Найти в Дзене
София Владимировна

Развод, который я не заметила сразу

Мы развелись не в тот день, когда поставили подписи.
И даже не тогда, когда он ушёл. Наш развод начался гораздо раньше — с фразы «я устал», сказанной между делом. С его вечного телефона в руках. С моего желания сделать вид, что всё нормально. Мы жили как соседи.
Спали рядом, но не вместе.
Ели за одним столом, но молчали. Я убеждала себя: у всех так. Это просто этап. Пройдёт.
Но этап затянулся на годы. Он всё чаще задерживался на работе. Я всё реже спрашивала, почему. Мне было страшно услышать правду. Иногда мы боимся не потери человека — а подтверждения того, что нас больше не любят. Когда он сказал, что хочет развода, я не заплакала.
Я почувствовала странное облегчение и тут же возненавидела себя за это. — Мы стали чужими, — сказал он.
Я кивнула. Потому что спорить было бессмысленно. Самым унизительным в разводе оказалось не делить имущество, а делить память. Каждая вещь в квартире напоминала о нас прежних. Кружка с трещиной. Плед. Фотографии, которые я так и не смогла выброси

Мы развелись не в тот день, когда поставили подписи.

И даже не тогда, когда он ушёл.

Наш развод начался гораздо раньше — с фразы «я устал», сказанной между делом. С его вечного телефона в руках. С моего желания сделать вид, что всё нормально.

Мы жили как соседи.

Спали рядом, но не вместе.

Ели за одним столом, но молчали.

Я убеждала себя: у всех так. Это просто этап. Пройдёт.

Но этап затянулся на годы.

Он всё чаще задерживался на работе. Я всё реже спрашивала, почему. Мне было страшно услышать правду. Иногда мы боимся не потери человека — а подтверждения того, что нас больше не любят.

Когда он сказал, что хочет развода, я не заплакала.

Я почувствовала странное облегчение и тут же возненавидела себя за это.

— Мы стали чужими, — сказал он.

Я кивнула. Потому что спорить было бессмысленно.

Самым унизительным в разводе оказалось не делить имущество, а делить память. Каждая вещь в квартире напоминала о нас прежних. Кружка с трещиной. Плед. Фотографии, которые я так и не смогла выбросить.

После его ухода квартира стала слишком тихой.

Тишина давила сильнее любых слов.

Мне говорили:

— Ты справишься.

— Всё к лучшему.

— Найдёшь другого.

Но развод — это не про «другого».

Это про встречу с собой. С уставшей, растерянной, злой. С той, которая слишком долго терпела.

Я долго винила себя. Думала, если бы была мягче, мудрее, красивее — он бы остался. А потом поняла: любовь не держится на старании одного человека.

Развод не сделал меня счастливой сразу.

Он сделал меня живой.

Я снова начала слышать себя. Понимать, чего хочу. И — что важнее — чего больше не готова терпеть.

Теперь я точно знаю: страшнее развода только жизнь в браке, где тебя больше не выбирают.