Один раз на Земле появился Поддергайкин, некоторый человек, весьма небольшой протяжённости. А ровно через сорок лет, минута в минуту, он стал сорокалетним.
Пришла пора подвести итоги.
А чего там. Итоги как итоги. Не лучше других.
Богатым человеком Поддергайкин не был, потому что был бедным. И работающим он тоже был, хотя в это утверждение подозрительно не верилось. Да и как верить? Труд по накалу сил - высок, а зарплата, в противовес тому - полная низость. Поддергайкин, когда рассматривал такую ненапрашивающуюся разницу в уровнях, всегда крепко задумывался, пытаясь осмыслить неочевидное. И по возможности, явление изучить.
Иногда он надевал кирзовые сапоги, фуфайку, подходил к отдельным людям и их спрашивал любознательным ртом:
- Отдельные люди, а чё оно всё так?
- Это Ссория, парень, - отвечали на это испытуемые, - привыкай к туманностям.
Ссория - так звали ту волшебную страну, где Поддергайкин себя чувствовал.
В науках, таких как Физика гравитационных волн, Теория топологии Вселенной, Строение дождевого червя, Поддергайкин был дремуч - в школе ему в хороших отметках отказывали, а поступать во что-нибудь повыше школьного, он не отважился - денег на дорогу не накопил. В силу непрерывного неимения подобного.
Он обучался ремеслу единолично и своими руками. Трудясь в конторе "Куд-куда Пошл". Выполняя наказы "куда пошлют". Там он, меньше, через много лет, обрёл искусность и навыки в сооружении сетей воздушных магистралей. Так он про себя называл всевозможные воздуховоды систем вентиляции зданий.
Работал Поддергайкин с утра до вечера, не отвлекаясь на обеды и перекуры; курил всегда по собственному желанию и везде, что было естественно для его образа жизни - почти каждую секунду службы он находился внутри вентиляционной трубы, где кроме него, не было никого из народа. Есть он старался как можно меньше, чтоб оставалось на вечер, когда сгустится мрак, охладится мир и жёлтая Луна, едко ухмыляясь, заглянет издали в усталую душу.
Начальство Поддергайкина любило и хвалило обильно.
- Молодец, Поддергайкин, - говорило оно, - показатели твои крупны. Хорошо, что у тебя нет ни имени, ни отчества - с тобой и разговаривать приятно. Держи чуток денег - это за месяц. Зачем же ладони подставляешь, чудак? Тут одна бумажка.
- Это низкие деньги, - с недоверием критиковал Поддергайкин, всматриваясь в слабое достоинство купюры, - вот бы мне поболее - всё ж я один... за четверых. Как бы так исхитриться на добавку?
- О что ты, что ты. Дело это тухлое. Дело никудышнее. Все добавки и надбавки ложатся грузом на руководящую фигуру - фигура берёт её на себя. Вас, работающих, пруд пруди, каждый горбатит за четверых, а рукофигура, то есть, я - только одна. У нас так всюду: все такие прибавки получает рукою главная глава-голова. Это Ссория, парень.
- Спешу с тонкостью. Мы ж государственая контора, разве нет? - политически точно щурился Поддергайкин.
И начальство изрекало:
- Именно. А государство наше, парень - это личная собственность управляющих людей. Это Ссория, Поддергайкин. Привыкай к сумеркам.
И вот однажды - это случилось в тот час, когда цены ещё не успели сделать ежесуточный подъём, Поддергайкин полз воздуховодом Большого Дома. С высокими каменными стенами, похожими на крепостные. Большой Дом был в городе единственным большим, все остальные жилища в силу разрушающих причин оставались чуланообразными.
Полз Поддергайкин замысловатыми ходами цинковатых металлоконструкций и их очищал. Фуфаечным методом. Алгоритм имелся тривиальный: человек движется, а не отстающая от него телогрейка, туго надетая на объём сущности, скользит по внутренней площади прямоугольных и округлых труб, тем самым возрождая поверхностям былой блеск.
Через несколько миль путанных маршрутов, во мраке, Поддергайкин вдруг стал слышать человеческие донесения. И они были похоже на хоровой храп.
В заинтересованной позе Поддергайкин, постукивая сапогами, посочился на звук. От любопытсва закурив папиросу, взятую за ухом.
Ломаная линия вытяжной вентиляции вывела его к высокому потолку зала заседаний парламента.
На высоте своего положения Поддергайкин удобно пристроился и решил в качестве познаний вглядеться и вслушаться в раскинувшийся внизу мир.
В мире он увидел спящих, хорошо одетых в чистое, людей-парламентариев. Они в большом количестве располагались дугами-рядами и через рабочие сны чутко ловили слова с трибуны. А также острые реплики из президиума, если там кто-нибудь порою нет-нет, да просыпался.
