Это было странное, почти мистическое пробуждение. Никакого шума, никакого резкого звука. Просто внезапное осознание пустоты справа. Я провела рукой по простыне — ткань была прохладной. Андрей встал давно. В доме стояла густая, ватная тишина, какая бывает только в предрассветный час в спальных районах, когда даже лифты перестают гудеть в шахтах.
Но тишина была обманчивой. Сквозь приоткрытую дверь спальни просачивался тонкий луч света из коридора и едва слышное бормотание.
Сначала я решила, что у Андрея снова разболелся желудок, и он пошел искать таблетки. Или, может быть, срочный звонок с объекта? Его строительная фирма последние полгода переживала не лучшие времена, он часто жаловался на заказчиков, задерживался до ночи, приходил серым от усталости. Я жалела его. Боже, как я его жалела! Варила ему успокаивающие травы, делала массаж воротниковой зоны, старалась не грузить бытовыми проблемами. «Ты мой добытчик, — говорила я ему, целуя в висок. — Мы прорвемся».
Я спустила ноги на холодный ламинат. Старые тапочки остались где-то под кроватью, и я пошла босиком. Я не хотела его пугать. Просто хотела спросить, не сделать ли ему чаю.
Голос доносился из гостиной. Я замерла в коридоре, не дойдя пары шагов до арки. Тон Андрея был мне незнаком. Точнее, я забыла этот тон. Это был голос из нашей молодости — низкий, бархатный, вибрирующий от скрытого желания и нетерпения. Сейчас, со мной, он говорил иначе: сухо, отрывисто, устало.
— …Да, я понимаю, малыш, — шептал он в трубку. — Потерпи еще немного. Ты же знаешь, я делаю все возможное.
Я прижалась спиной к прохладным обоям. Сердце ухнуло куда-то вниз, в район желудка, и там запульсировало горячим, болезненным комом. «Малыш». Это слово прозвучало в нашем доме как ругательство. Меня он называл «Марина», в лучшем случае — «Мать», когда обращался ко мне при взрослых сыновьях.
— Она ничего не подозревает, — продолжал он, и в голосе появились жесткие, циничные нотки. — Спит как убитая. Марина вообще в последнее время стала какой-то аморфной, живет в своем мире. Ей и в голову не придет проверять счета.
Слезы брызнули из глаз мгновенно, горячие и обильные. Я зажала рот ладонью, чтобы не всхлипнуть. «Аморфная». Вот, значит, как ты видишь мою заботу и тактичность? Я не лезла в твои дела, потому что доверяла тебе. Двадцать два года брака. Двое детей, которых мы подняли. Я помнила, как сидела у его кровати в реанимации после аварии пять лет назад, меняла судна, кормила с ложечки. Тогда он плакал и говорил, что я — его ангел-хранитель. А теперь ангел стал «аморфным».
— Слушай, с квартирой вопрос почти решен, — его шепот стал деловитым. — Я подсуну ей документы на подпись завтра или послезавтра. Скажу, что это переоформление дачного участка для налоговой оптимизации. Она в эти бумажки никогда не вчитывается. Как только подпишет генеральную доверенность — всё, считай, мы свободны.
Меня словно ударили под дых. Квартира. Наша просторная «трешка» в сталинском доме с высокими потолками. Это было не наше совместное жилье. Это было наследство от моих родителей, мое «родовое гнездо», единственное, что давало мне чувство незыблемой безопасности в этом мире. Он хотел забрать её?
— Да, деньги будут сразу. Риелтор уже на низком старте, покупатель есть. Хватит и на первый взнос за тот таунхаус в «Зеленой Роще», и на поездку. Я же обещал тебе Италию, значит, будет Италия... Ну все, не капризничай, Алиса. Я люблю тебя. Скоро мы будем вместе, по-настоящему. Все, целую. Мне пора, а то вдруг проснется.
Алиса. Имя повисло в воздухе, сладкое и ядовитое.
