Творческие стратегии воспитания писателя Чарльза Диккенса
Как исследователь детства талантов и гениев, я постоянно задаюсь вопросом… Какие условия, испытания и открытия в ранние годы формируют личность, способную переплавить личную историю детства в новые культурные ориентиры для миллионов? Что должно произойти с ребёнком, чтобы его личная боль и радость стали общим достоянием человечества?
Сегодня я хочу рассказать вам историю детства человека, который, по сути, перепридумал Рождество. В европейской культуре образ праздника с гусями, подарками, семейным уютом и верой в чудо человеческого перерождения во многом оформился благодаря одному литературному произведению — «Рождественской песни в прозе» Чарльза Диккенса. Повесть 1843 года стала своеобразным зеркалом полного контрастов детства ее автора.
Мы с вами разберем, как счастливые детские годы в Чатеме с домашним театром и отцовской библиотекой и тяжелейший период нищеты и одиночества в лондонских трущобах в подростковом возрасте сплелись воедино, чтобы создать «диккенсовскую формулу» добра, чуда и социальной справедливости.
Вы увидите, как:
- Домашний театр в гостиной и затхлый цех фабрики ваксы стали двумя полюсами одной творческой вселенной Диккенса.
- Библиотека отца-мечтателя и долговая тюрьма Маршальси сформировали уникальный сплав фантазии и социальной боли.
- Личный страх быть брошенным превратился в универсальную историю о спасении через доброту.
Как из двух таких разных сторон детства — счастливого и трагического — комбинируется третий, вечный сюжет, который мы каждый год проживаем заново?
Что ж, давайте вместе заглянем в семью и обстоятельства, где рос будущий изобретатель главного зимнего чуда.
Счастливое детство как ресурс. Чатемские годы Диккенса
Счастливые годы детства Чарльза Диккенса прошли в городке Чатем. Это было время, наполненное ощущением безопасности. Здесь сформировалась особая творческая среда.
Родители смогли окружить ребенка книгами-шедеврами. Качественные книги способствовали развитию воображения и языковое чутье
Именно качественная литература стала питательной почвой, где естественно развивались воображение и языковое чутьё юного Чарльза. Первый и главный шаг сделала его мать, Элизабет Диккенс, она научила сына грамоте. Критически важным оказался второй шаг — тщательно отобрать, ЧТО именно читать. В случае Чарльза этот отбор был сделан родителями полуслучайно.
Отец Чарльза, Джон Диккенс, работал чиновником. Он обладал обширной личной библиотекой. На полках стояли романы Дефо и Филдинга, «Дон Кихот» Сервантеса и «Сказки тысячи и одной ночи». Для мальчика эти книги стали дверью в другие миры.
В своем почти автобиографическом романе "Дэвид Копперфилд" Диккенс писал:
«...И, мне кажется, я превратился бы в тупицу, если бы одно обстоятельство этому не помешало.
После моего отца осталось небольшое собрание книг, находившихся в комнатке наверху, куда я имел доступ (она примыкала к моей комнате), и никто из домашних не обращал на них никакого внимания. Из этой драгоценной для меня комнатки выходила славная рать, чтобы составить мне компанию. Родрик Рэндом, Перегрин Пикл, Хамфри Клинкер, Том Джонс, уэкфильдский викарий, Дон Кихот и Робинзон Крузо. Они не давали потускнеть моей фантазии и моим надеждам на совсем иную жизнь в будущем, где-то в другом месте...
Эти книги были единственным и неизменным моим утешением. Когда я думаю об этом, передо мной всегда возникает картина летнего вечера, на кладбище играют мальчики, а я сижу у себя на постели и читаю так, словно от этого зависит моя жизнь».
О любви Чарлза к чтению вспоминала и его няня Мэри Уэллер: "славный мальчуган, непоседа, а по натуре сердечный, приветливый, открытый". Она часто находила его сидящим где-нибудь в укромном уголке и поглощенным чтением.
