Галина Петровна стояла у плиты и с ненавистью смотрела на сковородку. Масло шкварчало, стреляя мелкими горячими брызгами на только что вымытый кафель, а котлеты — «Домашние», но с добавлением хлеба больше, чем полагалось по совести, — никак не хотели подрумяниваться. Газ, что ли, разбавляют? В этом месяце квитанция за газ пришла такая, будто Галина не котлеты жарила, а отапливала небольшой ангар для дирижаблей. Четыреста рублей плюсом к обычному тарифу. Откуда?
Она вздохнула, поправила выбившуюся из-под крабика прядь седеющих волос и перевернула лопаткой самую пухлую котлету. Спина привычно заныла в районе поясницы — привет от сидячей работы в бухгалтерии и дачных грядок, на которых она убивалась всё лето ради трех ведер огурцов и чувства выполненного долга.
В зале, или, как модно теперь говорить, в «гостиной» (хотя какая это гостиная — восемнадцать метров хрущевской планировки с протертым ковром), бубнил телевизор. Шло какое-то бесконечное ток-шоу, где люди с накачанными губами и пустыми глазами выясняли, кто от кого родил.
— Вить! — крикнула Галина, не оборачиваясь. — Хлеб купил?
Тишина. Только ведущий в телевизоре истерично взвизгнул: «А тест ДНК показал…».
— Витя! — гаркнула она громче, перекрывая шум вытяжки, которая гудела как взлетающий Боинг, но тянула едва-едва.
На пороге кухни нарисовался Виктор. В растянутых на коленях трениках и майке-алкоголичке, которая помнила еще времена перестройки. Муж жевал яблоко.
— Чего кричишь, Галь? Купил я хлеб. И батон, и черный. Дарницкий подорожал, кстати. На три рубля.
— На три рубля… — передразнила Галина про себя. — У нас вся жизнь на три рубля подорожала, а зарплату тебе последний раз индексировали, когда доллар был по тридцать.
Вслух она сказала лишь:
— Садись ужинать. Руки мыл?
Виктор послушно шагнул к раковине. Галина смотрела на его сутулую спину и чувствовала привычную смесь раздражения и жалости. Хороший он мужик, Витька. Непьющий почти, рукастый — вон, полку в прихожей сам прибил, кривовато, правда, но сам. Но мягкий. Как тот самый мякиш в котлетах. Лепи из него что хочешь. Хочешь — мужа, хочешь — сына, хочешь — коврика для ног. И свекровь, Зинаида Ивановна, лепила из него всю жизнь именно последнее.
Телефон на подоконнике завибрировал, поехав по клеенчатой скатерти. На экране высветилось: «МАМА Вити».
Галина замерла с лопаткой в руке. Звонки от Зинаиды Ивановны в восемь вечера в пятницу никогда не предвещали ничего хорошего. Обычно это означало одно из трех:
- У неё поднялось давление (нужно приехать и померить, хотя тонометр лежит у неё на тумбочке).
- Она увидела по телевизору, что гречка подорожает, и нужно срочно ехать на оптовую базу.
- Что-то случилось с Олегом.
Олег. Младший брат Виктора. Любимый сыночка, «поздний ребенок», мамина радость и вечная боль всей семьи. Сорок два года, ни жены, ни флага, ни родины. Зато есть долги, амбиции непризнанного гения и уникальная способность вляпываться в истории.
— Вить, мама звонит, — сухо сказала Галина.
Виктор вздрогнул, вытирая руки вафельным полотенцем. Полотенце было старое, с пятном от вишневого варенья, которое не брал ни один отбеливатель.
— Дай сюда, — он взял трубку, и лицо его мгновенно приняло виноватое выражение, еще до того, как он нажал «ответить». — Да, мам? Привет. Да, ужинаем… Что?
Галина уменьшила огонь под сковородкой и превратилась в слух. Она знала этот тон мужа. Сначала удивление, потом жалкие попытки оправдаться, потом — покорность.
— Мам, ну как так? — лепетал Виктор. — Прямо сейчас? Но мы… Да нет, не спим. Ну да… Нет, Галя дома. Хорошо. Ладно. Ждем.
