Лидия Петровна мыла посуду после воскресного обеда, когда резко зазвенел домофон. Женщина вздрогнула – гостей она не ждала, а соседи обычно предупреждали о своем приходе заранее. Вытерев руки о полотенце, она подошла к трубке и нажала кнопку.
– Лидочка, это я. Открой, пожалуйста.
Тарелка выскользнула из рук и разбилась о кафельный пол. Сердце заколотилось так сильно, что перед глазами поплыли черные точки. Голос был до боли знакомым – низкий, немного хриплый, с той самой интонацией, которую она помнила наизусть.
– Виктор? – прошептала она, прижимая трубку к уху дрожащими пальцами.
– Конечно, я. Ты что, забыла мой голос? Открывай скорее, замерз совсем.
Лидия Петровна опустилась на стул. Руки тряслись так сильно, что она едва могла держать трубку. Виктор умер три года назад от инфаркта. Она сама стояла у его могилы, бросала горсть земли на крышку гроба, плакала до беспамятства. Как же теперь он может стоять под её подъездом?
– Лида, ты слышишь меня? Что случилось?
В голосе послышались знакомые нотки беспокойства. Именно так Виктор говорил, когда волновался за неё. Женщина зажала рот ладонью, пытаясь сдержать рыдания.
– Я сейчас спущусь, – выдавила она из себя и бросила трубку.
Лидия Петровна быстро накинула халат поверх домашнего платья и выбежала из квартиры. Лифт показался ей сломанным – кнопка не реагировала на нажатия. Пришлось спускаться пешком с пятого этажа. На каждом пролете она останавливалась, хватая ртом воздух и пытаясь успокоиться.
Возле подъезда никого не было. Лидия Петровна обошла весь двор, заглянула за мусорные баки, проверила соседние подъезды. Пусто. Только бабушка Зина из соседнего дома выгуливала свою таксу.
– Зинаида Ивановна, вы не видели здесь мужчину? Высокого, в темном пальто?
– Какого мужчину, милая? Тут никого не было. Только почтальон проходил час назад, да и то женщина. Что случилось? Ты какая-то бледная.
Лидия Петровна покачала головой и вернулась домой. В квартире было тихо, только часы на кухне отстукивали секунды. Она села на диван и попыталась успокоиться. Наверное, ей просто показалось. От одиночества и тоски можно многое придумать.
Но голос был таким настоящим, таким живым. Она помнила каждую интонацию Виктора, каждый оттенок его речи. Сорок лет прожили вместе, вырастили двоих детей, пережили и радости, и горести. Разве можно спутать голос любимого человека?
Дочь Олеся звонила каждый вечер, узнавала, как дела, не нужно ли чего. Сегодня разговор получился особенно долгим.
– Мам, может, тебе стоит переехать к нам? Или хотя бы домработницу найти? Одной тяжело в такой большой квартире.
– Зачем мне домработница? Я ещё не старуха беспомощная. Сама справляюсь.
– Но ты так мало общаешься с людьми. Сходи в центр для пожилых, там и танцы, и хор, и рукоделие.
– Олесенька, перестань обо мне беспокоиться. У меня всё хорошо.
Но хорошо ли? Лидия Петровна положила трубку и задумалась. Действительно, дни тянулись однообразно. Утром завтрак, потом телевизор, готовка обеда на одну персону, снова телевизор. Изредка в магазин, к врачу или на кладбище к Виктору. Друзья постепенно исчезали из жизни – кто уехал к детям в другие города, кто болел, кто тоже ушел в мир иной.
Вечером, когда Лидия Петровна готовилась ко сну, домофон зазвенел снова. Женщина замерла с зубной щеткой в руке. Часы показывали половину одиннадцатого. Кто мог прийти в такое время?
– Лидочка, опять я. Почему не открываешь? Думаешь, я не настоящий?
Лидия Петровна выронила щетку в раковину и медленно подошла к домофону.
– Витя, это действительно ты?
