Елена стояла у окна и смотрела, как по двору бродят коты. Шестнадцатый этаж. Внизу всё казалось игрушечным. Люди-муравьи. Машины-спичечные коробки. Жизнь, которая идёт своим чередом, пока ты застрял в чужой квартире.
Чужой. Хотя она прожила здесь уже пять лет.
За спиной на кухне гремела посуда. Свекровь Зоя Петровна мыла тарелки после завтрака. Мыла их так, словно отчищала вековую грязь. С напором. С остервенением. Вода лилась мощной струёй. Губка скрипела по эмали.
— Леночка, ты чего у окна стоишь? — окликнула свекровь. — Иди помоги мне! Или тебе не тяжело, что я одна тут кручусь?
Елена обернулась. Зоя Петровна смотрела на неё с укоризной. Губы поджаты. Брови сдвинуты.
— Я сейчас, — тихо ответила Елена и пошла к раковине.
Свекровь отступила, но не ушла. Стояла рядом, наблюдая. Контролируя каждое движение. Елена взяла губку и принялась мыть сковороду.
— Не так! — тут же вмешалась Зоя Петровна. — Ты что, не видишь, там жир остался? Надо хорошенько потереть!
Елена молчала. Тёрла сковороду. Снова и снова. Пока свекровь не кивнула удовлетворённо.
— Вот теперь нормально. А то у тебя всегда кое-как всё.
Она наконец ушла в комнату. Елена выдохнула. Руки дрожали. От напряжения. От злости. От бессилия.
Пять лет назад она вышла замуж за Дмитрия. Красивая свадьба. Белое платье. Счастливые лица. Тосты за молодых. А потом реальность.
— Мы пока к маме переедем, — сказал Дмитрий в первую же неделю после медового месяца. — Зачем деньги на аренду тратить? У мамы квартира большая. Места хватит.
Елена тогда не возразила. Думала, временно. Месяц-два. Накопят на свою квартиру и съедут.
Но месяцы превратились в годы.
Зоя Петровна встретила их с распростёртыми объятиями. Накрыла стол. Расстелила в комнате свежее бельё. Показала, где что лежит.
— Чувствуйте себя как дома, дети! — говорила она. — Это ваш дом теперь!
Но дом быстро превратился в клетку.
Зоя Петровна вставала в шесть утра. Гремела кастрюлями. Включала телевизор на полную громкость. Когда Елена просила сделать тише, свекровь удивлялась:
— Это же моя квартира! Я тут живу сорок лет! Не буду же я на цыпочках ходить!
Она готовила завтрак для всех. Не спрашивала, что кто хочет. Просто готовила. Кашу. Яичницу. Блины. И обижалась, если кто-то отказывался.
— Я старалась, а вам не нужно! Неблагодарные!
Елена научилась есть всё, что ставили на стол. Даже если не хотела. Даже если уже позавтракала. Потому что отказ означал скандал.
Свекровь заходила в их комнату без стука. В любое время. Проверяла, убрано ли. Открывала шкаф и перебирала вещи.
— У тебя тут такой беспорядок! — возмущалась она. — Вещи как попало висят! Дай я разложу нормально!
И раскладывала. По-своему. Елена потом не могла найти свою одежду.
— Зоя Петровна, это моя комната, — пыталась она возражать.
— Комната моя! — парировала свекровь. — Квартира моя! Всё тут моё! А ты тут живёшь по моей доброте!
Дмитрий отмалчивался. Прятался за газетой. За телефоном. За работой. Не хотел вмешиваться.
— Не ссорьтесь, пожалуйста, — просил он. — Мама у меня одна. Не могу я с ней ругаться.
— А со мной можешь? — спрашивала Елена.
— Ты поймёшь. Ты молодая.
Но Елена не понимала. Она чувствовала себя чужой. В этой квартире. В этой семье. В этой жизни.
А потом случилось то, что окончательно всё изменило.
Елена вернулась с работы раньше обычного. Села на кухне с чаем. Смотрела в окно и думала о своём. О том, как хорошо было бы иметь свой угол. Маленький, но свой.