Он положил телефон на стол, как кладут гранату с выдернутой чекой.
— Что? — спросила Галина, выкладывая котлеты в миску. Жир с них стекал на бумажную салфетку, впитываясь неопрятными желтыми пятнами.
— Мама едет, — выдохнул Виктор. — И Олег с ней.
— В смысле — едет? — Галина даже не разозлилась. Она почувствовала тупую усталость. — Вить, время девятый час. Какой «едет»? У меня сериал, у меня спина, у меня, в конце концов, планы полежать в ванной с солью!
— Галь, там беда, — Виктор виновато развел руками. — Ленка Олега выгнала. С вещами.
— Наконец-то, — вырвалось у Галины. — Терпеливая баба, я бы его еще пять лет назад выставила, когда он телевизор из дома вынес, чтобы ставки на спорт сделать.
— Не начинай, а? — сморщился муж. — И так тошно. Мать плачет, говорит, идти ему некуда. Они сейчас приедут, решать будем.
— Что решать? — Галина оперлась руками о стол, глядя мужу прямо в глаза. — Витя, у нас двушка. Проходная комната и спальня. Куда мы его положим? Между нами? Или ты на коврике, а он на диване?
— Мама говорит… — Виктор запнулся, отвел взгляд в сторону окна, где в темноте мигала вывеска аптеки. — Мама говорит, у нас есть варианты.
— Какие еще варианты? — внутри у Галины шевельнулось нехорошее предчувствие. Холодок пробежал по спине, несмотря на жар от плиты.
— Ну… Квартира тетина. Однушка.
Галина медленно вытерла руки о передник.
— Витя. В тетиной квартире живут квартиранты. Семья с ребенком. Они платят двадцать пять тысяч. Эти двадцать пять тысяч — это твои таблетки от холестерина, это коммуналка за обе квартиры, это нам на отпуск, в который мы, кстати, не ездили три года. Ты предлагаешь их выгнать?
— Мама сказала, что в такой ситуации о деньгах думать стыдно, — пробормотал Виктор, цитируя, очевидно, только что услышанную проповедь.
Галина села на табуретку. Ноги вдруг стали ватными.
— Стыдно, значит. А Олегу не стыдно в сорок два года у матери на шее сидеть? Или у жены? А теперь — у нас?
В дверь позвонили. Настойчиво, длинно, с претензией. Так звонить умела только Зинаида Ивановна. Один длинный, три коротких — азбука Морзе, означающая «Открывайте, я принесла вам причинять добро».
— Иди открывай, — тихо сказала Галина. — Но учти, Витя. Если ты сейчас промолчишь, я за себя не ручаюсь.
Виктор поплелся в коридор. Галина слышала, как щелкнул замок, как в квартиру ворвался запах дешевых духов «Красная Москва» (свекровь уважала классику) и перегара (Олег уважал пиво по акции).
— Ой, сынок! — голос свекрови заполнил всё пространство, вытесняя воздух. — Ой, горе-то какое! Родного брата на улицу, как собаку!
Галина встала, набрала в легкие побольше воздуха, поправила халат, словно это были рыцарские доспехи, и вышла в коридор.
Зрелище было эпическое. Зинаида Ивановна, в своем парадном бордовом пальто с песцовым воротником (еденным молью еще при Брежневе), стояла посреди прихожей, прижимая к груди сумку. Рядом, прислонившись к стене, стоял Олег. Вид у него был помятый: куртка расстегнута, под ней несвежая футболка с надписью «BOSS», в руках — клетчатый баул, с какими в девяностые челноки возили турецкие джинсы. На ногах у Олега были разные носки. Галина заметила это сразу — профессиональная привычка подмечать детали. Один черный, другой темно-синий.
— Здрасьте, гости дорогие, — сказала Галина ровным тоном. — Чай будете? Или сразу с порога денег просить начнете?
— Галя! — всплеснула руками свекровь. — У тебя сердца нет! У человека жизнь рухнула, семья распалась! Эта мегера, эта Ленка… Она ж его ни за что выгнала! Подумаешь, работу потерял! Так сейчас в стране кризис, всех сокращают!
