"За терпеливую овцу, которая знает свое место в жизни", - произнес Геннадий Павлович, поднимая хрустальный бокал с коньяком.
В банкетном зале ресторана воцарилась тишина. Сорок приглашенных – все родственники семейства мужа – устремили взгляды на Наталью, невестку, сидящую у края стола, между кадкой с фикусом и дверью, ведущей на кухню. "За нашу овечку", - повторил свекор громче, и его лицо, побагровевшее от выпитого, расплылось в довольной улыбке.
"Пятнадцать лет терпит, молчит, знает свое место. Редкий экземпляр в наше время, а, сынок?" Олег, сидевший рядом с матерью во главе стола, усмехнулся и поднял свой бокал за "овечку". Присутствующие поддержали тост смехом. Кто-то неловко, кто-то с явным удовольствием.
Свекровь, Тамара Ивановна, главная виновница торжества – все-таки золотая свадьба, 50 лет брака, – снисходительно улыбнулась и поправила бриллиантовое колье на своей увядающей шее. Наталья почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Сорок четыре года, а краснеет, как юная девушка. Впрочем, не от стыда, а от бессильной ярости, которую она научилась прятать так глубоко, что порой и сама забывала об ее существовании.
Она опустила взгляд на свои руки: покрасневшие, загрубевшие, с коротко остриженными ногтями. Руки служанки. За последний месяц она организовала этот банкет на пятьдесят человек. Сама сшила платье для свекрови, договаривалась с администрацией ресторана о скидке, украшала зал. И в благодарность за это – тост про овцу.
"Наташенька, а ты почему не поднимаешь бокал?" – слащаво пропела золовка Ирина с противоположного конца стола. "Или ты не согласна с папочкой?". Снова смех, снова унижение. Наталья заставила себя улыбнуться и подняла бокал с минеральной водой. Алкоголь ей никогда не наливали, чтобы присматривала за детьми. "За Геннадия Павловича и Тамару Ивановну", – произнесла она ровным голосом. "За их крепкий союз".
"Вот, когда захочет, умеет", – удовлетворенно кивнул свекор и опрокинул свой коньяк. В этот миг двери банкетного зала распахнулись. На пороге стояла женщина лет шестидесяти пяти, высокая, статная, с седыми волосами, уложенными в элегантную прическу. На ней было черное платье изысканного покроя. В ушах сверкали серьги с изумрудами, а на пальце – массивный перстень.
Геннадий Павлович подавился коньяком. "Простите, у нас здесь частное мероприятие", – начал было метрдотель. Но женщина властным жестом остановила его и вошла в зал. Она шла медленно, уверенно, и с каждым ее шагом в зале становилось все тише. Что-то в ее походке, в гордой осанке, в холодном взгляде серых глаз заставляло людей невольно выпрямляться.
Женщина остановилась напротив Натальи и несколько секунд смотрела на нее, словно оценивая. "Наталья Сергеевна Михайлова", – произнесла она наконец. Голос был низкий, хорошо поставленный. Наталья растерянно кивнула. Михайлова – девичья фамилия ее матери. Фамилия, которую она не произносила вслух уже лет двадцать. Фамилия, о которой здесь никто не должен был знать. Хрустальный бокал выскользнул из рук Геннадия Павловича и разбился о мраморный пол.
"Кто вы?" – спросила Наталья, поднимаясь. "Меня зовут Елизавета Андреевна. Я двоюродная сестра твоей матери. Твоя тетя". В зале повисла такая тишина, что можно было услышать, как за окном проехала машина. Наталья смотрела на незнакомку, не в силах вымолвить ни слова. Мама умерла, когда ей было всего пять лет. Автомобильная авария.
Отец после этого начал пить и фактически оставил ее на попечение бабушки. О родственниках матери бабушка никогда не говорила, лишь качала головой и повторяла: "Нет у нас никого, Наташенька". Только мы вдвоем на всем белом свете. И вот теперь – тетя, откуда ни возьмись?