Тренинг чувств и умение встать на место другого
Джон Диккенс также любил театр. Он часто устраивал домашние спектакли и декламации. По его просьбе маленький Чарльз вместе со старшей сестрой Фанни пел песенки для посетителей местной таверны. Он подмечал все смешное, а потом имитировал поразившие его воображение интонации, жесты и мимику посетителей таверны. Отец слушал выступления сына с нескрываемым восхищением. В этой атмосфере игры и одобрения у Чарльза рождалось ощущение, что жизнь подобна сцене, а каждый человек — персонаж со своей ролью и голосом.
Наблюдение за реальной действительностью как профессиональный навык
Прогулки по Чатему и Рочестеру стали для мальчика практикой наблюдения. Он видел торговцев и солдат, ветеранов с железными крюками вместо рук и почтовые кареты у придорожных гостиниц. Чарльз ясно помнил "каждое событие тех давних лет, каждую мелочь, даже случайное словечко, даже вскользь брошенный взгляд". Так он стал коллекционировать характеры и социальные типажи, которые позже населят его романы.
Биографы часто вспоминают одну характерную сцену из детства Диккенса. На прогулках с отцом он неизменно любовался старинной усадьбой Гэдсхилл-Плейс, стоявшей на живописном холме. Дом XVIII века так пленил воображение мальчика, что однажды он прямо заявил отцу о своём желании когда-нибудь здесь жить. Джон Диккенс, с его вечной склонностью к возвышенным мечтам, не стал охлаждать пыл сына. Напротив, он с готовностью поддержал эту фантазию.
Детская мечта, казавшаяся почти несбыточной для семьи со скромным достатком, через десятилетия удивительным образом сбылась. Став всемирно известным писателем, Чарльз Диккенс выкупил усадьбу. В Гэдсхилле он провёл последние годы жизни, написал «Большие надежды» и «Нашего общего друга», и именно здесь работа над «Тайной Эдвина Друда» была прервана его смертью. Вот как внутренний образ будущего, созданный в детстве, может стать путеводной звездой на всю жизнь.
Развитие диалектики чувств - от клоунады до трагедии
Важным впечатлением тех лет стало знакомство с контрастными формами искусства. Еще ребенком на одной сцене он видел клоунаду знаменитого Джо Гримальди, соединявшую смех и трогательную грусть. На другой — шекспировские трагедии. Эти переживания научили его воспринимать жизнь целостно, где комическое соседствует с трагическим. В первой книге "Очерки Боза" он как раз напишет о цирке и клоуне.
Встреча с первым литературным Наставником
Чарльза и его сестру Фанни отдают в частную подготовительную школу. Руководителем и учителем был баптистский священник Уильям Джайлз, молодой выпускник Оксфорда. Джайлз сразу заинтересовался необычным учеником. Чарльз выделялся тем, что читал, с лёгкостью цитируя и анализируя прочитанное. Учитель стал уделять ему особое внимание и поощрял его литературные опыты. В этот период Диккенс написал свою первую пьесу — трагедию «Миснар, султан Индии», основанную на «Сказках тысячи и одной ночи». Он представил текст Джайлзу. Учитель высоко оценил работу, признал драматургический талант мальчика и предсказал ему будущую известность. Этот эпизод стал первым профессиональным признанием Диккенса.
Сам Диккенс отмечал, что годы, проведенные в небольшом городке Чатеме,- самая счастливая пора его детства. Чатемские годы подарили Диккенсу внутреннюю опору, детство, наполненное историями, характерами и живыми образами. Но этот прочный и яркий мир вскоре подвергся испытанию. Семья переехала в Лондон, и для юного Чарльза начался период, который навсегда изменит его взгляд на жизнь и людей.