Зоя Петровна разговаривала по телефону в соседней комнате. Громко. Она всегда говорила громко, словно собеседник находился на другом конце города.
— Да я всё правильно сделала! — говорила свекровь. — Оформила квартиру на Димочку. Пусть теперь его будет!
Елена насторожилась.
— Ну а как же! — продолжала Зоя Петровна. — Я ж не дура! Сейчас невестки такие пошли! Разведутся — и квартиру делить начнут! А так всё законно. Квартира Диминой будет. Она тут ничего не получит!
Сердце Елены ёкнуло.
— Да она и не знает пока! — смеялась свекровь. — Зачем ей знать? Пусть живёт спокойно. А мне спокойнее. Всё под контролем!
Елена поставила чашку на стол. Руки онемели. В ушах звенело.
Значит, так. Свекровь оформила квартиру на сына. Специально. Чтобы в случае чего Елена осталась ни с чем.
Она встала и пошла в комнату. Достала телефон. Позвонила маме.
— Мам, можно я к тебе приеду? Поговорить надо.
— Конечно, доченька. Приезжай.
Елена быстро собрала сумку. Вещи летели в неё как попало. Свитер. Джинсы. Косметичка. Документы.
— Лена, ты куда? — Дмитрий появился в дверях.
— К маме. Ненадолго.
— Что случилось?
— Потом расскажу.
Она вышла из квартиры, не попрощавшись со свекровью. Не могла. Боялась, что сорвётся. Наговорит лишнего.
У мамы было тепло и тихо. Пахло пирогами и ванилью. Домашним уютом, который Елена почти забыла.
— Рассказывай, — мама усадила её за стол и налила чай.
Елена рассказала. Всё. Про пять лет жизни в чужом доме. Про контроль и придирки. Про мужа, который не защищал. Про квартиру, которую оформили на Дмитрия, чтобы невестка ничего не получила.
Мама слушала молча. Лицо каменело.
— Доченька, — сказала она наконец. — Ты должна уйти. Пока не поздно.
— Но я замужем!
— За тем, кто не ценит тебя. Кто прячется за мамину юбку. Кто позволяет превратить тебя в прислугу. Это не семья, Лена. Это рабство.
— Я думала, со временем всё наладится.
— Прошло пять лет. Что изменилось?
Елена молчала. Ничего не изменилось. Стало только хуже.
— Оставайся у меня, — мама взяла её за руку. — Сколько нужно. Разберись с мыслями. Реши, что хочешь дальше.
Дмитрий звонил каждый день. Елена не отвечала. Писала коротко: "Мне нужно время. Подумать."
Через неделю он приехал. Сам. Без мамы.
— Лена, поговори со мной, — попросил он.
Они вышли во двор. Сели на скамейку.
— Что происходит? — спросил Дмитрий.
— Ты правда не понимаешь?
— Нет.
Елена посмотрела на него. На мужчину, за которого она вышла замуж пять лет назад. Тогда он казался таким сильным. Надёжным. А теперь?
— Твоя мама оформила квартиру на тебя, — сказала она. — Специально. Чтобы я ничего не получила при разводе.
Дмитрий растерялся.
— Откуда ты знаешь?
— Слышала её разговор. Она сама об этом говорила. С гордостью.
— Лена, это не то, о чём ты думаешь!
— А что же это?
— Мама просто хотела обезопасить меня!
— От меня? От твоей жены?
— Не от тебя! От возможных проблем!
— Я для твоей мамы проблема, — Елена встала. — И ты это прекрасно знаешь. Я была проблемой с первого дня. Чужая. Лишняя. Та, от которой надо защищаться.
— Это не так!
— Тогда почему ты ни разу не встал на мою сторону? Почему позволял ей вытирать обо мня ноги? Почему молчал, когда она заходила в нашу комнату без стука? Когда указывала мне, как жить?
Дмитрий опустил голову.
— Она моя мама.
— А я твоя жена! — голос Елены сорвался. — Или была. Потому что я не могу больше так жить. Я не хочу быть тенью в твоей жизни. Не хочу спрашивать разрешения на каждый шаг. Не хочу чувствовать себя прислугой в доме твоей матери!
