— Ну, чего ты мечешься, как таракан на горячей плите? Сядь уже.
Елена не повернула головы. Нож мерно стучал по деревянной доске, превращая вареную морковь в оранжевое крошево. Звук был глухой, влажный и какой-то слишком ритмичный, словно метроном.
Виктор замер у окна. Пальцы левой руки теребили край шторы, сжимая синтетическую ткань так, что побелели костяшки.
— Лен, может, не надо? — голос у него был сиплый, будто простуженный. — Ну какой юбилей? Пятьдесят пять — это даже не круглая дата. Так, две пятерки. Посидели бы вдвоем, курицу запекла бы...
— Курицу я и так запекла. И холодец схватился. И рыбу твою любимую, под маринадом, с утра сделала.
Она смахнула морковь в эмалированную миску, вытерла руки о полотенце, висевшее на плече, и наконец посмотрела на мужа. Взгляд у нее был сухой, безжизненный, как осенняя листва в парке. Виктор терпеть не мог этот ее взгляд. Раньше, лет десять назад, она смотрела иначе — с прищуром, с искоркой, могла и тарелку разбить, если ссорились. А теперь — как рентген в районной поликлинике. Просвечивает и молчит.
— Люди придут, Витя. Твоя мать приедет из Подольска. Сестра с мужем. С работы ребята. Ты что, хочешь перед ними нищебродом выглядеть? Или затворником?
— Да при чем тут нищеброд... — Виктор дернул плечом, ткань рубашки натянулась на животе. Пуговица держалась на честном слове. — Просто настроение не то. Усталость какая-то.
— Усталость, — повторила Елена. Словно пробовала слово на вкус и нашла его горьким. — Ну ничего. Сегодня отдохнешь. Сегодня у нас программа... насыщенная.
Она отвернулась к раковине. Виктор сглотнул. В горле стоял ком, жесткий, царапающий. Он снова полез в карман брюк, нащупал гладкий корпус смартфона. Экран был темный, но Виктору казалось, что он вибрирует, жжет бедро сквозь ткань.
Вчера он написал Инге: «Завтра не смогу. Семейное болото. Потерпи день, малыш». Инга ответила смайликом с закатанными глазами и коротким: «Ок». Вроде все чисто. Но тревога не уходила. Она сидела где-то под ребрами, тяжелая, как недопереваренный кусок мяса.
— Ты телефон-то выложи, — сказала Елена спиной. — А то излучение. Говорят, на потенцию влияет. Хотя тебе-то что...
— Лен, прекрати.
— Что прекрати? Майонез достань. И горошек.
К шести вечера квартира наполнилась запахами. Пахло тяжелым духом запеченного мяса, дешевыми духами свекрови, пылью с ковра, который Витя выбивал утром, и чем-то еще — едва уловимым, кислым запахом страха, который исходил от самого хозяина дома.
Стол раздвинули в гостиной. Старая «книжка», советская, лакированная, скрипела, но держала оборону под натиском тарелок. Салаты громоздились горами. Свекровь, Нина Петровна, восседала во главе, как монумент, и уже успела дважды раскритиковать Еленину прическу («жиденько, Леночка, объема бы побольше») и один раз — заливное («желатина пожалела, дрожит как сопля»).
Елена улыбалась. Той самой улыбкой, от которой у Виктора потели ладони. Она бегала из кухни в комнату, подносила, убирала, подливала. Идеальная хозяйка.
— Ну, зятек! — рявкнул дядя Коля, муж сестры, красный после третьей рюмки. — За две пятерки! Чтобы стояло и деньги были!
Виктор вымученно растянул губы. Он опрокинул стопку, водка обожгла пищевод, но легче не стало. Телефон в кармане молчал, но это молчание казалось зловещим.
— А что же Леночка не пьет? — елейно поинтересовалась Нина Петровна, ковыряя вилкой в оливье. — Брезгуешь с нами, рабочим классом?