"Это какое-то недоразумение", – прохрипел Геннадий Павлович, промокая лоб салфеткой. Его обычно багровое лицо стало серым. "Охрана!". Но Елизавета Андреевна даже не взглянула в его сторону. "Наталья", – произнесла она мягко. "Я искала тебя двадцать лет и наконец нашла. Нам нужно поговорить наедине". "Никуда она не пойдет!", – пронзительно вскрикнула Тамара Ивановна, вскакивая с места. "Олег, сделай что-нибудь!".
Но Олег, муж Натальи, словно окаменел. Он смотрел на отца, и в его глазах читался страх. Наталья перевела взгляд с мужа на свекра, на незнакомую женщину, на серебряную брошь, что была приколота к ее платью. Точно такой же герб был выгравирован на старинной броши, которую бабушка отдала Наталье накануне своей смерти. "Береги", – прошептала тогда бабушка, задыхаясь от кашля. "Когда придет время, ты поймешь".
Наталья не понимала все эти двадцать пять лет, но сейчас, глядя на смертельно бледное лицо свекра, она начинала ощущать, что это время настало. "Я пойду с вами", – сказала она незнакомке. И впервые за пятнадцать лет брака не спросила разрешения у мужа.
Пятнадцать лет назад Наталье было двадцать девять, и она работала медсестрой в районной поликлинике небольшого городка. Низкая зарплата, постоянные слезы, съемная комната в коммуналке, одинокие вечера с книгой и мечты о другой жизни. Бабушка умерла годом ранее, оставив внучке лишь старую брошь и шкатулку с пожелтевшими фотографиями.
На фотографиях была женщина с гордым лицом и прямой спиной, очень похожая на маму. Бабушка никогда не говорила, кто это. Олег ворвался в ее жизнь словно принц из сказки. Красивый, уверенный в себе, на дорогой машине. Он приехал в их захолустье навестить какого-то дальнего родственника и случайно зашел в поликлинику – поранил руку, меняя колесо.
Наталья обработала рану. Олег пригласил ее выпить кофе, затем на ужин, после чего – в областной центр, для знакомства с его родителями. "Они у меня строгие", – предупредил он в машине. "Но ты им понравишься. Ты такая… настоящая". Тогда это прозвучало как комплимент. Позже Наталья осознала, что он имел в виду – простая, неизбалованная, из тех, кто будет благодарен за любую малость.
Дом родителей Олега, а точнее, особняк в элитном пригороде, произвел на нее потрясающее впечатление. Три этажа, бассейн, зимний сад, прислуга в форменных передниках. Семья владела сетью аптек по всей области – сорок три точки, плюс оптовая база и собственное небольшое производство лекарственных препаратов. Геннадий Павлович встретил ее неожиданно тепло.
Долго говорил о ее семье, о родителях, о бабушке. Наталья, польщенная оказанным вниманием, рассказала все: о ранней смерти матери, об отце-алкоголике, который пропал из ее жизни, о бабушке, которая вырастила ее одна. "Значит, сирота", – подвел итог свекор. "Бедная девочка". И посмотрел на нее так, что у Натальи почему-то побежали мурашки по спине.
Но она списала это на волнение. Свадьбу сыграли через три месяца, скромную, на двадцать человек. Наталья была счастлива. Наконец-то у нее появилась семья – большая, шумная, богатая. Муж, который носил ее на руках. Дом, где есть горячая вода и не нужно считать копейки до зарплаты. Счастье кончилось на следующий день после свадьбы.
"Итак", – сказала Тамара Ивановна во время завтрака. "Раз ты теперь член семьи, будешь работать в семейном бизнесе. С понедельника выходишь в аптеку номер семь. Она находится на окраине. Контингент там сложный. Будешь пока уборщицей. Посмотрим, как ты справишься". Уборщицей? Наталья была ошеломлена. "Но у меня же диплом медсестры".
"И что с того?" – свекровь насмешливо выгнула бровь. "Ты думаешь, тебя с твоим провинциальным образованием куда-то возьмут на лучшую должность? Скажи спасибо, что мы тебе вообще даем работу. Или хочешь сидеть на шее у мужа?" Наталья посмотрела на Олега. Тот старательно намазывал маслом тост. "Мама права", – произнес он, не поднимая глаз. "Нужно начинать с самой низкой ступени. Так делали все в нашей семье".