«Сокращают», — подумала Галина. Олега выгнали за то, что он спал в подсобке пьяный на коробках с печеньем. Об этом знал весь район, потому что Ленка работала в том же магазине кассиром и сгорала от стыда.
— Проходите на кухню, — вздохнула Галина. — В коридоре нечего топтаться, грязь разносить.
Вся процессия двинулась на кухню. Кухня у Галины была маленькая, пять с половиной метров. Когда там собрались четыре взрослых человека, стало тесно, как в лифте в час пик. Олег плюхнулся на табурет, который жалобно скрипнул под его весом.
— Есть че пожрать, Галь? — спросил он, оглядывая стол. — А то Ленка, стерва, даже ужинать не дала.
— Котлеты, — кивнула Галина на миску. — Макароны в кастрюле. Накладывай сам, не маленький.
Зинаида Ивановна села на место Виктора — во главе стола. Она всегда занимала командные высоты. Развязала платок, открыв пышную прическу, залитую лаком так, что об нее можно было колоть орехи.
— Значит так, — начала свекровь, даже не поблагодарив за предложенный чай. — Ситуация критическая. Олегу жить негде. К себе я его взять не могу — вы знаете, у меня давление, мне покой нужен. А он храпит. И курит.
— И что вы предлагаете? — Галина прислонилась к подоконнику, скрестив руки на груди.
— Как что? — искренне удивилась Зинаида Ивановна. — У вас же квартира пустует.
— Она не пустует, — в сотый раз, как мантру, повторила Галина. — Там живут люди. У нас договор.
— Договор! — фыркнула свекровь. — Бумажка! Людям скажешь — форс-мажор. Родственник в беде. Они поймут. Дашь им неделю на выселение — и пусть катятся.
— Неделю? — Галина почувствовала, как дергается левый глаз. — Зинаида Ивановна, вы когда в последний раз квартиру искали? За неделю сейчас даже конуру собачью не снимешь. И потом, мы теряем деньги. Кто нам компенсирует простой?
Олег, набивший рот макаронами, промычал что-то невразумительное, но явно одобряющее позицию матери.
— Деньги… — протянула свекровь с презрением, словно говорила о грязных носках. — Все вы меряете деньгами, Галя. А где душа? Где сострадание?
Она сделала паузу, отхлебнула чай, поморщилась (сахар не положили), и выдала то самое, ради чего, собственно, и пришла:
— И вообще, Витя. Что ты мнешься, как девица? Скажи своей жене, пусть всех жильем обеспечивает! Она богатая!
В кухне повисла тишина. Только Олег чавкал котлетой.
— Это с чего это я богатая? — вкрадчиво спросила Галина. — Может, я чего-то не знаю? Может, я лотерейный билет купила и забыла?
— А наследство?! — торжествующе подняла палец свекровь. — Тетка твоя! Квартиру оставила? Оставила. Мебель там, хрусталь… А ты всё прибедняешься! Мы же знаем, ты тогда гробовые теткины себе прикарманила, наверняка там миллионы были!
Галина почувствовала, как кровь приливает к лицу. «Гробовые». Тетка оставила на книжке двенадцать тысяч рублей. На эти деньги Галина купила венок и оплатила половину автобуса до кладбища. Остальное — памятник, оградку, поминки — они с Витей платили из своего кармана, влезли в кредитку, которую потом закрывали полгода.
— Миллионы, значит, — тихо сказала Галина. — Витя, ты слышишь? У нас, оказывается, миллионы.
Виктор сидел, опустив голову в тарелку с пустой макарониной. Ему хотелось провалиться сквозь землю, просочиться к соседям снизу, к алкоголику дяде Паше, и там, в тишине и перегаре, переждать этот шторм.
— Мам, ну не было там миллионов, — выдавил он. — Квартира убитая была, мы ремонт делали…
— Ой, не защищай её! — перебила Зинаида Ивановна. — Знаю я этих бухгалтеров! У них зимой снега не выпросишь. Короче, так. Завтра же идешь к своим квартирантам и говоришь: выметайтесь. Олегу надо перевезти вещи.
