. Когда Светлана вернулась от подруги, он уже паковал небольшую сумку.
— Ты куда? — она остановилась в дверях спальни.
— К маме. На несколько дней.
— Как удобно, — её голос стал ледяным. Поссорились, и сбежал к мамочке. Классно придумано.
— Света, это не из-за ссоры...
— А из-за чего? Она позвала — ты поскакал?
— Со ней что-то не то. Я чувствую.
Светлана усмехнулась:
— Конечно, она же мастер манипуляций. Знаю я эти приёмы. Позвонит, скажет что-то невнятное, и ты уже мчишься через полстраны.
— Почему ты всегда так?
— А ты почему никогда не видишь, как она нас разводит по углам?
Андрей застегнул сумку и повернулся к жене:
— Понимаешь, у меня одна мать. И если ей плохо, я должен быть рядом.
— А я? Мне не плохо, по-твоему? Я тут одна работаю, готовлю, убираю, а ты даже не замечаешь!
— Заметил бы, если бы ты не орала каждый день!
Повисла тяжёлая тишина. Оба понимали, что зашли слишком далеко.
—Знаешь что, Светлана развернулась и вышла из комнаты, езжай. Езжай к своей маме. Может, хоть там тебе будет хорошо.
Утром он уехал, не попрощавшись. Светлана притворилась спящей, хотя не сомкнула глаз всю ночь.
Дорога до деревни заняла пять часов. Андрей приехал к обеду и сразу понял, что был прав. Мама открыла дверь, опираясь на косяк, лицо бледное, глаза потухшие.
— Мам! — он обнял её, и она показалась такой хрупкой, будто могла сломаться.
— Приехал, сынок...
— Что с тобой? Почему не сказала, что плохо?
— Да ничего особенного, — она попыталась улыбнуться. — Простыла немного. Пройдёт.
Но в доме было холодно, печь не топлена, посуда грязная — совсем не похоже на педантичную Веру Ивановну, у которой всегда был идеальный порядок.
— Сколько ты так?
— Неделю, может, полторы. Не считала.
— И никому не позвонила? Соседи хоть знают?
— Зачем людей беспокоить. Сама справлюсь.
Андрей закатал рукава. Сначала растопил печь, потом помыл посуду, принёс воды из колодца, сходил в магазин. Мама пыталась протестовать, но он не слушал.
К вечеру приготовил суп — по её рецепту, который помнил с детства. Они ели молча, и Андрей понял, как давно не был здесь по-настоящему. Не наездами на пару часов, а вот так — чтобы просто побыть рядом.
—Сынок, мама отложила ложку, Светлана как?
— Нормально. Работает.
— Вы поругались?
Он хотел соврать, но не смог:
— Да. Как обычно.
Вера Ивановна кивнула:
— Из-за меня?
— Не из-за тебя, мам. Просто... сложно.
— Значит, из-за меня, — она вздохнула. — Андрюша, я многое понимаю. Я не слепая. Я Светку обижала. Не специально, но обижала.
— Мама...
— Дай договорю. Я всю жизнь в деревне прожила, после отца твоего одна осталась. Привыкла всё сама делать, никому не жаловаться. А когда ты привёз невесту — такую городскую, красивую, мне показалось, что она не для нашей жизни. Я думала, ты намучаешься с ней.
Андрей молчал.
— Но я ошиблась. Светлана — хорошая. Она тебя любит, дом ваш ведёт, не жалуется. А я вместо того, чтобы помогать, только камни бросала. Вот и вышло, что вы с ней из-за меня ругаетесь.
— Не из-за тебя, мам, честно...
— Из-за меня, сынок. Не спорь со старухой.
Она встала и прошла в комнату, а Андрей остался сидеть на кухне, переваривая услышанное.
Следующие дни пролетели в заботах. Андрей готовил, стирал, топил печь, ходил за продуктами. Мама постепенно приходила в себя, но он видел — ей одной сейчас трудно. Дом большой, хозяйство требует сил, которых уже нет.
Вечерами они разговаривали. О жизни, о прошлом, о том, как он был маленьким и мама ради него отказывалась от всего. О том, как после смерти отца она осталась одна в этом доме и никогда не просила помощи.
— Я же не хотела вас обременять, — сказала она однажды. — У тебя своя семья, своя жизнь. Зачем вам старая больная женщина?
— Мама, не говори так.
— Но это правда, сынок. Я понимаю. И понимаю, почему Светлана меня не любит. Я сама виновата.
На четвёртый день, когда Андрей стирал бельё в старой машинке, его вдруг осенило. Светлана дома делает то же самое. Каждый день. Готовит, убирает, стирает, и он воспринимает это как должное. Никогда не благодарит, не помогает, считает, что так и надо.