Это была первая ложь, которую она услышала от него. Впоследствии их были сотни. Наталья начала работать уборщицей в аптеке на окраине города. Она вставала в пять часов утра, а возвращалась домой к девяти вечера. Зарплату, пятнадцать тысяч рублей, она отдавала свекрови на ведение хозяйства. Через полгода ее повысили – теперь она вела бухгалтерский учет всей сети.
Разумеется, без официального трудоустройства. Она работала по шестнадцать часов в сутки, оставаясь все той же уборщицей. Когда Наталья забеременела Максимом, она надеялась, что отношение к ней изменится. Но она ошиблась. Ее заставили работать до восьмого месяца беременности, а после родов вернуться к работе уже спустя три недели.
"Подумаешь – роды!", – фыркнула Тамара Ивановна. "Я вообще была на ногах уже через неделю после родов. Нечего тут раскисать". Ребенком занималась наемная няня. Наталье не доверяли даже собственного сына. А через четыре года родилась Аня, и история повторилась. К десятилетию брака Наталья поняла, что потеряла саму себя. У нее не было денег – зарплата перечислялась на банковскую карту свекрови.
У нее не было документов – ее паспорт хранился в сейфе Геннадия Павловича "для сохранности". У нее не было подруг – свекровь делала все возможное, чтобы невестка ни с кем не общалась. У нее даже не было собственного мнения. За пятнадцать лет она научилась молчать, соглашаться, терпеть. Она превратилась в тень, в призрак в чужом доме.
Но хуже всего было другое – ее дети, Максим и Аня, росли чужими. Свекровь воспитывала их по-своему, внушая, что их мать – простушка из деревни, ни на что не способная, и должна быть благодарна за то, что ее вообще терпят. "Мама, а почему у тебя нет красивых платьев, как у бабушки?" – как-то раз спросила восьмилетняя Аня. "Потому что твоя мать не умеет зарабатывать деньги", – ответила за нее Тамара Ивановна.
"И вообще, Анечка, негоже девочке из хорошей семьи столько времени проводить с прислугой". Наталья помнила взгляд дочери. В нем было разочарование. С тех пор Аня называла ее на "вы" и старалась лишний раз с ней не пересекаться. На двенадцатом году брака Олег завел любовницу, молодую рыжеволосую бухгалтершу по имени Карина. Все в семье об этом знали, но делали вид, что ничего не происходит.
"А чего ты хотела?" – заявила свекровь, когда Наталья попыталась поговорить с ней. "Сама виновата. За собой нужно следить. Посмотри на себя – в сорок лет выглядишь на все пятьдесят пять. Какой мужчина на такую позарится?" Наталья посмотрела в зеркало и увидела серое лицо, тусклые волосы и потухший взгляд. Куда же делась та молодая женщина с лучистой улыбкой, в которую когда-то влюбился Олег?
А влюблялся ли он вообще? Этот вопрос она задавала себе все чаще и чаще. И все чаще ответ был один: "Нет, он никогда не любил меня. Он женился на мне, потому что так велели родители". А почему велели – этого она не понимала. За месяц до золотой свадьбы свекрови Наталье срочно потребовались деньги. Не для себя, нужно было купить подарок Тамаре Ивановне.
Все родственники скидывались на бриллиантовое колье, и Наталье надо было внести свою долю, 50 тысяч рублей. Таких денег у неё не было. Она уже 2 года не получала даже жалкую зарплату. Единственным сокровищем, которое оставалось у Натальи, была старинная брошь, доставшаяся от бабушки. Она бережно хранила её в потайном кармашке старой сумки, так, чтобы никто из родных не догадывался об её существовании.
Наталья долго колебалась, но иного выхода не видела. Если она не внесёт свою часть денег, свекровь закатит грандиозный скандал, супруг будет недоволен, а дети одарят её презрительными взглядами.