Звук шагов заставил меня очнуться. Я метнулась назад в спальню с грацией испуганной кошки, нырнула под одеяло и зажмурилась. Через секунду дверь скрипнула. Андрей вошел тихо. Я чувствовала его взгляд на своей спине. Он проверял.
Матрас прогнулся под его весом. От него пахло холодом балкона (он явно курил) и чужим, сладковатым запахом духов, который въелся в его кожу даже через телефонный разговор. Он лег, повернулся ко мне спиной и через минуту уже ровно дышал.
А я лежала, глядя в темноту широко открытыми глазами, и чувствовала, как внутри меня умирает женщина, которая любила его. Умирает мучительно, корчась от боли. Но на её месте рождалось что-то другое. Холодное, расчётливое и очень злое.
В эту ночь я не спала. Я составляла план.
Утро началось с адской головной боли и запаха кофе. Андрей, как ни в чем не бывало, хозяйничал на кухне.
— Доброе утро, родная! — он улыбнулся мне своей фирменной улыбкой, от которой у меня раньше подкашивались ноги. Сейчас я заметила, как неестественно натянуты уголки его губ и как бегают глаза. — Ты сегодня бледная. Плохо спала?
— Да, погода, наверное, меняется, — мой голос прозвучал на удивление спокойно. Я сама удивилась своему актерскому мастерству. — Давление.
— Ну, ты побереги себя, — он чмокнул меня в макушку. — Я сегодня поздно буду. Снова проблемы с поставщиками цемента, надо ехать на склад, разбираться.
«На склад к Алисе», — мысленно перевела я.
— Конечно, милый. Я все понимаю. Ты так много работаешь ради нас.
Он даже не поморщился от моей лести. Наоборот, расправил плечи. Его эго было раздуто до таких размеров, что он просто не допускал мысли, что «аморфная Марина» может вести двойную игру.
Как только дверь за ним закрылась, я бросилась к окну. Проводила взглядом его серебристый внедорожник и тут же схватила телефон.
Мне нужен был союзник. Ира, моя подруга со студенческих времен, была замужем за Виктором — одним из самых зубастых адвокатов города по бракоразводным процессам. Я знала, что услуги Виктора стоят дорого, но надеялась на старую дружбу.
— Витя, мне нужно встретиться. Срочно. Это не телефонный разговор, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Мы встретились через час в кофейне на другом конце города, чтобы исключить случайную встречу с общими знакомыми. Ира приехала с мужем. Когда я пересказала им ночной разговор, Ира заплакала, а лицо Виктора стало каменным.
— Значит, генеральная доверенность, говоришь? — он постукивал пальцами по столу. — Классика жанра. Андрей считает тебя дурой, Марин. Извини за прямоту.
— Я знаю, — кивнула я. — И я хочу использовать это.
— Давай для начала проверим, что у него реально происходит с деньгами, — Виктор достал ноутбук. — У меня есть свои каналы. Если он планирует крупную сделку по недвижимости, он должен был где-то засветиться.
Пока Виктор колдовал над клавишами, я пила уже третий эспрессо, чувствуя, как кофеин разгоняет кровь, но не согревает.
— Ого, — присвистнул Виктор через десять минут. — А твой Андрей — тот еще игрок.
Он развернул экран ко мне.
— Смотри. Его фирма — банкрот. Фактически. Долги перед банками, долги поставщикам. На нем висит два крупных кредита, взятых под залог... угадай чего?
— Дачи? — прошептала я.
— Именно. Дачу вы строили вместе, она оформлена на него, но это совместно нажитое имущество. Если он не выплатит долги через три месяца, банк заберет дом. Но это еще не все. Видишь эти транзакции?
Я вгляделась в строчки. «ООО Элит-Сервис», «Фитнес-Лайф», переводы на карту частного лица... Воронова А.С.
— Воронова Алиса Сергеевна, — прочитал Виктор. — 24 года. Инструктор по пилатесу в клубе «Олимп». И, судя по суммам, он её полностью содержит. А вот и вишенка на торте. Бронь на таунхаус в поселке «Зеленая Роща». Внесена залоговая сумма — 500 тысяч. Остаток — 15 миллионов — нужно внести в течение двух недель. Иначе бронь сгорит.
