Глава 6 «Открой же мне дверь»
Будильник прозвенел в тот миг, когда первые лучи солнца, еще только намечались на горизонте. Парень поднялся по первому же звуку, привычным движением выключив вибрацию. Тишина. Идеальная, предрассветная тишина, которую он ценил больше всего. Короткая разминка — и жаворонок уже облачался в спортивные штаны и синюю, плотную кофту.
Он проскользил по коридору как тень, бесшумно прикрыл за собой дверь. Вот парень и оказался на лестничной клетке. Самая сложная часть тренировки была позади. Оставалось лишь спуститься вниз и вдохнуть полной грудью утреннюю, колючую прохладу.
На улице он замер на секунду, вбирая в легкие холодный воздух и выпуская его густым, белым облаком. Теперь можно было войти в поток. Под удары тяжелого бита в наушниках он оттолкнулся от земли, и его ноги сами понесли его по до боли знакомым улицам. За месяцы таких пробежек все ближайшие районы были изучены наизусть, но он искусственно менял маршруты, не давая телу и уму заскучать. Неизменной оставалась лишь финальная точка — спортивная площадка в соседнем дворе.
Там начиналась вторая часть ритуала — силовая тренировка. Сбросив кофту на ржавый турник, он начал подтягиваться. Мышцы отзывались четко и послушно. Он и не думал, что когда-то этот адский кайф от жжения в мышцах на морозе станет для него приятным и лучшим способом доказать себе, что он сильнее — сильнее обстоятельств, сильнее собственной лени.
К концу подхода солнце уже золотило крыши. Пора было закругляться. Накинув кофту на вспотевшие плечи, он рванул в обратный путь. На тротуарах начали появляться первые сонные фигуры, спешащие на работу. Их взгляды — пустые, уставшие, иногда осуждающие — скользили по нему. Им такое рвение было непонятно. Хотя, он был уверен, кто-то из них позже за ланчем будет хвастаться, что «тоже бегает по утрам», с трудом отлепляя второй круассан от тарелки.
Пока ноги сами несли его домой, мысли уже переключились на следующий этап — завтрак. Что приготовить сегодня?
Вернувшись, он принял короткий, контрастный душ, смывая с себя ночь и пот, и с наслаждением ощутил, как разгоряченные мышцы начинают тихо ныть, запуская процесс восстановления.
На кухне он действовал на автопилоте, доставая из холодильника продукты наугад. Готовить его никто не учил. Его кулинария была сборником удачных и не очень экспериментов, наукой, выстраданной на собственной шкуре. Пока на сковороде шипел очередной опыт, на территорию кухни просочилась сонная девушка. Демонстративно зевнув и потянувшись, она свалилась на стул, поджала ноги и уронила на них голову.
— Доброе утро, Джон. Что сегодня на растерзание?
На лице парня промелькнула легкая, почти незаметная улыбка. Ему нравился этот сонный голос.
— Экспериментальный омлет с овощами. Кофе будешь?
— Глупый вопрос. Без него я рухну где-нибудь на полпути к магазину.
Поставив перед ней кружку с щедрой порцией молотого кофе, он изучающе взглянул на сестру. Ее зеленые глаза снова украшали глубокие, синеватые тени, которые странно гармонировали с сонной улыбкой. В помятой пижаме в зеленый горошек она выглядела мило, но у Джона эта картина вызывал лишь тревогу.
— Снова сидела до рассвета? — спросил он, возвращаясь к плите.
— Может, и так, — пробурчала она, уткнувшись носом в кружку.
— И что на этот раз? Рейдовый босс не давался или какая-то подобная ерунда?
Джон помешивал омлет, который уже набирал нужную форму. Дженис же водила пальцем по краю кружки, оттягивая момент ответа.
— Ну да... Гринд на новые шмотки.
— Врешь, — спокойно, но твердо парировал он, сваливая порцию на тарелку и ставя ее перед ней. Одновременно другой рукой он залил в ее кружку кипяток. — Если бы это была правда, первым делом ты бы заверила, что это не ерунда. Да и обычно перед такими марафонами ты закупаешься провизией как в бункер. Почему не спала?