Под предлогом визита к врачу она отпросилась с работы на половину дня и отправилась в ломбард. Оценщик, пожилой мужчина с толстыми линзами в очках, долго и внимательно изучал брошь под лупой.
Затем он снял очки и посмотрел на Наталью с удивлением. "Где вы её взяли? Вы осознаёте её ценность?" Он бережно опустил брошь на мягкую бархатную ткань. "Это работа Фаберже, конец девятнадцатого века. Оригинал". Наталья была ошеломлена: "Какого Фаберже?" "Карла Фаберже, ювелира императорского двора".
Оценщик покачал головой: "Мы не можем её принять. Это музейная вещь. Необходима экспертиза, подтверждение происхождения, документы". "Но мне срочно нужны деньги". "Вам следует обратиться в аукционный дом или антикварный салон с хорошей репутацией. И будьте осторожны, за такие вещи могут и убить". Наталья вышла из ломбарда в полном замешательстве.
Брошь, казалось, обжигала руку сквозь сумку. Бабушка говорила: "Береги её, когда придёт время, поймёшь". Что она должна понять? Что её бедная бабушка владела творением Фаберже? Вечером она впервые за много лет достала старую бабушкину шкатулку с фотографиями. Перебирала выцветшие снимки: женщина в изысканном платье, с высоким воротником, мужчина с усами, дети с серьёзными лицами и дом с колоннами на заднем плане.
На обороте одной из фотографий была еле различимая надпись: "Корниловы. 1912 год". Корниловы – девичья фамилия матери её матери. Наталья хотела найти информацию в интернете, но в доме свёкров не было компьютера, а её старый кнопочный телефон не позволял этого сделать. Зачем уборщице смартфон? И поиски были отложены, так ничего и не удалось узнать. А вскоре началась суматоха с подготовкой к золотой свадьбе, и времени на поиски совсем не осталось.
И вот теперь, сидя напротив элегантной незнакомки в номере дорогого отеля, Наталья не могла поверить в происходящее. "Выпейте воды", – сказала Елизавета Андреевна, протягивая стакан. "Вы очень бледны". Наталья машинально сделала глоток. "Я ничего не понимаю. Бабушка говорила, что у нас нет родственников". "Ваша бабушка хотела вас защитить", – ответила Елизавета Андреевна, садясь напротив.
"Но, боюсь, сделала только хуже, хотя она не могла знать, как всё обернётся". "Защитить от чего?"
Вместо ответа Елизавета Андреевна достала из сумки кожаную папку и положила её на стол. "Это документы. Здесь история нашей семьи, ваша история". Наталья открыла папку и увидела копии старинных бумаг, фотографии, газетные вырезки. "Род Корниловых известен в России с десятого века", – начала Елизавета Андреевна. "Купцы первой гильдии, торговали. К началу 20-го века Корниловым принадлежало крупнейшее фармацевтическое производство в Поволжье: заводы, лаборатории, сеть аптек".
"После революции всё отобрали?" – спросила Наталья. "Да, но мой дед был предусмотрительным человеком и успел вывезти семью и спрятать кое-что: документы, рецепты, патенты. Всё это хранилось у вашей прабабушки. Она осталась в России, чтобы присматривать за тайниками".
Наталья слушала, не в силах осознать услышанное. "В девяностые, когда это стало возможно, я вернулась", – продолжила Елизавета Андреевна. "Восстановила семейный бизнес". "Но я никогда о вас не слышала". "Потому что ваша бабушка решила, что так будет безопаснее". Елизавета Андреевна помолчала. "Она боялась". "Чего? Пожилая женщина достала ещё одну фотографию.
На ней был изображён молодой мужчина с хитрым лицом на фоне заводских корпусов. Наталья сразу узнала его: Геннадий Павлович, её свёкор, лет сорок назад. "Этот человек", – голос Елизаветы Андреевны стал жёстким, – "уничтожил вашу семью".
В банкетном зале ресторана царил хаос. Тамара Ивановна причитала в углу, обмахиваясь салфеткой. Олег отчаянно пытался дозвониться кому-то по телефону. Гости растерянно переглядывались, не зная, что делать: уходить или остаться. А Геннадий Павлович сидел во главе стола неподвижный, словно каменная статуя. Только пальцы выдавали его волнение, они непрерывно барабанили по скатерти.