Оратор (чтоб не поскользнуться) цепко держался за борта трибуны, он не молчал, а тоже источал речь. Понималось плохо, в силу заунывности, но с грехом пополам слова всё же шли.
- Итак, коллеги, - с закатом глаз говорил трибун, - вы всё слышали. Вы всё поняли, вы всё знаете. И в этом во всём наша очередная судьбоносность момента.
Что у нас есть? У нас есть оклады. Это хорошо. Они высоки. Но не так чтоб. Это худо.
Что есть у населения? У него есть тарифы. Это хорошо. Они высоки. Но не так чтоб. Это худо.
У населения вообще много чего помимо: налоги, штрафы, вычеты, сборы-поборы. Они высоки. И это прекрасно. Но на вздохи в публичном месте ограничений никаких. И это худо. Фракция предлагает наложить. Жизнь и практика доказала - такие новеллы, как любит остроумно выражаться наш шеф, дадут нам козырь и позволят расширить нам размер оклада. Глава комиссии Туфтович начинание одобрил. Верно я говорю, Извергиль Хамуилович?
Поддергайкин заметил, что один из президиума смачно кивнул, опрокинув всю голову на стол и там её оставив.
- Вам розданы тексты - читайте. Сразу три раза. После третьего чтения жмите кнопку "ja-ja".
Поддергайкин дал задний ход и захотел побродить по закоулкам ещё. Ему вдруг стала очень любопытна политическая жизнь страны. Во всём её многообразии и жутких сложностях перепетий.
Вскоре он уже возлегал над каким-то кабинетом, где комиссионно работала какая-то рабочая комиссия.
- Перед нами, коллеги, нелёгкая задача. Выборы вот-вот, и мы должны выбрать. Иначе избиратели нам не простят. Кандидата у нас - два. Монументскый Гранитий Твердолобович. И Тютяйкин. Сопливий Клоакович. Оба зарекомендовали, оба проявили, оба одинаково крупно заплатили. Ни того ни другого избиратель не знает... я не ошибаюсь, Гранитий Твердолобович? Не пронюхал народ о вашем существовании?
- Ни одна живая душа, Гигиен Горностаевич. Выборную кампанию провели как надо.
- А насчёт вас как, Соп... ну да ладно... у вас всё с этим в порядке?
- Кальмар носа не подточит, господин Удавский. Даже тёща не знает, что я в избранники пошёл.
- Значит здесь у нас хорошо. Что ж. У обоих у вас биографии приятные, оба вы с двумя классами школы, оба вы одни сроки мотали, по одной статье... но нам нужен только один из вас. Поэтому сделаем так: садитесь-ка напротив друг дружки и... жмитесь на руках, а мы поглядим.
- Армрестлинг чтоль?
- Ага. Самвкреслинг. Только чур, не подсказывать...
Поддергайкин не стал дожидаться побед и аплодисментов, ускользил прочь.
Следующая станция была в комитете по образованию и просвещению от тьмы.
Там говорило лицо, не известно когда и кем образованное, судя по всему - глава. Возможно даже, из науки.
- Братва, - дружественно произносило лицо, - есть тема. На учителей не ставить больше кого попало, ставить только наших, проверенных. Бакланить сможет - и ништяк. Ну чтоб буквы, конечно, понимал - это пусть. Надо притаранивать наших - просекаете? А то куда им?
- Это что ж, бесплатно школярам ножички раздавать что ль?
- Насчёт "бесплатно" ты не парься. Всё будет по таксе.
- А не жалко? Наших-то. Там же зарплата - полный хиляк.
- Зато ксива. Награды...
Весь день проползал Поддергайкин по заковыристым ходам вентиляций Большого Дома, наслушался политики, насмотрелся высоких лиц, ближе к концу заседания опять прибыл в первый зал, где бушевал храп. Закурил папиросу и лёжа начал размышлять. О том, как устроена Вселенная.
Первый же вопрос сильно затруднял:
"Почему во Вселенной есть места, где храпящие получают много, а ползающие и чистящие - ничего?"
С этим невесёлым вопросом Поддергайкин и выпал из высокого воздухозаборного отверстия прямо в зал заседаний.
Вскипело страшное оживление! Поддергайкин вместе с фуфайкой хлопнулся прямо на колени женщины-парламентария. Она, к счастью, уже не спала, перед отбытием домой, занималась делом: держа в руках зеркало, искала в нём что-нибудь похожее на себя.
Возникло близкое чёрное лицо горизонтального Поддергайкина. Колени могучей женщины наполнились грузом.
- Уже? - с удивлением воскликнула она.