– Конечно, я. Помнишь, как мы познакомились? В библиотеке на Пушкинской. Ты читала Тургенева, а я подошел спросить, где отдел истории. Ты покраснела и указала пальчиком направление.
Сердце сжалось от боли. Он помнил их первую встречу в мельчайших подробностях. Тогда ей было двадцать три, а ему двадцать пять. Она работала школьной учительницей, а он инженером на заводе.
– Это не может быть правдой, – прошептала она. – Ты умер. Я была на твоих похоронах.
– Лида, я понимаю, как это звучит. Но я здесь, рядом с тобой. Позволь мне войти, и я всё объясню.
– Как ты можешь быть живым? Врачи сказали, что инфаркт был обширным. Реанимация не помогла.
– Послушай меня внимательно. Помнишь, в последнее время перед смертью я стал каким-то рассеянным? Забывал ключи, путал даты? Ты говорила, что я как будто витаю в облаках.
Лидия Петровна кивнула, хотя он не мог её видеть. Действительно, Виктор изменился за несколько месяцев до того дня. Стал задумчивым, молчаливым. Она списывала это на усталость и проблемы на работе.
– Я чувствовал, что что-то не так с моим здоровьем. Поэтому тайно обратился к врачу. Оказалось, мне нужна была срочная операция на сердце. Но я не хотел тебя пугать.
– Какая операция? О чем ты говоришь?
– Лида, в день, когда случился приступ, я уже лежал в больнице. Операцию делали экстренно. Всё прошло удачно, но врачи сказали семье, что я умер. Это была ошибка в документах. Пока я приходил в себя после наркоза, меня уже похоронили.
Женщина прислонилась к стене. Голова кружилась от невероятности услышанного.
– Но как же так? Я видела тебя в гробу. Прощалась с тобой.
– Лидочка, там лежал другой человек. Врачи перепутали. Я пытался связаться с вами, но в больнице сказали, что семья уже знает правду. Я думал, ты не захотела меня видеть после такого ужаса.
Лидия Петровна опустилась на пол прямо в прихожей. Мысли путались, сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Витя, если это правда, почему ты не приходил раньше? Три года я горевала, ходила на твою могилу каждую неделю.
– Я лежал в коме больше года. Потом долго восстанавливался. Память возвращалась постепенно. Только месяц назад врачи разрешили мне покинуть клинику.
– Какую клинику? Где ты был всё это время?
– В специализированном центре за городом. Лида, я понимаю, как тебе тяжело поверить. Но я готов всё доказать. Помнишь родинку у меня на левом плече в форме звездочки? А шрам от аппендицита, который я скрывал от всех?
Лидия Петровна помнила и то, и другое. Она гладила эту родинку, когда они обнимались по вечерам. А шрам Виктор действительно стеснялся, всегда прикрывал его рукой.
– Витя, а если ты действительно жив, то кто же тогда похоронен на кладбище?
– Другой мужчина, которого привезли одновременно со мной. У него не было документов, а наши карточки перепутали. Его семья, наверное, до сих пор ищет.
Женщина попыталась встать, но ноги не слушались. Всё происходящее казалось страшным сном, из которого никак не удается проснуться.
– Открой дверь, Лидочка. Позволь мне обнять тебя. Я так скучал все эти годы.
– Я боюсь, – призналась она. – Боюсь поверить, а потом снова тебя потерять.
– Я никуда больше не денусь. Мы проведем вместе все оставшиеся годы.
Лидия Петровна медленно поднялась и дошла до входной двери. Рука дрожала, когда она поворачивала замки. За дверью никого не оказалось. Лестничная площадка была пуста, только тусклая лампочка мигала под потолком.
– Витя? – позвала она в пустоту.
Тишина.
Женщина спустилась на этаж ниже, потом ещё ниже. Везде было пусто. Консьержка тетя Света дремала за стеклянным окошком, не реагируя на её шаги.
Вернувшись домой, Лидия Петровна заварила крепкого чая и села у окна. На улице было темно, фонари освещали пустынные дворы. Неужели всё ей померещилось? Но голос был таким реальным, таким знакомым.