Испытания юного Диккенса. Преодоление трудностей как закалка характера и развитие феноменальной работоспособности
Счастливый период в Чатеме закончился для Чарльза Диккенса в 1822 году, когда ему было десять лет. Его отец, Джон Диккенс, получил перевод по службе в Лондон. Вся семья из-за расточительства отца погрязшая в долгах, уехала в столицу, чтобы начать жизнь заново. Чарльза оставили одного в Чатеме — он должен был доучиться до конца семестра, а затем самостоятельно последовать за родными.
Спустя несколько месяцев он проделал путь до Лондона в одиночестве. Однако Лондон встретил его не блеском столицы, а убогими задворками. Семья ютилась в бедном районе Кэмден-Таун, а финансовые дела отца стремительно катились к краху. Чарльз нянчил младших детей, помогал по хозяйству, чистил обувь, его посылали в ломбард и к ростовщикам заложить или продать что-нибудь из оставшихся вещей. В 1824 году, когда Чарльзу было двенадцать, финансовый кризис семьи достиг апогея. Джон Диккенс был арестован за долги и помещен в тюрьму Маршальси. Вся семья, кроме Чарльза, перебралась к нему.
Двенадцатилетний мальчик остался совершенно один в огромном, незнакомом и безразличном городе. Он стал старшим в семье, на его плечи легли заботы о выживании.
Дальний родственник матери Джеймс Лемерт устроил его на фабрику по производству ваксы «Уорренс». Рабочий день длился с утра до вечера, недельная плата составляла шесть шиллингов. Чарлз клеил этикетки на банки в старом, полутемном здании, кишащем крысами.
«Моя работа,- писал Диккенс,- состояла в том, чтобы запечатывать банки с ваксой. Сначала кладешь листик вощеной бумаги, прикрываешь его другим - синим, завязываешь шпагатом, а бумагу подрезаешь кругом, да покороче, поаккуратнее, пока банка не примет такой же щеголеватый вид, как аптечная баночка с мазью. Когда набиралось нужное количество баночек, достигших подобного совершенства, на каждую следовало наклеить заранее отпечатанную этикетку и потом приниматься за новую партию».
Это был монотонный, изматывающий труд, который он потом назовет самым тяжелым периодом своей жизни. Здесь, среди таких же обездоленных детей и взрослых, он столкнулся с миром абсолютной нищеты, бесправия и социального отчаяния. Он видел оборотную сторону викторианского прогресса — лондонские трущобы, где царили болезни, голод и преступность.
«Нет слов, чтобы выразить невысказанную тоску моей души, когда я оказался в их тесном соседстве, сравнил этих повседневных товарищей со спутниками моего более счастливого детства и почувствовал, как рухнули в моем сердце надежды стать ученым и благовоспитанным человеком».
Город как тренажер творческого исследования, формирование сверхнаблюдательности и нравственности
Вместе с тем именно в этот период в нем закалялись качества, определившие его будущее. Одиночество и страдания не сломили его, а обострили его главный инструмент — наблюдательность. Он впитывал впечатления, запоминая лица, характеры, истории и несправедливость, окружавшие его. Эти образы станут «сырьем» для его будущих романов.
Его маршруты, сначала робкие, вскоре превратились в масштабные экспедиции. От сравнительно благополучных кварталов, где жили его родственники, он смело отправлялся в глубину Ист-Энда — района трущоб и отчаянной бедности.