"Пап, кто эта женщина?" – спросил Олег, отложив телефон. "Откуда она знает Наташку?" "Не твое дело", – отрезал свёкор. Геннадий Павлович тяжело поднялся. Гости притихли. "Банкет окончен", – объявил он. "Всем спасибо, все свободны. Олег, машину. Тамара, прекрати истерику!" Он вышел из зала, не оглядываясь. Но те, кто знал его давно, заметили: впервые Геннадий Павлович выглядел испуганным.
В гостиничном номере Елизавета Андреевна рассказывала: "В восемьдесят девятом году твой отец устроился на фармацевтический завод". "Папа работал на заводе?" – удивилась Наталья. "Он же был…", – она запнулась, – "…много пил". "Это случилось позже", – Елизавета Андреевна поджала губы. "А потом твоя мать погибла в автокатастрофе. Твой отец считал, и я тоже так думаю, что это не было случайностью".
У Натальи закружилась голова. "Вы хотите сказать, что свёкор убил мою мать?" "Я хочу сказать, что у меня есть основания так полагать, но пока нет доказательств". Наталья закрыла лицо руками. "Мама, мамочка…" Ей было пять лет, когда погибла мать. Она помнила только её тёплый, сладковатый запах, мягкие руки и колыбельную, которую мама пела перед сном.
И всё это время человек, который, возможно, убил её мать, был рядом! Обедал с ней за одним столом, называл овцой, унижал, уничтожал, превращал в рабыню. "Зачем?" – прошептала она. "Зачем он женил на мне своего сына?" "Контроль", — ответила Елизавета Андреевна. "Он знал, кто ты. Знал, что рано или поздно я тебя найду. Он хотел держать тебя под присмотром, чтобы ты ничего не узнала, чтобы не нашла документы, которые могли его погубить".
"Какие документы?" "Те, что хранила твоя бабушка. Оригиналы патентов, доказывающие авторство Корниловых. Без них Кравцов – ничто. Пустышка".
Наталья вспомнила, как бабушка перед смертью отдала ей брошь и старую шкатулку. Шкатулка до сих пор лежала в её комнате в доме Кравцовых. "Шкатулка", – прошептала она. "Что?" "Бабушка оставила мне шкатулку. Я думала, там только фотографии". Елизавета Андреевна подалась вперёд. "Эта шкатулка… где она сейчас?" "Дома. В доме свёкра".
Пожилая женщина побледнела. "Наталья, послушай меня внимательно. В этой шкатулке может быть то, что мы искали двадцать лет. Документы, которые докажут преступления Кравцова. Тебе нужно вернуться и забрать её. Но я понимаю, это опасно, у тебя есть дети…" Елизавета Андреевна не договорила.
Наталья подумала о Максиме и Ане, её детях, которых она почти потеряла, которые смотрели на неё с презрением, потому что бабушка с дедушкой научили их презирать свою мать. А ведь это её дети, ее кровь, и они не знают правды. "Я вернусь", – сказала Наталья. "Заберу шкатулку и детей". "Ты уверена?" Наталья впервые за пятнадцать лет почувствовала, как в груди поднимается что-то забытое: не страх, не покорность, что-то другое. Ярость. "Да", – ответила она. "Я уверена".
Наталья вернулась в дом Кравцовых за полночь. Такси остановилось у кованых ворот, и она несколько минут стояла в темноте, глядя на освещённые окна особняка. Пятнадцать лет она входила в эти ворота как прислуга. Сегодня войдёт иначе. Охранник Виталик удивлённо поднял брови: "Наталья Сергеевна? А мы думали, вы с той женщиной уехали". "Как видишь, вернулась".