— Я попозже, мама, — Елена стояла в дверях, опираясь плечом о косяк. На ней было синее платье, которое Виктор не помнил. Новое? Купила? На какие шиши? У них кредит за «Форд» не закрыт, и за дачу взнос через неделю. — Я жду еще одного гостя.
Виктор поперхнулся огурцом.
— Какого гостя? — он закашлялся, слезы выступили на глазах. Дядя Коля хлопнул его по спине так, что позвоночник хрустнул. — Лен, мы никого не ждем больше. Все свои тут.
— А это, Витенька, сюрприз, — она подошла к столу, взяла графин с морсом, налила себе полный стакан. Рука ее не дрогнула. Ни на миллиметр. — Человек, которого ты очень ценишь. Я подумала: неправильно это. Юбилей, все близкие в сборе. А самый близкий человек — где-то там, в одиночестве.
В комнате повисла тишина. Даже дядя Коля перестал жевать. Слышно было, как тикают часы на стене — подарок коллег. Тик-так. Тик-так.
— Лен, ты о чем? — голос Виктора упал до шепота. В голове пронеслось стадо мыслей, одна страшнее другой. Кредиторы? Он задолжал банку, взял микрозайм, чтобы купить Инге браслет... Коллекторы? Или...
Нет. Быть того не может. Елена не знает. Она клуша, домашняя, работа-дом-сериалы. Откуда ей знать? Он шифровался как агент разведки. Второй телефон в бардачке, имя «Игорь Шиномонтаж» в контактах...
Звонок в дверь прорезал тишину, как скальпель нарыв. Резкий, требовательный.
Виктор дернулся, стул под ним скрипнул. Он хотел вскочить, но ноги стали ватными, словно мышцы налили свинцом.
— Сиди, именинник, — Елена поставила стакан на стол. Звук стекла о дерево прозвучал как выстрел. — Я сама открою. Тебе волноваться вредно. Давление.
Она вышла в коридор. Слышно было, как щелкнул замок. Раз, два. Скрипнула дверь. И тишина. Не было обычных приветственных воплей, шума снимаемой одежды. Просто тишина и стук каблуков. Цок-цок-цок.
В проем комнаты вошла Елена. А следом за ней...
У Виктора потемнело в глазах. Кровь отхлынула от лица так резко, что губы онемели.
В дверях стояла Инга.
Не в домашнем халатике, какой он привык ее видеть. И не в том, в чем она ходила на работу. Она была при параде. Ярко-красное платье, слишком открытое для семейного застолья, слишком вызывающее. На шее — тот самый браслет, переделанный в колье (он оказался ей велик). Волосы уложены в высокую прическу, губы накрашены так ярко, что казались нарисованными фломастером.
Но самое страшное было не в платье. Самое страшное было в ее лице. Инга выглядела растерянной. Она бегала глазами по комнате, по лицам гостей, натыкалась на застывшую с вилкой у рта Нину Петровну, на красного дядю Колю, и, наконец, нашла Виктора.
В ее глазах читался немой вопрос: «Какого черта происходит?»
— Проходите, деточка, не стесняйтесь, — голос Елены был ровным, гостеприимным, бархатным. — Витя, ну что же ты сидишь? Встречай гостью. Стул ей поставь.
Елена прошла к серванту, достала еще один прибор. Тарелка звякнула.
— Л-лена... — выдавил Виктор. Язык не слушался, он стал толстым и неповоротливым. — Это... это ошибка. Она... она, наверное, адресом ошиблась.
— Адресом? — Елена аккуратно положила вилку рядом с тарелкой для Инги. — Ну что ты, Витюша. Инга Валерьевна адресом не ошиблась. Я ей карту скинула. И такси оплатила. Комфорт-класс, между прочим.
Инга сделала шаг назад, натыкаясь спиной на косяк. Она держала в руках маленькую сумочку, вцепившись в нее так, словно это был парашют.
— Витя... — пискнула она. — Твоя жена написала... сказала, что тебе плохо. Что сердце... Я думала...