Как отмечал биограф Хескот Пирсон, мальчик «незаметно для себя добывал сырье»:
«Первое время он довольствовался окрестностями Хэмпстед-роуд, но постепенно осмелел и обследовал район Сохо, где на Джерард-стрит снимал квартиру его дядя, чиновник Томас Барроу. В районе Лаймхаус на Черч-Роу, где все вокруг было связано с кораблями, с морем, жил крестный отец Чарлза, такелажник Кристофер Хаффам. По дороге к нему мальчик наблюдал жизнь Ист-Энда, и все, что он видел, казалось ему необычайно увлекательным. Излюбленным местом его экскурсий были Ковент-гарден и Стрэнд. Часами, стоя где-нибудь на углу, смотрел он по сторонам, заглядывал в темные дворы зловонных узких улиц, подмечая и запоминая нравы их обитателей. Но поразительнее всего был район Сэвен-Дайелс. "Какие чудовищные воспоминания вынес я оттуда! - воскликнул он однажды.- Какие видения! Порок, унижения, нищета!" Эти зрелища и пугали, и в то же время неотразимо манили к себе все еще хрупкого, болезненного и крайне впечатлительного мальчика. Бессознательно он накапливал богатый запас наблюдений. Все эти места были впоследствии описаны им, и многие их обитатели стали героями его романов»
Пирсон X. Диккенс - М., 1963.-С. 10-11.
Прогулки стали своеобразной формой полевого исследования — сбором живого человеческого материала, который не найти ни в одной книге!
Внутренней опорой для него стали воспоминания о счастливом детстве, любовь к семье, которую он навещал в тюрьме по воскресеньям, и врожденная гордость, не позволившая ему жаловаться или опуститься. Об обитателях тюрьмы Диккенс повествовал во многих своих романах - "Оливер Твист", "Дэвид Копперфильд", "Крошка Доррит".
Пройдя через унижение и отчаяние, Диккенс не возненавидел мир, а проникся к нему глубоким состраданием. Его детский опыт борьбы за собственное достоинство стал основой главной темы всего его творчества — борьбы за человеческое достоинство для всех.
После испытаний. Юный Диккенс не упускает шансы на творческий сценарий жизни
Семейное положение улучшилось в 1824 году, когда Джон Диккенс получил небольшое наследство. Долги были частично погашены, и он вышел из тюрьмы Маршальси. Это событие изменило и судьбу Чарльза. Отец немедленно забрал его с фабрики ваксы и определил в частную школу «Веллингтон-Хаус Академию».
Подросток Диккенс – редактор школьной газеты, писатель и драматург школьных спектаклей
Возвращение к учебе стало для пятнадцатилетнего подростка возвращением к жизни. В школе, которую он позже сатирически опишет в «Дэвиде Копперфилде», он снова почувствовал себя счастливым и востребованным. Он проявил себя как яркий лидер и организатор. Диккенс принялся издавать рукописную школьную газету, для которой сам писал статьи, пьесы и юморески. Он был душой любительских спектаклей, для которых сам писал пьесы в стихах и прозе, был актером. Затем, еще юношей, он будет брать уроки сценического мастерства у актера Роберта Кили.
Детская любовь к театру и юношеские уроки мастерства нашли неожиданное воплощение. Диккенс затем стал первым писателем-медиазвездой, превратив публичные чтения в театр одного актера.
Его выступления в белом жилете, с геранью в петлице, собирали гигантские очереди от Лондона до Америки, где для жаждущих билетов разводили костры на улицах. Как вспоминал И.С. Тургенев, это было явление «веселости, силы и глубины». Диккенс использовал актёрские навыки для эмоционального вовлечения аудитории, создав уникальный формат, где автор лично гарантировал читателю незабываемый опыт. Такой вот интересный ход вырос из его детских увлечений.
Использование рутинной работы как учебного материала
Однако систематического образования завершено не было. В шестнадцать лет ему пришлось снова начать работать. Он устроился младшим клерком в адвокатскую контору. Сначала он был разносчиком и переписчиком бумаг и деловых писем. Затем Чарлз приступил к изучению стенографии и, в совершенстве овладев ею, стал получать заказы на составление репортажей о судебных заседаниях. Эта рутинная работа стала его второй, уже взрослой, школой наблюдения. В стенах судебных учреждений он видел человеческие драмы, разворачивающиеся вокруг наследственных тяжб и бракоразводных процессов. Он изучал характеры в моменты конфликта и жадности, наблюдал за механизмами закона и лицемерием клиентов. Это знание позже легло в основу блестящих сатирических портретов чиновников и сутяг в его романах.