Дженис тяжело выдохнула. Она и не думала, что ее ритуалы подготовки к игровым ночам сыграют против нее. Пришлось сознаться. Пока Джон накладывал себе завтрак, она, избегая имени, рассказала о долгой ночной переписке со старым знакомым. И в конце, случайно, выпалила:
— ...с Марком.
Удар. Ложка с грохотом отскочила от столешницы и упала на пол.
— Что ты сказала? Ты всю ночь трещала с этим... этим бараном?!
— Он не баран! — возрозила Дженис. — И какая тебе, в принципе, разница, с кем я общаюсь?
Джон заставил себя сделать глубокий, дрожащий вдох. Техника дыхания, которая всегда помогала, сейчас давала сбой. Кровь гудела в висках.
— Может, мне и нет дела, — сквозь зубы выдавил он. — Но я могу попросить? Закинь его в черный список.
— Без объективной причины — нет. И спасибо за завтрак. Увидимся после смены.
Она вскочила и вылетела из кухни. Оказывается девушка просто закинула всё в себя особо не пробуя. Через мгновение входная дверь хлопнула. Она снова сбежала, наверняка что-то забыв. Но это было не важно.
Джон не сдержался и врезал кулаком по столу ещё раз. Тарелки звякнули. Мысль о Марке, как сорняк, проросла в его идеальное утро и отравила всё.
— Столько лет жили спокойно... И этот придурок снова здесь. Ему что, тут медком намазано?
Он грузно опустился на стул и взял вилку. Первый же кусок омлета обжег его неожиданной, едкой соленостью. Пересолил. Это случилось в тот самый миг, когда он услышал это имя.
Джону ничего не оставалось, кроме как отшвырнуть вилку и прошипеть в тишину опустевшей кухни:
— Какое же ужасное это слово — жизнь...
Тем временем Марк спал в своей берлоге, развалясь на диване в обнимку с гитарой, как с любимой женщиной. С того момента, как окно чата с Дженис потухло, в его голове непрерывно крутилась одна и та же мелодия. Вдруг его глаза открылись, и на лице расплылась легкая, почти детская улыбка.
— Уже утро? Ах, да...
Он осмотрелся. Все те же серые стены, бетонный пол. Но сегодня это место казалось не каморкой, а собственной территорией. Может, он просто смирился. А может, наконец-то что-то начало налаживаться. И этот день можно было сделать еще лучше.
Его пальцы сами потянулись к грифу, и касание холодных струн принесло знакомое спокойствие. Вскоре бетонный зал наполнился новой, необычной мелодией, которую он за ночь отточил до блеска в своих мыслях.
— Это не сон. Я всё и правда помню.
Так на свет появилось первое за долгое время новое музыкальное произведение. Марк уже начал думать, что разучился писать музыку, но оказалось, ему просто не хватало вдохновения под рукой. С этой мыслью и с непривычной легкостью в душе он впервые за много дней встал, не чувствуя тяжести в костях. Он аккуратно уложил гитару на еще теплое место на диване, распахнул руки в стороны и потянулся, чувствуя, как каждое сухожилие поет от усталости и удовлетворения. Его список дел был до смешного короток, но сегодня это не вызывало тоски. Нужно — значит, сделаем.
Сборы были аскетичны: гитара, усилитель, телефон. Металлическая дверь поддалась легкому толчку, все так же болтаясь со сломанным замком. Но даже этот факт сегодня не цеплял. Пусть висит. Главное — комната заперта, а на его жалкий диван и стол вряд ли кто-то позарится.
Прогуливаясь по улице с усилителем на перевес, Марк вновь заглядывался на прохожих. Сегодня они не казались злыми или равнодушными. Они просто жили. Смеялись, спорили, торопились. Им не было дела до какого-то Марка с гитарой, и уж тем более — не было желания ему навредить. Странно, но эта мысль теперь приносила не обиду, а облегчение.
На своём рабочем месте он установил усилитель, бросил чехол к ногам и снова взялся за любимое дело. И улица, залитая утренним светом, наполнилась музыкой. Казалось, звуки, выходившие из-под его пальцев, меняли сам воздух, делая его светлее. Люди начали останавливаться. Сначала на секунду, затем — на минуту. Кто-то притоптывал в такт, кто-то улыбался. Марк, удивленный, не остановился, а наоборот — подкинул в программу более энергичные, зажигательные треки.