Пазл сложился. Ему нужны были деньги от продажи моей квартиры не для «бизнеса» и не для «Италии». Ему нужно было закрыть дыры в своей фирме, чтобы не сесть, и купить гнездышко для молодой любовницы. А меня — вышвырнуть на улицу или, в лучшем случае, отправить жить на ту самую дачу, которую вот-вот заберет банк.
— Он хочет провернуть все одним ударом, — сказал Виктор. — Продать твою квартиру, погасить кредиты за дачу, переписать фирму на подставное лицо, а остаток вложить в дом для Алисы. А тебе оставить... ничего.
— Я хочу видеть её, — вдруг сказала я.
— Зачем? — удивилась Ира.
— Хочу знать врага в лицо. Где, ты говоришь, она работает? В «Олимпе»?
Я купила разовое посещение в фитнес-клуб «Олимп». Это было дорогое, пафосное место, где пахло дорогими шампунями и человеческим тщеславием. Я надела свой лучший спортивный костюм, но на фоне местных фито-няш все равно чувствовала себя серой мышью.
Алису я нашла сразу. Трудно было не заметить блондинку с ногами от ушей, которая вела группу по растяжке в стеклянном зале.
Я встала на беговую дорожку напротив и начала идти, не сводя с нее глаз. Она была хороша. Молодая, упругая, с хищным разлетом бровей и ярким, даже агрессивным макияжем. Я видела, как она смеется, поправляя волосы, как стреляет глазами в сторону мужчин в зале. В ней было столько жизни, столько энергии... и столько дешевизны.
В какой-то момент она вышла в холл выпить воды. Я подошла к кулеру, стараясь унять дрожь в коленях. Мы оказались рядом. Я чувствовала запах ее духов — тех самых, которыми пахла кожа моего мужа.
— Простите, — обратилась я к ней, изображая простодушие. — Вы так здорово вели занятие. А индивидуальные тренировки берете?
Она окинула меня оценивающим взглядом. Взглядом продавщицы, прикидывающей, есть ли у покупателя деньги.
— Беру, — лениво ответила она. — Но у меня запись плотная. И дорого. Мой час стоит пять тысяч.
— О, деньги не проблема, — улыбнулась я. — Муж спонсирует. Он у меня бизнесмен, строитель. Знаете, так устает, все для семьи, все для дома...
На секунду в её глазах мелькнуло что-то... узнавание? Презрение?
— Повезло вам с мужем, — хмыкнула она. — Сейчас нормальные мужики — редкость. Обычно или жадные, или женатые на старых грымзах, которых бросить не могут из-за ипотеки.
— Да, — кивнула я, глядя ей прямо в зрачки. — Грымзы — это проблема. Они ведь такие живучие. И иногда очень кусачие.
Алиса нахмурилась, почувствовав неладное, но я уже развернулась и пошла прочь. Мне было достаточно. Я увидела, на что он меня променял. Это была не любовь. Это была покупка. Он покупал себе вторую молодость, а она продавала свое тело.
Вернувшись домой, я позвонила Виктору.
— Готовь бумаги, — сказала я. — Мне нужен такой же пакет документов, как у Андрея. Генеральная доверенность, согласие на сделки... Только с маленькой поправкой.
— Ты хочешь переписать все на себя? — уточнил адвокат.
— Нет. Я хочу справедливости. Я заберу то, что принадлежит мне, и то, что мы заработали вместе, пока я прикрывала его тылы. Дачу, машину и счета. А ему оставлю его фирму. Пусть развлекается с банкротством сам.
Следующие два дня были самыми трудными в моей жизни. Мне приходилось улыбаться ему за ужином. Слушать его ложь о «сложных переговорах». Принимать его холодные поцелуи.
Он принес документы в среду вечером.