Окончательный выбор пути определила журналистика. Овладев стенографией виртуозно, Диккенс стал парламентским, а затем и судебным репортером. Эта работа отточила его слог до быстроты и точности, научила улавливать суть события и укладывать ее в сжатый срок. В 1833 году в журнале «Monthly Magazine» появился его первый литературный рассказ «Обед на Поплар-Уок», подписанный псевдонимом «Боз». Путь клерка был окончен, начался путь писателя.
Несмотря на колоссальный успех, Диккенс до конца жизни боялся нищеты и социального краха. Его маниакальный трудоголизм отчасти был бегством от этого страха.
Как Диккенс возродил и улучшил Рождественские традиции
Диккенс затем подарит миру праздничные истории, где будет много напоминаний о том, что даже самая очерствевшая душа, если в ней осталась искра памяти и сочувствия, способна на чудо преображения. И это чудо, по Диккенсу, возможно в любом возрасте — стоит только прислушаться к «рождественским духам» собственного прошлого и будущего.
«Рождественская песнь в прозе» — самое известное его произведение. Эбинизер Скрудж, живое воплощение детской бедности и взрослой скупости, благодаря визитам духов проходит путь от мизантропа к благодетелю. Скрудж стал архетипом «рождественского скряги», который может измениться. По словам историка Рональда Хаттона, именно эта повесть превратила Рождество в семейный праздник душевной щедрости. Её архетипические персонажи — Скрудж, Крошка Тим, рождественские духи — навсегда вошли в культурный код Запада. Сама фраза «Счастливого Рождества» обрела популярность после публикации этой книги. Итог подвёл современник Диккенса, писатель Уильям Теккерей, назвавший повесть «национальным достоянием и личным благом». Так детская травма и семейная стратегия воспитания, пройдя через горнило творчества, породили универсальный сюжет о победе света над тьмой, который мы переживаем каждый год.
Творческая стратегия семьи Диккенсов заключалась в повторяющемся принципе детства гениев и талантов: создать для ребенка интересное и счастливое детство как базу, которая позволяет выдержать удары внешних обстоятельств в будущем. Их семья стала и источником развития, и препятствием. Диккенсы воспитали Человека, который стал «переводчиком» личной боли в общечеловеческий язык добра, потому что дали ему творческое детство, против которого оказалась бессильна любая беда.
В своей книге «Педагогика гениальности» я выделяю 7 основ воспитания творческих личностей, и семья Диккенсов — интересный пример их воплощения.
Для глубинного понимания связи между детством Диккенса и его главным произведением предлагаю два ключевых фильма, которые стоит посмотреть в паре.
1. «Необыкновенная история на Рождество» (2017)
Это фильм-исследование показывает отчаявшегося молодого автора, который в рождественские дни 1843 года создаёт свою повесть буквально на пределе сил. Картина блестяще иллюстрирует, как детские воспоминания о нищете, долговой тюрьме, образ отца-мечтателя — становится «сырьём» для универсальной истории о Рождестве.
2. «Рождественская история» (2009)
Новаторская анимационная экранизация Роберта Земекиса. Фильм снят по мотивам повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь».
Посмотрите эти фильмы последовательно. Первый раскроет процесс создания произведения о Рождестве. Второй покажет сам творческий продукт.
Больше материалов в телеграм «Педагогика гениальности».
Если Вам был полезен материал, поставьте лайк и подпишитесь.
До скорой встречи, ваш неутомимый исследователь — Людмила Ивановна Познякова.
Источники:
- Пирсон Х. Диккенс. М., 1963.
- Урнов М.В. Неподражаемый. Чарльз Диккенс - издатель и редактор. М., 1990.
- Михальская Н.П. 'Чарлз Диккенс' - Москва: Просвещение, 1987 - с.128