Наградой стали не только улыбки, но и звон монет. За меньшее время он собрал вчерашнюю выручку и продолжил играть уже ради самого процесса. Сегодня даже струны не резали подушечки пальцев, позволяя играть, казалось, вечно.
Так прошло несколько часов чистого, почти медитативного потока. Одна аудитория сменяла другую: серьезный мужчина, задумчиво напевавший услышанный мотив; две подружки, снявшие его на видео; шумная компания парней, требовавшая чего покруче и свистевшая от восторга.
Правда, настоящий шок ждал Марка, когда он наконец опустил руки, чтобы стереть пот со лба. Воцарилась полная, давящая тишина. Толпа не расходилась. Десятки глаз, еще секунду назад сиявших от восторга, теперь смотрели на него с немым, почти голодным ожиданием. Он впервые столкнулся с спросом на себя.
— На этом... концерт окончен, — сдавленно, но громко объявил он, пытаясь скрыть нервную дрожь в голосе. — Спасибо за внимание. Вернусь завтра.
Толпа на мгновение замерла, а затем — рассеялась, не без сожаления, но без ропота. Остались лишь две девушки, примкнувшие к нему еще в середине выступления.
— Можно фото? Вы нереально круто играете!
Марк удивленно перевел взгляд с одной на другую, изучая их. Они были чуть моложе его и казались выходцами с разных планет. Брюнетка в цветастом худи, с растрепанными волосами и потрепанным скейтом под мышкой, излучала хаотичную энергию. Ее подруга, рыжая в очках, в бежевом пальто поверх строгой рубашки, выглядела как юный архитектор, заблудившийся на уличном фестивале. Что их связывало — было загадкой.
— Да... хорошо, — наконец кивнул Марк, чувствуя себя немного глупо.
— Круто! — выдохнула брюнетка и встала так близко, что Марк почувствовал запах ее парфюма — сладкий и резкий.
Рыжая аккуратно пристроилась с другой стороны, скромно улыбнувшись и поправив очки.
— Мира, отодвинься, гитару не видно.
— Да-да, Лиса.
После нескольких коррекций было сделано с полдюжины сэлфи, на которых Марк застыл, как олень в свете фар, парализованный этой странной, новой для себя ролью — объекта чьего-то интереса.
— Круто играешь! — не унималась Лиса. Это была брюнетка. — Есть группа? Альбом?
Марк перебрал струны, отводя взгляд.
— До альбома далеко. Я только начинающий. Насчет группы... работаю.
— Начинающий? Да ты играешь, будто с гитарой родился! — глаза Лисы загорелись. — Я две ноты связать не могу!
— Лиса, спокойно, — мягко остановила ее Мира – Обладательницы рыжих волос. — Ты даже имени не спросила.
Мира повернулась к Марку, и ее взгляд за стеклами очков был спокойным и внимательным.
— Меня зовут Мира. А вас?
— Марк. И... поговорить о музыке я не против.
Мира сложила руки у груди, и ее улыбка стала теплее.
— Это здорово. Лиса очень вдохновляется музыкантами и сама учится. Было бы здорово, если бы вы дали ей пару советов?
Марк в замешательстве почесал затылок. Совет? У него? Довольно неожиданно. В этот момент у Миры зазвонил телефон. Она вздохнула, глядя на экран.
— Лиса, пора. Нас ждут.
Брюнетка недовольно фыркнула, но затем с внезапной решимостью вытащила из кармана блокнот, что-то быстро написала и, оторвав листок, торжественно протянула Марку.
— Наши ники и мой номер. Напишешь как-нибудь. Посоветуешь что-нибудь. Или концерт анонсируешь — мы придем! Обязательно!
Мира смотрела на подругу с легким упреком, но в уголках ее губ играла улыбка.
— Да. А теперь нам правда пора. Спасибо за все.
Когда девушки скрылись за углом, Марк разглядел листок. Помимо двух ников и номера, он был украшен нарисованными звездочками и наспех нарисованным, но милым котенком в углу. Это заставило его усмехнуться. Как она успела?
Спрятав листок в самый карман, он начал собираться. Пора было пообедать, а затем — в магазин инструментов. Нужно найти Дженис, рассказать ей про этот невероятный день и сыграть для нее новую песню.