— А работать Олег где будет? — спросила Галина, глядя на деверя, который уже тянулся за третьей котлетой. — За квартиру, между прочим, платить надо. Коммуналка зимой — пять тысяч.
— Найдет работу! — отмахнулась свекровь. — Он талантливый. Просто ему не везет. Ему нужна поддержка, старт! Вот поживет в тишине, придет в себя после стресса, и всё наладится. А платить… Ну, вы уж, по-родственному, первое время поможете. Не чужие же.
— То есть, — Галина начала загибать пальцы. — Мы теряем двадцать пять тысяч дохода. Мы платим за него коммуналку — пять тысяч. Мы его кормим — потому что он «ищет себя». Итого минус тридцать-сорок тысяч в месяц из нашего бюджета. Витя, у тебя зарплата сорок пять. У меня тридцать. На что жить будем? На подножный корм перейдем? Лебеду жевать?
— Ну у тебя же заначка есть! — не выдержал Олег. — Ленка говорила, ты на шубу копишь. Зачем тебе шуба, Галь? Ты ж старая уже, тебе пуховик нормально.
Галина замерла. В комнате стало так тихо, что было слышно, как в холодильнике перекатывается фреон.
— Старая, значит, — повторила она. — И пуховик нормально.
Она медленно подошла к столу, взяла тарелку с оставшимися котлетами и убрала её в холодильник.
— Всё, — сказала она. — Ужин окончен. Ресторан закрыт.
— Ты чего? — опешил Олег. — Я не наелся!
— А это, Олежек, диета. Для талантливых и безработных. А теперь слушайте меня внимательно.
Она встала посреди кухни, уперев руки в боки. В этой позе она напоминала монумент «Родина-мать», только в халате и тапках.
— Никакого выселения квартирантов не будет. Это раз. Никакого переезда Олега в мою — подчеркиваю, МОЮ — квартиру не будет. Это два.
— Да как ты смеешь?! — взвизгнула Зинаида Ивановна, багровея лицом. — Витя! Ты мужик или тряпка?! Твоя баба командует, брата гонит!
Виктор поднял глаза. В них была мука.
— Галь… — начал он. — Ну может… Ну правда, на месяцок? Пока он…
— Витя, — перебила Галина ледяным тоном. — Если ты сейчас скажешь «да», то завтра на коврик в прихожей ляжешь ты. Вместе с братом. Я не шучу.
Зинаида Ивановна схватилась за сердце.
— Ах так! Ах вот ты как заговорила! Я умираю! Валидол! Скорую! Она меня довела! Убийца!
Начинался привычный спектакль, который Галина видела уже раз сто. Но сегодня в сценарии появился новый поворот.
— Не надо скорую, — Галина достала из кармана халата телефон. — Я сейчас другое вызову. Полицию.
— Чего? — Олег поперхнулся чаем.
— Того. У меня в квартире посторонние граждане, которые угрожают мне расправой и требуют имущество. Статья «Вымогательство». Участковый наш, Петр Семенович, очень такие дела любит. Ему как раз «палку» к концу квартала закрыть надо.
Она демонстративно начала набирать номер.
— Ты больная? — прошипел Олег, вскакивая. — Мам, пошли отсюда. Она чокнутая.
— Я этого так не оставлю! — прокричала Зинаида Ивановна, мгновенно исцелившись от сердечного приступа. Она встала, опрокинув стул. — Ноги моей здесь не будет! Прокляну! Витя, если ты с этой гарпией не разведешься, ты мне не сын!
— Ботинки, — напомнила Галина. — Олег, ботинки надень, а то носки простудишь.
Они вылетели из квартиры как пробка из бутылки шампанского — с шумом и пеной. Хлопнула дверь. Наступила звенящая тишина.
Галина стояла в коридоре и смотрела на закрытую дверь. Руки у неё дрожали. Это был не конец. Это было только начало большой войны. Зинаида Ивановна таких обид не прощала. Она была стратегом, и сейчас она пойдет перегруппировывать войска.
