Я умерла четырежды за год.
Я родилась повитухой смерти в зимнее солнцестояние.
Иногда жизнь не убивает напрямую.
Она кладёт меня на алтарь и говорит:
«Смотри, как ты умираешь об каждого из выбранных мужчин и кем ты становишься после этого».
За 2025 год я умерла четыре раза.
Четыре фигуры.
Четыре рубежа.
Четыре поворота колеса года.
Я пришла в этот мир в этом теле в самый длинный день года - 21 июня - в летнее солнцестояние.
Каждая смерть наступила в сильную точку цикла: там, где энергия года сжимается в узел, где в личности не спрячешься от жизни.
В зимнее солнцестояние, я умерла снова.
И родила себя в качестве повитухи, доулы смерти.
Не профессии, а сущности.
Колесо года и колесо моих смертей
Год - не просто двенадцать страниц календаря.
Это колесо: расцвет, пик света, увядание, темнота.
Мои мужчины расположены на этом колесе, как четыре направления сторон света на компасе:
- тот, в ком я умерла весной, как ребёнок, которому снова не дали дорасти до любви;
- тот, через кого я умерла летом, как женщина, которой позволили хотеть и не выбрали;
- тот, кто осенью повторил старый сценарий: я снова оказалась не первой, не главной, не для отношений;
- и тот, чья зима стала моей внутренней ночью, в которой я наконец-то согласилась умереть целиком, всей отжившей собой.
Каждая смерть была не про мужчин.
Про меня - ту, которая ещё надеялась, что её спасут, выберут, заметят, оправдают.
Психологически это выглядело так:
я снова и снова приводила к алтарю одного и того же внутреннего ребёнка,
одну и ту же девочку с фразой «мне нравится, я хочу», и проверяла:
на этот раз скажут «какие глупости» или «я с тобой»?
И каждый по-своему говорил: «нет, я не выбираю тебя для себя».
Так работает сценарий: мы таскаем сквозь жизнь свою невыбранность через новые имена.
С точки зрения психологии: четыре акта одной драмы
Психика консервативна. Если в начале жизни меня «убили» фразой, жестом, холодом, она будет искать и находить этот момент снова и снова, чтобы переписать его, или, хотя бы, понять, что действительно случилось.
Каждый мужчина стал зеркалом:
- первого отказа,
- первого обесценивания,
- первого чужого молчания,
- первого «ты - не центровая».
Умирать об них - каждый раз сталкивать себя с тем, как умирает старый образ: та, которую всегда бросают, забывают, не выбирают.
С психологической точки зрения каждая «смерть» - это точка, где защита не выдержала. Где у меня не получилось снова сделать вид: «да всё нормально, я выше этого».
Именно в такие моменты рождаются новые роли и части личности.
Когда привычные «спасательница», «удобная», «магическая любимая»
перегорают, как предохранители.
И внутри встаёт другая: та, которая не реанимирует мёртвое. Та, которая уважает, признает, сопровождает смерть.
С точки зрения эзотерики: четыре жертвы - одна инициация
Каждый мужчина - не случайность. Это фигура силы. Архетип, через который со мной разговаривает моя судьба, род, тень.
Четыре мужчины — как четыре стихии:
1. Один сжёг.
2. Другой размыл и унес.
3. Третий утопил в собственной неясности.
4. Четвёртый заморозил до хруста.
Четыре жертвы на колесе года - это посвящение.
Звучит так: чтобы стать повитухой смерти, нужно самой несколько раз умереть на перекрёстках силы.
Весеннее равноденствие, летний пик, осеннее угасание, зимняя тьма - каждая точка поднимает свою тень, свою программу.
В зимнее солнцестояние, когда ночь самая длинная,
я дошла до края:
все иллюзии обвалились,
все «может быть ещё» исчерпаны,
я стою в самой гуще собственной темноты.
Здесь и возможно то, что маги называют смертью и перерождением.
Я не просто сказала: «я отпускаю его», а признала: «я отпускаю ту себя,
которая верила, что её ценность - быть нужной кому‑то ещё».