— Видите, как волнуется, — Елена повернулась к гостям и всплеснула руками. — Золотой человек. Сердце у нее болит за моего мужа. Мама, подвиньтесь немного, дайте девушке сесть рядом с Витей. Им же есть о чем поговорить.
Нина Петровна, женщина старой закалки, которая нюхом чуяла скандалы за версту, медленно положила вилку. Ее маленькие глазки-пуговки перебегали с бледного сына на красную девицу и обратно.
— Лена, — проскрипела свекровь. — Это кто такая? С работы, что ли? Бухгалтерша новая?
— Берите выше, мама. Это — муза Виктора. Его, так сказать, вдохновение. Причина его задержек на совещаниях, его внезапных командировок в Тверь, где у нас отродясь филиалов не было. Причина, по которой у нас в семейном бюджете дыра размером с Марианскую впадину.
Елена подошла к Инге, взяла ее под локоть — жестко, по-хозяйски — и буквально втащила в комнату, усаживая на свободный табурет, который она принесла из кухни заранее.
— Садитесь, Инга. Холодца положить? Витя говорит, я его пересаливаю, а вот у вас, наверное, получается идеально. Вы же молодая, энергичная.
Инга села. Она была похожа на яркую тропическую птицу, случайно залетевшую в курятник.
— Я не знала... — начала она, глядя на Виктора. — Он сказал, вы в разводе. Сказал, вы живете как соседи, в разных комнатах...
Дядя Коля хмыкнул, наливая себе еще. Ситуация становилась интересной, а водка грелась.
— Как соседи! — Елена рассмеялась. Смех был сухой, похожий на кашель. — Слышала, мама? Мы как соседи. Витя, ты почему девушку обманывал? Нехорошо.
Виктор наконец нашел в себе силы встать. Ноги дрожали, колени бились о край стола.
— Лена, хватит. Поговорим на кухне. Сейчас же.
— На кухне? — Елена удивленно вскинула брови. — Зачем? У нас от гостей секретов нет. Мы же семья. Дружная, крепкая семья. Были.
Она подошла к окну, где раньше стоял Виктор. Там, на подоконнике, лежал плотный конверт из крафтовой бумаги. Елена взяла его, взвесила в руке.
— Я ведь, Витя, не просто так праздник устроила. Я итоги подвожу. Годовой отчет, так сказать. Профессиональная привычка.
Она бросила конверт на стол. Он скользнул по клеенчатой скатерти и врезался в тарелку с селедкой под шубой. Майонезная верхушка дрогнула.
— Что это? — спросил Виктор. Он смотрел на конверт как на бомбу.
— Открой. Там интересно.
Виктор потянулся трясущейся рукой. Инга сидела, опустив глаза, изучая узор на скатерти. Ей хотелось исчезнуть, раствориться, провалиться в подпол, но Елена стояла в проходе, перекрывая путь к отступлению.
Виктор надорвал край. Достал бумаги. Это были распечатки. Выписки. Банковские счета.
— Ты... ты рылась в моих вещах? — прошипел он.
— Зачем рылась? Сейчас все цифровое, Витя. Ты пароль на почте не менял с 2015 года. Дата рождения нашей дочери. Очень оригинально.
Елена обвела взглядом притихших гостей.
— Знакомьтесь, дорогие родственники. Это — кредитный портфель Виктора. Три миллиона рублей. Взяты за последние два года. На что? Ну, давайте посмотрим. Аренда квартиры на улице Лесной — для Инги, очевидно. Поездка в Турцию в мае — "командировка", помнишь, мама? Ювелирные изделия. Рестораны. И вишенка на торте — новый "Солярис" для Инги Валерьевны. В кредит, конечно. Оформленный на Витю.
Нина Петровна схватилась за сердце. На этот раз, кажется, по-настоящему.
— Витька... Ты что, глупец? — выдохнула она. — У тебя же ипотека за нашу дачу!
— Была ипотека, мама, — поправила Елена спокойно. Она взяла вилку и наколола маринованный грибочек. — Теперь все сложнее.