Она достала старый фотоальбом и стала листать страницы. Виктор улыбался ей с пожелтевших снимков – молодой и счастливый. Вот их свадьба, вот рождение Олеси, потом сына Максима. Семейные праздники, отпуска на даче, выпускные дочери и сына.
Слезы капали на фотографии, размывая краски. Сорок лет совместной жизни, а потом пустота. Может быть, одиночество действительно сводит с ума? Может, она просто так хочет услышать голос мужа, что мозг начинает его воспроизводить?
Утром Лидия Петровна позвонила Олесе и рассказала о странных звонках в домофон. Дочь встревожилась и предложила приехать.
– Мам, может, тебе стоит обратиться к врачу? Или к психологу? После такой потери многие люди испытывают галлюцинации.
– Я не сумасшедшая, Олесенька. Голос был настоящим.
– Конечно, не сумасшедшая. Просто иногда горе заставляет нас видеть и слышать то, чего хотим больше всего на свете.
После разговора с дочерью Лидия Петровна почувствовала себя немного лучше. Действительно, может быть, это обычное дело для вдов – слышать голоса умерших мужей. Ничего страшного в этом нет.
Она привела квартиру в порядок, сходила в магазин, приготовила обед. День прошёл спокойно. Но вечером, когда женщина смотрела телевизор, домофон ожил снова.
– Лида, я знаю, ты думаешь, что схожишь с ума. Но это не так. Помнишь песню, которую мы слушали в день нашей первой годовщины? «Я спросил у ясеня».
Лидия Петровна выключила телевизор и подошла к окну. Во дворе стояла высокая фигура в темном пальто. Лица разглядеть было нельзя – слишком далеко и темно. Но что-то в силуэте показалось знакомым.
– Витя, это правда ты?
– Спустись ко мне. Не бойся. Я докажу, что я настоящий.
Лидия Петровна накинула пальто и выбежала из подъезда. Фигура стояла возле скамейки под фонарем. Когда женщина приблизилась, мужчина повернулся к ней лицом.
Это был не Виктор. Совсем чужой человек – моложе, с другими чертами лица, с другим голосом.
– Простите, я, наверное, ошиблась, – растерянно сказала Лидия Петровна.
– Всё в порядке, – улыбнулся незнакомец. – Вы выглядите расстроенной. Помочь чем-нибудь?
– Спасибо, не нужно.
Женщина поспешила обратно в подъезд. Значит, действительно галлюцинации. Нужно идти к врачу, принимать лекарства. Олеся была права.
Поднимаясь по лестнице, Лидия Петровна услышала знакомый голос сзади:
– Лидочка, не расстраивайся. Это был не я. Я рядом, но ты меня не видишь.
Женщина обернулась. На лестнице никого не было.
– Витя, если ты здесь, покажись мне. Я хочу тебя увидеть.
– Я не могу. Пока не могу. Но я обязательно найду способ вернуться к тебе по-настоящему.
– Что это значит?
– Просто знай – я тебя люблю. Всегда любил и буду любить. Ты не одна, Лида. Никогда не будешь одна.
Голос стал тише и растворился в тишине подъезда. Лидия Петровна долго стояла на лестнице, прислушиваясь к тишине.
В квартире она достала из шкафа Викторову рубашку – ту, что всё не могла заставить себя выбросить. Прижала к лицу, вдыхая едва уловимый запах его одеколона.
– Витя, если ты меня слышишь, дай знак. Хоть какой-нибудь.
В ответ тишина. Только часы на кухне отмеряли секунды, уносящие её всё дальше от счастливого прошлого.
Но странно – на сердце стало легче. Будто кто-то действительно был рядом, поддерживал и утешал. Может быть, любовь сильнее смерти? Может быть, те, кого мы любим, никогда не покидают нас окончательно?
Лидия Петровна улыбнулась сквозь слёзы и крепко обняла рубашку мужа