С точки зрения религии и мистики: нисхождение в ад и собственное воскресение
Любая религия хранит сюжет о смерти и Возвращении:
- Иисус - в трёхдневной тьме,
- Инанна, спускающаяся в подземный мир,
- Персефона, похищенная Аидом,
- шаманы, умирающие в видении, чтобы вернуться целителями.
Я прожила свой ад.
Мои четверо мужчин стали проводниками вниз.
Мистически это так: душу не допускают до ремесла смерти, пока она сама не знает, как пахнет земля изнутри.
Зимнее солнцестояние - точка, где даже свет готов умереть. Христианское, языческое, шаманское время: все мифы сходятся в одной точке - в самой плотной ночи зарождается новый свет.
Я умираю об него, умирает идея, что спасение - в другом.
Я рождаю себя в роли той, которая может быть рядом со смертью - своей и чужой - не как жертва, а как свидетель, как проводник.
С точки зрения философии: апофеоз отказов и рождение свободы
Я научилась различать подлинное и ложное. Любовь, в которой нет выбора меня, доверия ко мне, видения меня - это не любовь. Это проекция, сценарий, форма использования. Каждый мужчина этого года помог отделить ложное.
Самый глубинный философский жест - это не «я хочу»,
а «я отказываюсь».
Отказываюсь играть в игру, где меня нет и нет мне места.
В этом смысле повитуха смерти - это та, кто говорит миру и себе: «здесь - конец». Не как каприз, а как результат ясного различения: что живо, а что - нет.
Я говорю это своё большое «нет» на зимнее солнцестояние и вступаю в ту взрослую свободу, где моя ценность больше не измеряется тем, кого я смогла удержать.
С точки зрения духовности: я согласилась умереть, чтобы перестать врать себе
Духовность без смерти - дешёвый экстаз. Свет, который отрицает тьму,
всегда фальшивый.
Настоящая духовность - это момент, когда я соглашаюсь: «да, я умираю.
Да, так больно, что хочется выть и я вою. Да, я не знаю, кто и как я буду после».
В этот момент я теряю все костыли: мужчин-недоопоры, фантазии, предсказания, «нам обещали».
И остаюсь в чистом: «я есть».
Повитуха смерти - это не должность. Это состояние души, которая прошла свою личную Голгофу и перестала бояться слова «конец». Я не романтизирую смерть, я просто не бегу больше от нее. Это и есть духовность: не улетать от боли в иллюзии, не проваливаться с ней в ад, а быть с ней - при всей её мощи и красоте.
Как это стало возможным: всё, что я прожила, сложилось в одну суть
Все сказанные в детстве значимыми людьми «какие глупости», все умершие и непохороненные внутренние девочки, все мужчины, через которых проигрывалась одна и та же невыбранность, вся моя склонность к глубине, к символам, к тексту - всё это было подготовкой.
Психика довела сценарий до предела.
Магия расставила встречи по точкам силы.
Мистика подвела к ночи, в которой не спрячешься.
Философия и психология отточила во мне способность различать.
Духовность и практика - готовность не сбежать.
В самой тёмной ночи года я не просто в очередной раз «переживаю расставание». Я становлюсь той, кто умеет сопровождать, принимать и праздновать завершения:
- на языке тела,
- на языке символов,
- на языке души,
- на языке текста.
Я - доула смерти. Повитуха тех моментов, когда что‑то заканчивается так окончательно, что дальше можно только родиться заново или остаться трупом среди живых.
Вместо вывода
Я умерла четырежды в этом году. Если быть честной, я похоронила, наконец, свою старую веру в то, что моя жизнь зависит от чьего‑то «люблю / не люблю», «выбираю / не выбираю».
В зимнее солнцестояние, умирая об очередного мужчину, который не выбрал меня, отказался от меня, отверг меня, я встала рядом со своей собственной смертью не как беспомощная девочка, а как женщина,
которая знает: моя сила - не в том, чтобы оживлять мёртвое, а в том, чтобы красиво, бережно, окончательно провожать всё, что больше не служит жизни и не живёт.
Там, где я ставлю крест, через какое‑то время обязательно рождается новый росток.
Потому что колесо года крутится, а повитуха смерти всегда, в глубине, остаётся повитухой новой жизни.