Так Марк направился к магазину, надеясь по пути найти хоть какой-нибудь продуктовый. Живот начинал предательски урчать, требуя свою долю. Он подметил про себя: если хочешь жить по-новому, придется привыкать и питаться по-человечески. Иначе со скелетом, освещенного предсмертной аурой, никто фоткаться не захочет, не то что на его концерты ходить.
Но проблема была даже не в желании есть, а в возможности. Готовить было негде. Микроволновка, подаренная Лилей — за что ей низкий поклон, — не панацея. Питаться одним попкорном — перспектива так себе. Оставалась готовая еда. Не из кафе, конечно — там цены завтрак превращали в месячную зарплату уличного музыканта. Но в свою очередь магазинный вариант особым вкусом не отличался.
Марк вздохнул, прислушиваясь к редкому, но глубокому урчанию в животе, смешавшемуся с городским гулом. В голове внезапно всплыли угощения от Лили. Вот ещё вариант. Горячая, домашняя еда, приготовленная для тебя лично... От одной мысли у него свело желудок. Но садиться на шею полторашке было ниже его достоинства. Значит, и этот путь отпадал, оставляя его на пороге вечных перекусов.
Смирившись, Марк вышел на охоту, внимательно осматривая улицы. Но его взгляд зацепило нечто иное.
Он остановился напротив витрины, за которой красовался целый сад. Обычный цветочный магазин. Но почему-то именно сегодня, впервые в жизни, он приковал к себе взгляд. Марк не разбирался в цветах, но просто смотреть — не запрещено. Его карие глаза скользили от одного пышного букета к другому, лишь мельком выхватывая ценники, от которых рука в кармане джинсов непроизвольно сжималась в кулак. Почему они такие дорогие? Временное украшение, которое завянет через неделю, а стоит, как крыло самолёта.
Но даже это не остановило его. Он мысленно пересчитал наличность. Да, сегодняшний улов был щедрее, но все равно — смехотворно мал. Перед ним встал выбор, и тело, опередив разум, сделало его почти мгновенно. Он хотел многого, но этот жест казался... правильным.
Уже через десять минут он снова шагал по улице, но теперь в его руке, сжимаемой чуть ли не в судороге, была одинокая, идеальная роза с каплей воды на бархатном лепестке. Это было всё, на что хватило, но сам факт обладания ею придавал странной уверенности, почти заглушавшей голод. Чувство усилилось, когда он увидел нужный магазин через дорогу. В голове уже рисовались картины теплой встречи, разговора с глазу на глаз, без свидетелей в лице Ли.
С этим чувством он вошел внутрь и тут же замер, едва переступив порог. За прилавком стоял не Дженис, а он — парень в синей кофте. Дверь закрылась с привычным звонком. Джон поднял взгляд, и его лицо исказилось, словно он увидел не человека, а нечисть.
— Что ты тут забыл? — прозвучало сквозь зубы.
Марк силой воли вернул себя в реальность. Мысль о Дженис помогла сдержать первую волну ярости.
— Я пришел к Дженис. Где она?
— Не твоего ума дело. А теперь проваливай.
Марк отвел взгляд, чтобы не видеть это раздражающее лицо.
— Мне просто нужно с ней встретиться. Можешь быть попроще?
— Вот как ты заговорил? — Джон вышел из-за прилавка, изучающе оглядывая оппонента. Его взгляд — острый, профессиональный — сразу же выхватил детали: чехол от гитары хорошей марки, дорогой усилитель на аккумуляторах. Эти вещи в руках Марка. Это заставило его нахмуриться еще сильнее.
— Тебе не о чем говорить с моей сестрой. Что ей может сказать такой, как ты? Ты просто мелкий жулик, которому повезло не сесть! Не удивлюсь, если и гитару эту спёр!
По спине Марка пробежала ледяная дрожь. Джон перешел черту. Но что-то внутри, какое-то древнее, выстраданное терпение, все еще пыталось удержать бурю.
— Ну? Что затих? Правда глаза режет? — Джон продолжал наседать, шаг за шагом сокращая дистанцию.