— Мариш, я тут подумал... Чтобы два раза не бегать, давай все оформим сейчас? — он небрежно бросил папку на стол. — Я завтра утром к нотариусу заеду. Там просто формальность, твое согласие на ведение дел. Ну, чтобы я мог с налогами разобраться без твоего присутствия. Ты же не любишь эти очереди.
Я взяла папку. Руки не дрожали.
— Конечно, милый. Я так рада, что ты взял это на себя. Я тебе полностью доверяю.
Я видела, как он расслабился. Он уже праздновал победу. Он уже мысленно переезжал в таунхаус с Алисой.
— Я сейчас, только очки найду, — сказала я и вышла в спальню.
Там, в ящике комода, лежала точно такая же папка. Работа Виктора была безупречной. Внешне документы не отличались ничем. Но внутри... Внутри был смертный приговор его планам. Брачный договор с пунктом о разделе имущества в случае измены (с приложением доказательств, которые вступают в силу немедленно) и дарственная на его долю дачи в мою пользу.
Я подменила листы. Сердце колотилось как бешеное, но движения были четкими.
— Вот, нашла, — я вернулась в кухню, нацепив очки. — Где подписывать?
— Здесь и здесь, — он ткнул пальцем в галочки, предусмотрительно проставленные карандашом. Он даже не дал мне прочитать заголовок, прикрывая его ладонью, якобы придерживая бумагу.
Я подписала.
— А теперь ты, — сказала я, перелистывая страницу на заранее подготовленный лист согласия. — Тут нужно подтверждение супруга, что он ознакомлен с условиями... налоговой оптимизации.
Андрей рассмеялся.
— Бюрократия! — он схватил ручку и, даже не глядя в текст, размашисто расписался. — Всё! Мариш, ты чудо.
Он спрятал папку в портфель с такой поспешностью, словно боялся, что она исчезнет.
— Ну что, отметим? — предложил он, доставая из холодильника бутылку вина. — У меня есть повод. Кажется, черная полоса заканчивается.
— Да, Андрей, — я подняла бокал. — Заканчивается.
Мы выпили. Я смотрела на него и думала: «Запомни этот момент. Это последние минуты, когда ты чувствуешь себя хозяином жизни».
— Андрюш, а у меня тоже есть для тебя сюрприз, — мягко сказала я. — Я сделала видео. Нашу историю. Хотела показать тебе.
— О, романтика! — он развалился на стуле, довольный, сытый, уверенный в себе. — Давай, включай.
Я взяла пульт, направила его на большой телевизор в гостиной. Подключила телефон через блютуз.
— Смотри внимательно.
Экран остался черным. Но звук пошел. Громкий, четкий, усиленный стереосистемой.
«...С квартирой вопрос почти решен... Я подсуну ей документы... Она ничего не подозревает... Спит как убитая... Аморфная...»
Улыбка сползла с лица Андрея медленно, словно тающий воск. Сначала появилось недоумение, потом — узнавание, а затем — животный ужас. Он замер с бокалом в руке, уставившись на черный экран, из которого его собственный голос рассказывал о предательстве.
«...Я люблю тебя, малыш... Скоро мы будем вместе...»
— Что это? — прохрипел он, вскакивая. Бокал упал, красное вино плеснуло на его светлые брюки, но он даже не заметил. — Марина, что это за бред?! Это дипфейк? Это монтаж?!
Я сидела неподвижно, сложив руки на коленях.
— Это ночь понедельника, Андрей. Три часа ночи. Гостиная. Ты и твоя Алиса.
Он бросился к портфелю, выхватил папку.
— Ты... ты подстроила это! Но документы у меня! Я завтра же...
— Читай, — перебила я его ледяным тоном. — Читай то, что ты только что подписал, идиот.
Он открыл папку. Его глаза забегали по строчкам. Лицо стало серым, потом багровым. Руки затряслись так, что листы бумаги зашуршали, как сухие листья на ветру.
— «Соглашение о разделе имущества»... «Отказ от претензий»... «Передача права собственности»... — он читал вслух, запинаясь. — Ты... ты подменила их! Это мошенничество! Я пойду в суд!
