Он не дарит букетов на сцене. Не делает пафосных признаний под вспышки камер.
Он — стоит у двери гримёрки, снимает на телефон, как жена перекусывает сыром.
И говорит тихо, но так, что слышно всем: «Ты прекрасна! А знаешь, когда я тебя впервые увидел — ты была в этом платье».
Она улыбается. Смущается. Говорит: «Спасибо, любимый».
И в этом — вся суть: не «ты звезда», а «ты — моя».
Алексей Воробьёв не называет Аиду Гарифуллину «супругой знаменитой певицы».
Он — сам становится частью её успеха.
После концерта в Большом зале Консерватории он пишет не сухой отчёт, а — восторг от первого ряда:
«При полном аншлаге… нескончаемые овациями… крики „Браво!“…»
А потом — лёгкая шутка: «Трижды пришлось останавливать концерт — выносить зрителя, терявшего сознание от эмоций. Этим зрителем оказался… я».
Это не перегиб. Это — доверие.
Он не боится показать: я восхищаюсь. Я тронут. Я — рядом.
И да — он называет её «королевой оперной сцены и зрительских сердец».
Но тут же добавляет главное:
«Несмотря на мировую славу, она до сих пор ежедневно репетирует с педагогом, работая над каждой нотой».
Не «она — гений».
А: «Она — трудяга. И это делает её ещё прекраснее».
Интересно и то, как реагируют люди.
Не завидуют. Не спрашивают: «А как же ты?»
А пишут:
«Каждый мужчина должен так восхищаться своей женщиной»,
«Какое наслаждение — чувствовать безусловную любовь»,
«Ваша пара — настоящая гармония».
Потому что зрелая любовь — не про жертву, не про «я исчезаю ради тебя».
Она про: «Я вижу тебя — и мне хочется стать лучше — рядом с тобой».
А ещё — он не говорит «моя жена — звезда».
Он говорит: «Лучшее сопрано мира… её арии — как бриллианты в короне».
Это не копирайтинг. Это — точность.
Потому что для него важно: не умалить. Не преувеличить.
А — сказать правду.
Правду, которую он чувствует, а не должен сказать.