Она прошла по гравийной дорожке к дому. Сердце колотилось, но руки не дрожали. Странное спокойствие, словно пятнадцать лет страха разом испарились. В холле её встретила Тамара Ивановна. Свекровь сидела в кресле у камина, кутаясь в кашемировую шаль. Увидев Наталью, она вскочила. "Где ты была? Что эта женщина тебе наговорила?". Свекровь прищурилась. "Ты изменилась. Что-то случилось?"
"Где Геннадий Павлович?" "В кабинете с Олегом. Они…" Тамара Ивановна осеклась. "Послушай, я не знаю, что тебе наплела эта Корнилова, но ты не должна ей верить. Она сумасшедшая, понимаешь? Много лет преследует нашу семью своими бреднями. Много лет…" Наталья повернулась к свекрови. "Значит, вы знаете, кто она такая?"
Тамара Ивановна побледнела. "Я… это не то, что ты думаешь". "Я пока ничего не думаю. Я просто хочу забрать свои вещи и детей". "Забрать? Куда забрать?" Свекровь схватила её за руку. "Ты с ума сошла? Это твой дом, твоя семья!" Наталья посмотрела на её цепкие пальцы с острыми ногтями, унизанные кольцами. Сколько раз эти пальцы швыряли ей в лицо грязное бельё, совали триста рублей на месяц на личные расходы, отбирали паспорт.
"Отпустите меня", – сказала она тихо. "Да как ты смеешь?!" "Отпустите меня!" Что-то в её голосе заставило Тамару Ивановну разжать хватку. Свекровь отступила на шаг, глядя на невестку так, будто видела её впервые. Наталья поднялась по лестнице на второй этаж. Свою комнату, крошечную, рядом с прачечной. Она направилась к детям.
Максим не спал. Четырнадцатилетний подросток сидел на кровати с телефоном в руках и при виде матери вздрогнул. "Мам, ты вернулась?" "Да, сынок". "А правда, что та женщина твоя родственница? И что дед…?" "Откуда ты знаешь?" Максим показал телефон: кто-то из гостей снял видео, оно уже в интернете. Наталья подошла ближе и села на край кровати. Сын не отодвинулся – впервые за долгое время.
"Послушай, Макс, не могу вдаваться в детали сейчас, но эта женщина – действительно моя родственница по линии отца. Дед причинил много вреда нашей семье. Моей матери. И твоей матери" Максим нахмурился. "Бабушка говорила, что твоя мать была…" "Что?" Он запнулся. "Простолюдинкой из деревни."
Наталья скривилась в горькой усмешке. "Пятнадцать лет свекровь отравляла умы детям. Моя мать происходила из древнего купеческого рода. Их предки владели фармацевтическими предприятиями еще до революции. А твой дед украл у них всё и, возможно, лишил мою мать жизни."
Максим смотрел на неё с широко раскрытыми глазами. "Убил? Но это же дедушка." "Я сама узнала лишь сегодня. И мне нужно во всем разобраться." Она взяла сына за руку. "Макс, я хочу, чтобы ты собрал вещи. Только самое необходимое." "Куда мы поедем?" "Сначала в отель. Потом решим. И Аню тоже заберём." Максим молчал несколько мгновений, затем кивнул. "Хорошо. Я соберусь" Наталья сжала его ладонь. В душе появилось тепло. Возможно, еще не все потеряно.
Аня спала, прижимая к себе плюшевого медведя. В свои десять лет она казалась совсем малышкой: хрупкой, светловолосой, с длинными ресницами. Наталья осторожно разбудила её. "Мамочка," сонно пробормотала дочь, "что случилось?" "Анечка, нам нужно уехать. Временно" "Куда? Почему?" "Я объясню позже. Собери рюкзак. Положи туда свои любимые вещи."
Аня села в кровати, протирая глаза. "А бабушка знает?" "Знает. Она разрешила" Наталья почувствовала, как сжимается сердце. Даже десятилетняя дочь спрашивает разрешения у бабушки, а не у матери. "Анечка, мне не нужно разрешение бабушки. Я твоя мама" Девочка посмотрела на нее странным взглядом, словно пытаясь что-то понять. "Хорошо" сказала она, наконец, "я соберусь."
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ, но оно уже сейчас есть
в моем ТГ канале и без рекламы!