Поддергайкин, не выпуская прилипшую к губе папиросу, доложил:
- Сбит с пути. Рад встрече, мадам.
Избранница надулась и вздохнула:
- Всё это очень странно.
Поддергайкин щедро выпутил дымное облако:
- Служба, - кратко пояснил он.
Люди-избранники живо откликнулись на новизну, окружили событие депутатскими корпусами, стали наперебой интересоваться жизнью на местах, восклицали, покрикивали, смеялись и сочувствовали.
- Приёмные часы у меня только за день до новых выборов, - строго сообщила принявшая удар женщина, а потом пристальней вгляделась в новоприбывшего:
- Ах ты гадкый, ах ты грязный, неумытый поросёнок. Ты чернее трубочиста - полюбуйся на себя, - и она доставила зеркальце к фасу Поддергайкина, - из-за вас я едва не нажала враждебную кнопку. Комиссия по этике меня бы истёрла в пыль. Меня могли лишить ежемесячной премии в три оклада. Вот к чему приводят необдуманные поступки электората. Вы электорат?
- Нет. Я вентилят. Слесарь атмосферы.
Неожиданно кругом раскричались:
- ОООО! Это как раз то, что очень нужно стране! В этом сильно нуждается эпоха!
Помогите нам с воздухом, нам тут порой не дышится.
Поддергайкин, лёжа на избраннических коленях, вытянул тёмный указательный палец вверх, туда, где зиял прямоугольник вытяжного окна.
- Мне туда, - сказал он, дымя папиросой, - скоро помогу.
Окружающим не показалось последнее слово зловещим. Может, и зря.
•••
Поддергайкин хорошо понимал и приточную, и вытяжную вентиляцию, и ещё он с воодушевлением помнил, что на крыше Большого Дома всегда стоит на площадке готовый к службе вертолёт.
- Буду усовершенствовать систему, - поделился он планом с начальством, - Большому Дому нужна пост-модернизация.
- Пост-модернизируй, дорогой, - горячо одобрило начальство, - только за свой счёт и не жди за труды оплаты. Это Ссория, парень.
Поддергайкин взял ключи, плоскогубцы: напихал всё это в сапоги, не снимаемые двадцать лет, в фуфайку, не снимаемую двадцать три года с небольшим, и пошёл модернизировать.
Прежде всего он открутил и снял с вытяжки старый электродвигатель с насаженными лопастями, чтоб не мешал. Взамен чего ломом и руками притащил вертолёт поближе к выходу вентиляционной шахты. Натаскал металлических листов, скрутил их и соорудил вокруг вертолёта гигантский кожух. Чтоб придать вертолёту незыблемость, намертво приварил его полозья и колёса к строительным конструкциям. Дополнительно привязал бельевой верёвкой, проволокой и изолентой. А в заключение ещё приколотил к крыше гвоздиками. Потом залез внутрь летающей машины и почитал инструкцию: чего включать, чтоб вертолёт запустился.
Ночью, чтоб не заметили, обошёл здание и тихо пооткрывал все двери и окна, обеспечивая доступ атмо-и- стратосферы.
•••
Заседание открылось при полном кворуме. Оно было последним перед изнурительными каникулами, поэтому пришли все. В такие часы возможны подарки и поздравления.
Говорил глава:
- ...Потрудились мы недаром... штрафов вздумали навалом... увеличили зарплаты... сразу обе-две палаты...
Поддергайкин тем временем понадёжней натянул сапог (он у него хлябал), застегнул на одну пуговицу фуфайку (других пуговиц не было) и полез на крышу. Завести вертолёт. Вдруг заведётся?
Завёлся. Стал крутиться винт. Сначала крутился не очень, но потом ускорился до неистовости. Загудел и задрожал от адской струи кожух.
В зале заседания начались передвижения. Люди неохотно взмывали вверх и, выкликая бранные лозунги, вразнобой устремлялись к потолку, к вытяжным окнам: если кто был с портфелем, то, повинуясь свистящему потоку, летели и портфели. Очереди никто не соблюдал - как кого затягивало, тот так, не извиняясь, и уходил в трубу.
Поддергайкин оставил вертолёт включённым, сам, сидя внутри, задумчиво курил, размышляя о неустроенности Вселенной.
Освобождённые от земли заседатели радиально по небу неслись во все стороны горизонта.
Люди города, лениво остановившись, наблюдали полеты опознанных летающих объектов и не удивлялись.
Хотя, конечно, элемент новизны присутствовал: когда из окна по-одному - дело привычное, но чтоб все разом! Потом вспоминали: "Каникулы же", махали руками и шли быстрей в магазин. Покуда цены там ещё вчерашние.