Инга подняла голову. В ее глазах появился страх. Не стыд, не смущение, а именно животный страх за свое благополучие.
— Машина на него оформлена, — быстро сказала Инга. Голос у нее оказался визгливым. — Я только по доверенности езжу. И вообще... он сказал, что он вице-президент компании! Что у него деньги есть!
— Вице-президент! — захохотал дядя Коля. — Начальник транспортного цеха он! И то, замом был, пока не сократили ставку.
— Тихо! — Елена хлопнула ладонью по столу. — Не перебивайте. Сейчас самое интересное.
Она подошла к Виктору вплотную. От нее пахло не духами, а какой-то ледяной свежестью, будто она только с мороза.
— Ты, Витя, думал, что я глупец. Что я не вижу чеков, не замечаю чужих волос на пиджаке, не чувствую этот сладкий запах дешевой пудры. Я терпела. Думала: перебесится. Кризис среднего возраста, седина в бороду. Но когда ты заложил нашу дачу... Дачу, которую мой отец строил... Чтобы купить ей шубу?
— Я не закладывал! — крикнул Виктор. — Я просто взял кредит под залог... Я бы отдал! У меня проект намечается!
— Проект... — Елена покачала головой. — Нет у тебя никакого проекта. И дачи у тебя больше нет.
— В смысле? — Виктор замер.
— В прямом. Договор дарения помнишь? Год назад. Когда ты в аварию попал пьяный и боялся, что у тебя имущество отберут по суду? Ты переписал дачу на меня. Чтобы "спрятать".
Виктор моргнул. Он помнил. Смутно, но помнил. Он тогда сильно испугался.
— Ну так вот. Я ее продала.
В комнате стало так тихо, что было слышно, как муха бьется о стекло. Бззз... стук. Бззз... стук.
— Как продала? — прошептала Нина Петровна. — Лена, ты что? Это же семейное гнездо!
— Гнездо сгнило, мама. Там крыша текла. А деньги... Деньги пошли на хорошее дело. Я закрыла свою ипотеку за эту квартиру. Досрочно. Вчера получила справку. Теперь эта квартира — только моя. Полностью.
Елена улыбнулась. Но улыбка не коснулась глаз.
— И вот что я решила, Витя. Я тебя отпускаю. Ты же хотел к ней? Жить не мог? Страдал? Ну так иди. Я не держу.
Она метнулась в коридор и вернулась через секунду. В руках у нее был чемодан. Старый, потертый чемодан на колесиках, с которым они ездили в Анапу пять лет назад.
Она толкнула чемодан к ногам Виктора. Он ударился о его ботинок глухим пластиковым стуком.
— Тут все. Трусы, носки, бритва. Даже твой любимый свитер с оленями. Забирай. И уходи. Прямо сейчас. Вместе с Ингой.
Инга вскочила.
— Я его не возьму! — взвизгнула она. — Мне он зачем? С долгами? Без квартиры? Он мне сказал, что у него бизнес! Что он разведется и мы купим дом в Испании! А он... он голодранец!
— Ну зачем же так грубо, — Елена покачала головой. — Он вице-президент. В душе. Инга, вы же любите его? Не за деньги же? Вот и любите. В "Солярисе". В том самом, за который платить еще три года, а ПТС у банка. Кстати, Витя, я завтра подаю на развод и раздел долгов. Кредиты, взятые в браке, делятся пополам, если не доказано, что они потрачены на нужды семьи. А у меня есть все выписки, что деньги шли на Ингу. Так что половина долгов — твоя, а половину суд, может, и на меня повесит, но я докажу, что ты тратил их на любовницу. Тогда все три миллиона — твои.
Виктор стоял, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на лед. Он смотрел то на Елену, спокойную, страшную в этом своем спокойствии, то на Ингу, лицо которой исказилось от злобы и отвращения.
— Ты... ты все спланировала, — прохрипел он.