Он вспомнил её слова перед отъездом: "Я тут одна работаю, готовлю, убираю, а ты даже не замечаешь". Как же он не замечал? Как мог быть таким слепым?
В пятый вечер, когда они сидели на кухне за чаем, мама сказала:
— Андрюша, я хочу попросить тебя кое о чём.
— Да, мам.
— Когда вернёшься домой, обними Светку. Крепко обними и скажи спасибо. За всё. И передай от меня... передай, что я была неправа. Что я прошу прощения. Что у тебя золотая жена, и ты не имеешь права её не ценить.
Андрей почувствовал, как к горлу подступает ком.
— Мама, я сам хочу перед тобой извиниться. Я был плохим сыном. Редко приезжал, звонил по праздникам, а ты здесь одна...
— Ты не плохой, сынок. Просто жизнь такая. Но теперь ты знаешь, как оно — вести хозяйство одному. Теперь ты понимаешь, что значит заботиться о доме. Так вот береги свою Светлану. Она это всё делает для тебя. Каждый день.
Андрей уехал через неделю. Мама окрепла, соседка обещала заглядывать. Но самое главное — что-то изменилось в нём самом.
Когда он вошёл в квартиру, Светлана стояла на кухне и резала овощи для салата. Услышав шаги, она замерла, но не обернулась.
— Света.
Она молчала, продолжая резать огурец.
— Светлан, прости меня.
Нож замер в воздухе.
— За что? — её голос дрожал.
— За всё. За то, что не ценил. За то, что не видел, как ты устаёшь. За то, что всегда вставал на сторону мамы, не пытаясь вас помирить.
Она повернулась. На глазах блестели слёзы.
—Мама передала тебе, продолжил он, что ты у меня золотая жена. И что она была неправа. Просит прощения.
— Что?
— Она заболела. Я всю неделю за ней ухаживал. Готовил, убирал, стирал. И понял... понял, каково тебе. Каждый день. А я даже спасибо не говорил.
Светлана не сдержалась и заплакала. Андрей обнял её, прижал к себе.
— Прости меня, — повторил он. — Я был слепым идиотом.
Они стояли так, обнявшись посреди кухни, пока слёзы не закончились.
— Твоя мама правда так сказала? — тихо спросила Светлана.
— Правда. Она просила тебя о встрече. Хочет поговорить.
— Не знаю, Андрей... Столько лет...
— Пожалуйста. Дай ей шанс. Дай нам шанс всё исправить.
Они поехали вместе через неделю. Светлана всю дорогу нервничала, крутила в руках платок. Но когда мама открыла дверь и увидела невестку, в её глазах стояли слёзы.
— Светочка, доченька...
Вера Ивановна обняла её, и Светлана, не выдержав, разрыдалась. Все обиды, накопленные за годы, вырвались наружу вместе со слезами.
— Прости меня, родная, — шептала свекровь. — Прости старую дуру. Я была неправа. Так неправа...
Они плакали, обнявшись на пороге, а Андрей стоял рядом, не в силах сдержать собственные слёзы.
Потом сидели на кухне, пили чай с вареньем, и говорили. Долго, обо всём. О прошлых обидах, о недопонимании, о том, как трудно было найти общий язык.
— Я просто боялась, — призналась Вера Ивановна. — Боялась, что потеряю сына. Что ты увезёшь его в город, и я останусь совсем одна. Вот и вела себя так... холодно.
Светлана взяла её за руку:
— Я никогда не хотела забрать у вас сына. Просто хотела, чтобы вы меня приняли.
— Теперь приму, доченька. Теперь точно приму.
Светлана осталась помогать по хозяйству. Они вместе готовили, убирались, работали в огороде. И впервые за семь лет замужества она почувствовала, что у неё есть настоящая семья. Не просто муж, а целая семья — со свекровью, которая наконец назвала её дочерью.
Андрей смотрел на них и понимал: этот урок он запомнит навсегда. Больше никогда не будет воспринимать жену как должное. Больше никогда не станет слепым к её заботам и усталости.
Вечером, когда они собирались спать, Светлана обняла его:
— Спасибо, что привёз меня сюда.
— Это тебе спасибо. За терпение. За то, что дала нам шанс.
— Знаешь, твоя мама... она хороший человек. Просто мы с ней не сразу поняли друг друга.
— Теперь поняли?
— Теперь — да. Наконец-то.
Они уезжали через три дня, но договорились приезжать чаще. Вера Ивановна стояла у калитки, махая платком вслед машине, и Светлана тоже махала в ответ — теперь уже без страха и обиды.