— Галь… — раздался с кухни тихий голос Виктора.
Она вернулась. Муж сидел, обхватив голову руками.
— Ты правда ментов хотела вызвать?
— Нет, — Галина села напротив, чувствуя, как силы покидают её. — Петр Семенович в запое вторую неделю, весь дом знает. Но они-то не знают.
Она посмотрела на мужа.
— Витя, они вернутся. Завтра или послезавтра. Они не отстанут. Квартира им нужна как воздух. Олегу нужны деньги на долги, я уверена. Не просто так его Ленка выгнала. Там что-то серьезное.
— Что делать будем? — спросил Виктор растерянно.
Галина Петровна прищурилась. В ней проснулся главный бухгалтер, который видит нестыковку в балансе и понимает: нужно копать.
— Проверять будем, — сказала она. — Завтра я иду к Ленке. Мне нужно знать, сколько точно и кому должен твой «талантливый» брат. А ты, Витя, завтра едешь менять замки.
— Зачем? — удивился муж. — У них же нет ключей.
— У мамы есть запасной комплект. От нашей квартиры. А в нашей квартире, в шкатулке, лежат запасные ключи от тетиной однушки. Ты думаешь, я не видела, как она глазами по комнате шныряла?
Галина встала и включила чайник.
— Война так война, Зинаида Ивановна. Посмотрим, чья «кухонная философия» крепче...
На следующий день Галина Петровна, взяв отгул «за свой счет» (начальник поворчал, но отпустил — отчеты сданы), отправилась к Лене. Лена, бывшая жена Олега, работала в супермаркете «Магнит» в соседнем районе.
Галина нашла её в отделе молочки. Лена, худая, с темными кругами под глазами, яростно выставляла на полку йогурты, проверяя сроки годности.
— Привет, Лен, — тихо окликнула её Галина.
Лена вздрогнула, выронив баночку сметаны. Пластиковая крышка лопнула, белая масса брызнула на пол.
— Ой, Галина Петровна… — Лена испуганно оглянулась на администратора. — Вы за Олегом? Его здесь нет. И не будет. Я на развод подала вчера.
— Я не за ним. Я за правдой, — Галина достала из сумки влажные салфетки и помогла вытереть пол. — Поговорить надо. У меня обеденный перерыв, пойдем кофе попьем? Я угощаю.
Они сидели в крошечной подсобке, пахнущей картонными коробками и стиральным порошком. Лена пила дешевый растворимый кофе из пластикового стаканчика, и руки её дрожали.
— Галина Петровна, не пускайте его, — заговорила Лена, глядя в пол. — Он не просто так ушел. Он… он в долги влез. Снова.
— Сколько? — деловито спросила Галина.
— Триста тысяч. Микрозаймы. Набрал в пяти конторах. Говорил, «бизнес-схему» придумал, перепродавать какие-то биткоины или что-то такое… А сам проиграл всё в онлайн-казино. Коллекторы уже звонили. Дверь мне разрисовали. Я поэтому и выгнала. Я за дочь боюсь, она в первый класс пошла.
Галина покачала головой. Триста тысяч. Для Олега это — как полет на Марс, недостижимая сумма.
— А Зинаида Ивановна знает?
— Знает! — Лена горько усмехнулась. — Она сказала: «Ты жена, ты и плати. Продай что-нибудь. У тебя же дача от родителей осталась». Представляете? Дачу продать, чтобы он долги закрыл и снова начал!
— Понятно, — Галина сжала губы. — Значит, теперь они решили продать мою квартиру.
— Вашу? — ужаснулась Лена. — Галина Петровна, держитесь. Свекровь… она же как танк. Она сейчас всем расскажет, что вы воровка и Олега обобрали. Она уже соседкам звонила, я знаю.
Галина вернулась домой с тяжелым сердцем. В подъезде её встретила баба Нюра, местное информационное агентство.