— Конечно, — Елена пожала плечами. — Я же бухгалтер. Я люблю, когда дебет сходится с кредитом.
— Пошла ты! — рявкнула Инга, хватая свою сумочку. — Я с этим неудачником никуда не пойду! Разбирайтесь сами!
Она рванулась к выходу, но Елена преградила ей путь.
— Нет уж, милочка. Забирайте. Это ваш приз. Вы же так боролись. Звонили мне по ночам, дышали в трубку. "Помаду" подбрасывали в машину. Вот, забирайте результат. Он теперь свободный мужчина. Мечта!
— Уйди с дороги! — Инга толкнула Елену плечом, но та стояла твердо, как скала.
— Витя! — крикнула Елена мужу, который так и стоял столбом. — Ты что, позволишь своей любимой женщине уйти одной? В ночь? Проводи ее. И чемодан не забудь.
— Лен, давай поговорим... — начал Виктор, делая шаг к жене. — Я все исправлю. Я... мы машину продадим, закроем часть... Я устроюсь на вторую работу...
— Нет, Витя. Здесь тебе работы больше нет. Твое рабочее место сокращено.
В этот момент в дверь снова позвонили.
Все вздрогнули. Даже Елена на секунду напряглась, хотя казалось, что у нее все ходы записаны.
— Кого еще нелегкая принесла? — буркнул дядя Коля, наливая себе прямо из горла. Нервы у мужика сдавали.
Елена посмотрела на часы.
— А вот это, кажется, самое интересное, — сказала она тихо, но в тишине ее голос прозвучал как гром. — Я, когда выписки смотрела, нашла один интересный перевод. Три месяца назад. Пятьсот тысяч рублей. Частному лицу. Некоему Аслану Бекову. С пометкой "возврат долга". Но ты ведь не занимал у Аслана, Витя? Ты занимал у микрофинансовой конторы "Быстрые деньги", которая, как оказалось, просто ширма.
Виктор посерел. Теперь он выглядел не просто напуганным, он выглядел как человек, увидевший свою смерть.
— Ты... ты им звонила? — одними губами спросил он.
— Нет. Зачем? Они сами меня нашли. Вчера. Приходили интересоваться, где гражданин Сидоров обитает. Очень вежливые ребята. Спрашивали про здоровье, про машину... про Ингу Валерьевну спрашивали. Адрес ее уточняли.
Инга застыла у двери, вжавшись в стену.
— Я сказала, — продолжила Елена, глядя мужу прямо в глаза, — что сегодня у нас праздник. И что гражданин Сидоров будет здесь. Но... с вещами на выход. И что все финансовые вопросы он теперь решает самостоятельно. Вместе со своей новой семьей.
Звонок повторился. Долгий, настойчивый. А потом в дверь ударили. Не кулаком — ногой. Тяжелый, глухой удар, от которого посыпалась штукатурка с косяка.
— Открывай, Сидоров! — раздался грубый мужской голос из-за двери. — Мы знаем, что ты там. И бабу свою рыжую выводи, нам с ней тоже покалякать надо про "Солярис".
Инга сползла по стене, закрывая рот ладонью, чтобы не закричать. Виктор пошатнулся и оперся о стол, опрокинув салатницу с крабовым салатом. Майонезная жижа потекла по его брюкам, но он даже не заметил.
Елена посмотрела на мужа, на любовницу, на перепуганную свекровь. Взяла со стола салфетку, неспешно вытерла пальцы.
— Ну вот, — сказала она спокойно. — Теперь точно все в сборе. Я пойду открою, а вы пока решайте, кто из вас платить будет. Чемодан, Витя, в руки возьми. Пригодится.
Она развернулась и пошла к двери, за которой уже начинали ломать замок. Виктор смотрел ей в спину, и в его глазах застыл ужас понимания: это был не просто развод. Это была казнь. И палач только что пошел открывать дверь плахе.
Конец 1 части, продолжение уже доступно по ссылке, если вы состоите в нашем клубе читателей.