Вместо крика Марк лишь тяжело выдохнул и тише, чем обычно, медленно произнес, выжимая из себя каждое слово:
— Ты даже не представляешь... что мне пришлось пережить... чтобы получить эти вещи. Единственные... по-настоящему мои...
Он поднял на Джона взгляд — холодный, тяжелый, бездонный. Уверенность в глазах противника дрогнула. Джон засуетился, его взгляд метнулся по сторонам в поисках новой точки атаки. И нашел ее. Зеленые глаза выхватили в руке Марка алый всполох. Розу.
В голове Джона все сложилось в единую, картину. Защита сестры, чистая, животная, взяла верх. Он резко выхватил цветок и швырнул его на пол, где тот бессильно отскочил от кафеля.
— Ты думаешь, такими подачками ей что-то докажешь? — зарычал он, принимая боевую стойку.
Но предупреждение было излишним. Удар прилетел мгновенно, тихо и точно. Джон даже не успел моргнуть, как оказался на полу у подножия стойки. Перед ним стоял Марк, горящий от немой ярости, все с тем же ледяным взглядом.
— Я тебя прямо здесь придушу, щенок, — тихо, но с такой четкостью, что слова врезались в сознание, процедил Марк.
Но на Джона это больше не действовало. Он вскочил, чувствуя прилив адреналина, и нанес ответный удар. Он больше не убегает. Марк отшатнулся, прикрывая лицо. Нос, не заживший после визита якудза, снова заныл огненной болью. Но тело быстро отключило болевые сигналы. Он выпрямился, сбросил гитару с плеча и, словно таран, бросился на Джона, вдавливая его в прилавок. Тот с грохотом пополз назад, роняя со стеллажей каподастры, медиаторы, струны.
Теперь они говорили на единственном общем языке — языке кулаков и боли. Детская картина изменилась. Раньше в таких потасовках избитым выходил только Джон. Но за годы он научился давать сдачи. А Марк, напротив, отвык от уличных драк, его приоритет в кулачных боях потускнел. Гнев лишь подливал масла в огонь обоим, и никто не щадил оппонента.
Весь пыл в одно мгновение выбила из них швабра, опустившаяся на плечи Марка с глухим стуком. Он обернулся, готовый размазать обидчика по полу, и оцепенел. Даже Джон замер, вытирая кровь с губ.
Владельцем импровизированного оружия была Дженис. И самое страшное было не в швабре, а в ее лице. Оно было неестественно для неё бледным от холодной, беззвучной ярости.
Дождавшись, когда на нее обратят внимание, она шагнула в сторону и ткнула ручкой швабры в сторону двери. Ее голос, когда он наконец прорвался, был низким и не терпящим возражений:
— Немедленно... оба... вон из магазина!
Марк попытался стереть кровь с лица рукавом.
— Дженис, прости... Я просто хотел...
— ВОН! — ее крик разрезал воздух, как нож.
Марк на секунду встретился с ее взглядом, полным разочарования и боли, которых он не видел даже в детстве. Все понял. Поднял свою гитару и усилитель, не оглядываясь, вышел, оставив за спиной звон разбитого стекла и тяжелое дыхание.
Джон, пошатываясь, поднялся, пытаясь отряхнуться.
— Вот же придурок... Говорил же...
— И ты тоже. Уходи, — голос Дженис был уже беззвучен, но от этого не менее страшен.
— Но я...
— Уходи! Дойду сама! — она взмахнула шваброй, и Джон инстинктивно отпрыгнул. — Я ушла на полчаса, а ты тут устроил?!
Джон что-то пробормотал, но, встретив ее взгляд, смолк. Он молча понурив голову и вышел.
Когда дверь закрылась за ним, Дженис выпустила швабру из ослабевших пальцев. Гнев ушел, оставив после себя пустоту и усталость тяжелее свинца. Она обвела взглядом магазин: сдвинутые стеллажи, разбросанный товар, темные пятна на полу... И тут ее взгляд упал на то, что лежало недалеко от стойки. Роза. Примятая, с обломанными лепестками, на которую кто-то наступил.
Увидев ее, девушку пронзило острое, щемящее чувство стыда. Она все поняла. Слишком поздно. Грудь сжало так, что стало трудно дышать. Она медленно опустилась на корточки и потянулась к раздавленному цветку.