— Галочка, — елейным голосом пропела старушка. — А что, правда, ты у бедного родственника долю в наследстве украла? Зинаида звонила, плакала, говорит, ты документы подделала…
— Брехня, баба Нюра, — отрезала Галина. — Меньше слушайте. А Зинаиде Ивановне передайте: за клевету статья есть, 128.1 УК РФ. Штраф до пятисот тысяч.
Баба Нюра поперхнулась и юркнула в свою дверь.
Вечером дома было тихо, но напряжение висело в воздухе, как топор. Виктор ходил мрачнее тучи.
— Галь, — начал он за ужином. — Мать звонила. Сказала, если мы Олега не пустим, она… она дарственную на свою квартиру на него напишет. Прямо сейчас.
— И что? — Галина спокойно намазывала масло на хлеб. — Пусть пишет. Это её квартира.
— Ты не понимаешь! — Виктор взорвался. — Если она на него напишет, он её проиграет! Или пропьет! И останется мать на улице. И куда она придет? К нам! И Олег к нам! Мы получим двух бомжей вместо одного!
Галина замерла с бутербродом у рта. А вот это был шах. Зинаида Ивановна пошла ва-банк. Она готова была рискнуть собственным жильем, лишь бы прогнуть сына и невестку. Логика камикадзе: «Сгорю сама, но и вам жизнь испорчу».
— Она блефует, — неуверенно сказала Галина.
— Нет, Галь. Она уже нотариуса нашла. Завтра едут.
Галина Петровна отложила нож. Ситуация выходила из-под контроля. Нужно было действовать нестандартно.
— Хорошо, — сказала она. — Пусть едут. А мы завтра едем в гости. К Зинаиде Ивановне. Прямо с утра.
Утром субботы Галина и Виктор стояли у двери свекрови. Олег открыл не сразу — долго возился с замком, был сонный и злой.
— Че надо? — буркнул он.
— К маме пришли. Поздравить с важным решением, — громко и радостно объявила Галина, проходя в квартиру и отодвигая Олега плечом.
Зинаида Ивановна сидела на кухне в халате, перед ней лежали какие-то бумаги. Вид у неё был торжественный и немного испуганный.
— Зинаида Ивановна! — Галина поставила на стол трехлитровую банку соленых огурцов (своих, хрустящих, с чесночком). — Слышали новость! Решили квартиру на Олега переписать? Благородно! По-матерински!
Свекровь заморгала. Она ждала скандала, уговоров, слез. А тут — огурцы и поздравления.
— Да… — растерянно протянула она. — Вот, документы смотрю. Раз вы, бессердечные, не помогаете, я сама сыну помогу.
— Правильно! — подхватила Галина. — Только вот что я подумала. Олег же у нас… увлекающийся. А ну как обманут его? Времена сейчас страшные.
— Никто меня не обманет! — взвился Олег, появившийся в дверях. — Я умный!
— Конечно, умный, — кивнула Галина. — Только коллекторы, которые Лене дверь расписали, еще умнее. Зинаида Ивановна, вы в курсе, что у Олега долг триста тысяч? И это только начало, проценты-то капают.
Свекровь побледнела. Она перевела взгляд на любимого сына.
— Олежка… это правда?
Олег покраснел и начал теребить край майки.
— Ну… Мам, там всё под контролем… Я отыграюсь… То есть, заработаю…
— Отыграюсь? — прошептала Зинаида Ивановна.
— Вот именно, — гнула свою линию Галина. — Как только квартира станет его, коллекторы через суд её арестуют. И продадут за долги. Или он сам её заложит, чтобы отыграться. И останетесь вы, мама, на улице. А к нам я вас не возьму. У нас, знаете ли, места мало. Да и характер у меня скверный, вы сами говорили.
— И что делать? — голос свекрови дрогнул.
— Есть вариант, — Галина села на стул и придвинула к себе бумаги. — Дарственную писать не надо. Это опасно. Давайте сделаем так: мы с Витей даем Олегу работу. Реальную.
Виктор удивленно посмотрел на жену. Олег насторожился.
— Какую работу? — спросил он подозрительно.