— Иди, — кивнула я. — Виктор будет ждать тебя в суде. С этой аудиозаписью. С выписками из твоих счетов, где видно, как ты воровал деньги из семейного бюджета. С фотографиями твоей Алисы. И с заявлением о том, что ты планировал фиктивную сделку с моей квартирой, чтобы скрыть активы от кредиторов. Ты хочешь уголовное дело, Андрей? Или просто уйдешь тихо?
Он осел на стул. Воздух вышел из него, как из пробитого шарика.
— Марин... — он поднял на меня глаза, полные слез. — Марин, ну зачем так? Ну бес попутал. Это же просто интрижка. Кризис среднего возраста. Я же не ушел! Я здесь.
— Ты не ушел, потому что тебе нужны были мои деньги, — отчеканила я. — Ты назвал меня аморфной. Ты хотел выгнать меня из дома моих родителей. Ты предал не меня, Андрей. Ты предал нас. Двадцать лет жизни.
— Я все исправлю! — закричал он. — Я брошу её сейчас же!
— Не трудись. У тебя больше нет денег на её содержание. Твоя фирма — банкрот, дача теперь моя, машина — тоже часть компенсации за моральный ущерб. У тебя остались только долги. Как думаешь, нужна ты будешь своей фитнес-богине без кошелька?
Андрей ушел через час. Он пытался угрожать, потом умолял, потом плакал. Я молча собирала его вещи в мусорные пакеты — чемоданы я ему не отдала. Когда он стоял в дверях, жалкий, с двумя черными мешками в руках, я не чувствовала ничего, кроме огромной, звенящей усталости.
— Ты пожалеешь, — злобно бросил он напоследок. — Одной в полтинник — это приговор. Завоешь от тоски.
— Уходи, — просто сказала я и закрыла дверь.
Я думала, что разрыдаюсь. Думала, что буду бить посуду. Но вместо этого я пошла в душ. Я стояла под горячими струями воды час, смывая с себя его запах, его ложь, его прикосновения.
А потом я заварила чай и села на кухне. Телефон Андрея, который он забыл в суматохе (или я специально не напомнила), лежал на столе. Экран засветился. Сообщение от «Малыш»:
«Зай, ну ты где? Мы же договаривались отметить! Я шампанское открыла!»
Я взяла телефон. Палец занесся над кнопкой «Блокировать», но потом я передумала. Я набрала ответ:
«Зай едет к тебе. С вещами. И с долгами в 15 миллионов. Шампанское прибереги, оно ему понадобится, чтобы залить горе. Денег нет, квартиры нет, фирмы нет. Принимай подарок судьбы, Алиса. Он весь твой».
Нажала «Отправить». И выключила телефон.
Прошел месяц.
Развод был быстрым — Виктор сработал профессионально. Андрей пытался судиться, но когда понял, что мы готовы дать ход делу о мошенничестве, быстро сдулся и подписал мировую.
Я узнала через знакомых, что Алиса выставила его через три дня. Как только поняла, что «итальянская сказка» отменяется, а вместо таунхауса ей светит съемная двушка с мужчиной в депрессии и с алиментами. Сейчас Андрей живет у своей мамы, пытается спасти остатки бизнеса и, говорят, начал пить.
А я? Я сделала ремонт в спальне. Выбросила старую кровать, купила огромный ортопедический матрас и постельное белье цвета морской волны. Переклеила обои. Теперь там пахнет лавандой и свободой.
Вчера я гуляла в парке и встретила мужчину. Обычный, с добрыми глазами и собакой-лабрадором. Пес запутался поводком вокруг моих ног, мы рассмеялись, разговорились. Он не называл меня «малыш». Он спросил, как меня зовут.
— Марина, — ответила я.
— Красивое имя. Морское, — улыбнулся он.
Я не знаю, что будет дальше. Может быть, ничего. А может быть, все. Главное, что теперь, просыпаясь в три часа ночи, я слышу только тишину. И эта тишина принадлежит мне. Она больше не пугает. Она обещает покой.
