Коллекция поцелуев начиналась с случайного кадра в дождливом Екатеринбурге. Олег снимал отчетный материал у цеха, Лида писала текст в служебной «Газели». Холод пронизывал до костей. Когда она протянула ему термос с чаем, их пальцы коснулись, и вдруг стало тихо, как будто стих мотор всего мира. Он, не думая, поцеловал ее в мокрый от дождя висок. А она, смеясь и плача одновременно, достала телефон: «Давай сфотографируем, а то потом не поверим, что это было».
Так и поехали. Два осколка разбитых жизней — у него дочь в другом городе, звонящая только по праздникам, у нее — пустая квартира после десяти лет брака, который рассыпался, как трухлявое дерево. Их спасала работа, командировки, бесконечные дороги. И эта новая, хрупкая, как первый лед, традиция.
Пермь. Поцелуй у подножия неприступной скульптуры «Пермский медведь». Смешной, с прищуренными от солнца глазами.
Казань. У «чаши» Казанского Кремля, где ветер пытался сорвать с них шапки. На фото — только их лбы, прижатые друг к другу, и клочок неба.
Владивосток. На набережной, залитой янтарным закатом. Целовались, пахнущие морем и дальними странами.
Каждый поцелуй был другим. Усталым после долгой дороги — в Нижнем Новгороде. Ликующим, от успешно сданного проекта — в Самаре. Задумчивым, под тихий шепот сосен — в Карелии. Они собирали их, как драгоценности, эти мгновения. Не города, не достопримечательности, а именно эти секунды соприкосновения, где не было прошлого и будущего, а только тепло друг друга.
И вот канун Нового года. Декабрьский Тверской проспект, гостиничный номер с видом на гирлянды. На столе — дешевое шампанское и два стейка из «Макдональдса», потому что все рестораны закрыты. Они сидели на полу, спиной к кровати, и листали галерею на ее телефоне. Двенадцать фотографий. Двенадцать поцелуев, собранных за пол года.
«Загадывай желание, — тихо сказал Олег, наливая пенящуюся жидкость в пластиковые стаканчики. — Скоро полночь».
Лида смотрела на экран. На их лица. На его морщинки у глаз, которые стали глубже. На свою улыбку, которая в первой фотографии была робкой, а в последней — беззаботной. Она думала о том, о чем всегда мечтала раньше: о тихой даче, о новом автомобиле, чтобы не ломался в дорогах, о финансовой подушке, которую так и не накопит.
Но когда за окном начался обратный отсчет, крики «Десять! Девять! Восемь!..», она вдруг поняла.
Все эти вещи — просто оболочка. Пустая скорлупа. Ее настоящее, пронзительное, до дрожи в коленях желание было не в вещах, и даже не в стабильности.
«…Три! Два! Один! С Новым годом!»
Они чокнулись, выпили. Фейерверки за окном раскрасили их лица в синие и красные цвета.
«Ну?» — спросил Олег, обнимая ее за плечи.
Лида повернула к нему телефон. На экране — их последнее селфи, сделанное днем на заснеженной набережной Волги.
«Я загадала, — голос ее дрогнул, — чтобы в этой коллекции... в следующем году... стало на сто фотографий больше».
Олег замер. Он смотрел то на нее, то на экран. Потом его глаза, всегда такие уставшие и осторожные, наполнились таким светом, будто в них отразились все фейерверки мира. Он не сказал «да» или «конечно». Он просто притянул ее к себе и поцеловал. Тихо, нежно, без спешки. Так, как будто это был их первый поцелуй. Или как будто тот, единственный, который будет длиться весь наступивший год. И еще много лет после.
Она не стала доставать телефон. Этот поцелуй, под гул чужих праздников за тонкой стеной, под щелканье пробок за окном, был вне коллекции. Он был фундаментом. Обещанием. Началом отсчета для тех самых ста новых снимков, для сотни новых городов, для сотни новых поводов прижаться друг к другу посреди шумного, незнакомого, бесконечно огромного и вдруг ставшего своим мира.
А за окном падал снег, тихий и белый, как чистый лист, на котором только предстояло написать их новую, общую историю.