— У меня на даче забор упал. И баня требует ремонта. И грядки копать надо под зиму. Ты, Олег, едешь туда жить. На месяц. Живешь в доме, воздух свежий, природа. Еду мы привезем. Связи там почти нет, интернет не ловит — искушений никаких.
— Я че, батрак вам? — возмутился Олег.
— Нет, ты наемный работник. За месяц работы мы платим тебе тридцать тысяч. Этого хватит, чтобы начать гасить проценты. А главное — мама будет спокойна, что ты при деле и не пьешь. А если откажешься…
Галина сделала паузу и посмотрела на свекровь.
— …тогда, Зинаида Ивановна, пишите дарственную. Только чур потом не звонить, когда вас выселять придут.
Зинаида Ивановна смотрела на сына. В её глазах боролись слепая любовь и животный страх остаться без крыши над головой. Страх победил.
— Олег, — сказала она твердо. — Поедешь на дачу.
— Мам!
— Поедешь! Галя дело говорит. Отработаешь, долги закроешь. И пить бросишь. А квартиру я пока… придержу.
Олег злобно зыркнул на невестку, сплюнул на пол (за что тут же получил подзатыльник от матери) и ушел в комнату собирать вещи.
Прошел месяц.
Галина Петровна сидела на своей кухне, пила чай с жасмином и смотрела в окно. На улице шел первый снег, укрывая грязный асфальт белым пушистым одеялом.
На даче Олег выдержал ровно три недели. Забор он, конечно, поставил криво, но поставил. Баню не починил, зато перекопал половину огорода в поисках «клада» (Галина сказала ему, что дед там когда-то царские монеты зарыл — хитрость сработала). Потом ему стало скучно, он сбежал в город, но денег на руках не было, пить было не на что.
Зинаида Ивановна, напуганная перспективой потерять квартиру, держала оборону. Ключи от своего жилья она спрятала у соседки, а Олега пускала только ночевать, строго проверяя карманы.
Главное достижение было не в этом. Виктор изменился. После того случая с «дарственной» он словно прозрел. Увидел, что мать готова пожертвовать его спокойствием ради прихоти брата.
— Галь, — позвал он из комнаты. — Иди сюда, тут по новостям показывают!
Галина зашла в гостиную. На экране диктор вещал о том, что мошенники придумали новую схему с микрозаймами.
— Хорошо, что мы тогда вмешались, — сказал Виктор, обнимая жену за плечи. — Спасибо тебе. Я бы сам не разрулил.
Галина улыбнулась и прижалась к плечу мужа.
— Да ладно. Главное, что квартира наша цела. И твоя, и моя. Кстати, жильцы съехали.
— И что будем делать? — напрягся Виктор. — Опять сдавать?
— Нет, — Галина хитро прищурилась. — Я решила сделать там ремонт. Хороший, для себя. И буду сдавать посуточно. Туристам. Это выгоднее. А администрировать будешь ты. Ты же у меня рукастый, если что — кран починить, лампочку вкрутить. И прибавка к пенсии будет.
— А Олег?
— А Олег устроился грузчиком в тот самый «Магнит», где Лена работает. Она его, правда, обратно не приняла, но хоть под присмотром. Коробки таскает, устает, на дурь сил меньше остается.
Телефон на столе пискнул. Сообщение от Зинаиды Ивановны: «Галя, у меня давление. Привези тонометр и картошки, если не сложно. И это… спасибо за огурцы. Вкусные».
Галина Петровна усмехнулась.
— Вить, собирайся. К маме поедем. Картошку повезем.
— Опять? — простонал Виктор.
— Надо, Витя, надо. Худой мир лучше доброй ссоры. Да и банку пустую забрать надо, я в неё лечо закрывать буду.
Она пошла одеваться, напевая под нос «Врагу не сдaется наш гордый "Варяг"». Жизнь продолжалась. Квартира была спасена, границы очерчены, а свекровь… ну что свекровь? Это стихийное бедствие, с которым просто надо уметь жить. Главное — вовремя строить дамбы и не забывать про свои интересы.
И, надевая пальто, Галина подумала: «А студию в Сочи я всё-таки куплю. Лет через пять. Обязательно».