О выздоровлении
Первые дни болезни я лечился как полагается — с тоскливой добросовестностью. Лежал пластом, пил чай с мёдом, смотрел в потолок. Казалось, что лучше. Решил выйти — и всё пошло насмарку. Снова слег.
На этот раз дома не усидел. Поехал работать — снимать корпоратив. Это была компания «ONIVERSE» в очень дорогом ресторане. Там были колонны, лепнина и голая статуя древнегреческого философа в несколько метров высотой. Она стояла на фоне мраморной стены, и её накачанный, невозмутимый силуэт, кажется, очень нравился Андрею. «Философы, — думалось мне сквозь лёгкий жар, — утверждали, что физическое совершенство должно идти рядом с нравственным. Вот и он стоит — совершенный и безмолвный, а под ним три скрипки и виолончель».
Классику я не только люблю носить, но и слушать. Это разговор эпох и эмоций без слов, что-то вроде тихого, изящного бессмертия. А играли они, как водится, русскую попсу. Андрей ворчал. Но странное дело — одно и то же произведение в исполнении разных рук звучит как новая история. Каждый музыкант привносит в него своё — трепет, усталость, забывчивость — и творит прямо здесь, на глазах у всех, своими руками.
А вчера было иначе. Гала-ужин, гитарная группа. Исполняли они, конечно, тоже классику — только девяностых. «Nirvana», «Depeche Mode». Потом был джаз, потом танцы. Радовало это, признаться, куда больше, чем «Матушка-земля» на скрипке. Но душа — та странная, необъяснимая субстанция — слушала. И тихо, без всякой торопливости, выздоравливала. Будто музыка, любая, была тем самым древним лекарством, которое не лечит тело, а просто напоминает ему, как быть живым.
И теперь я сижу дома. Слабость в движениях, но уже не так. За окном — серый питерский день. А в наушниках — тихая скрипка Чайковского. И кажется, что выздоровление — это не когда проходит температура. Это когда вновь начинаешь слышать музыку.