— Лена, вернись! Мы всё обсудим! Я поговорю с мамой!
— Ты уже пять лет собираешься с ней поговорить. Хватит, Дима. Я устала ждать.
Она развернулась и пошла к подъезду. Дмитрий не последовал за ней.
Прошёл месяц. Елена жила у мамы и пыталась собраться с мыслями. Работа. Дом. Сон. Всё механически. Душа болела, но понемногу отпускало.
А потом позвонила Зоя Петровна.
— Елена, нам надо встретиться, — голос свекрови звучал странно. Устало. Без привычного напора.
— Зачем?
— Поговорить. Серьёзно. Приезжай, пожалуйста.
Елена колебалась. Но любопытство пересилило.
Они встретились в кафе. Нейтральная территория. Зоя Петровна сидела у окна, теребила салфетку в руках. Выглядела она неважно. Постаревшая. Уставшая.
— Спасибо, что пришла, — сказала свекровь, когда Елена села напротив.
— Слушаю вас.
Зоя Петровна долго молчала. Потом вздохнула.
— Я поняла, что натворила. Когда ты ушла, Дима стал другим. Молчаливый. Злой. Ходит как в воду опущенный. Я пыталась с ним разговаривать, а он не отвечает. Или огрызается. Первый раз за всю жизнь нагрубил мне. Сказал, что я разрушила его семью.
Елена молчала.
— Я думала, я делаю правильно, — продолжала свекровь. — Защищаю сына. Оберегаю. А оказалось, я просто держала его в узде. И тебя держала. Потому что боялась.
— Чего боялись?
— Что останусь одна. Что Дима уедет, и я буду никому не нужна. Поэтому цеплялась. За квартиру. За контроль. За власть. Думала, так он точно никуда не денется.
Зоя Петровна достала из сумки конверт.
— Это документы на квартиру. Я переоформила её обратно на себя. И собираюсь продать.
Елена опешила.
— Что?
— Продам квартиру. Куплю себе маленькую. Однокомнатную. Мне одной больше и не надо. А Диме отдам деньги. Чтобы он купил своё жильё. С тобой. Если ты согласишься вернуться.
— Зоя Петровна…
— Дай договорю, — свекровь подняла руку. — Я не прошу прощения. Я знаю, что не заслуживаю. Пять лет я отравляла тебе жизнь. Превратила твой дом в тюрьму. И ты имеешь полное право меня ненавидеть. Но я прошу шанса. Не для себя. Для Димы. Он любит тебя. По-настоящему. Просто не умел это показать. Потому что я не научила его быть мужчиной. Я вырастила маменькиного сынка. Это моя вина.
Елена смотрела на свекровь. Впервые за пять лет она видела в её глазах не хитрость. Не расчёт. А что-то похожее на раскаяние.
— Почему вы это делаете? — спросила она.
— Потому что поняла наконец простую вещь. Любовь — это не цепи. Это свобода. Если я действительно люблю сына, я должна отпустить его. Пусть строит свою жизнь. Без моего контроля. Без моих указаний. Самостоятельно.
— А если мы опять переедем к вам?
— Не переедете, — Зоя Петровна покачала головой. — У вас будет своя квартира. Ваша. Где я буду гостьей. Если позовёте. И то не часто. Потому что молодой семье нужно пространство. Нужна свобода. А я это наконец поняла.
Елена сидела молча. В голове крутились мысли. Сомнения. Вопросы.
— Мне нужно время, — сказала она наконец. — Подумать.
— Конечно. Сколько нужно. Документы я оставлю у нотариуса. Если решишь — позвони.
Свекровь встала и ушла. Елена осталась сидеть в кафе. Смотрела в окно. На людей. На машины. На жизнь, которая продолжалась вокруг.
Вечером она разговаривала с мамой.
— Что думаешь? — спросила мама.
— Не знаю. С одной стороны, хочется верить. Что люди меняются. Что может быть по-другому.
— А с другой?
— Страшно. Вдруг это ловушка? Вдруг она опять начнёт контролировать?
— Но у вас будет своя квартира, — мама погладила её по руке. — Ваша территория. Ваши правила.
— А Дима? Он изменится?
— Не знаю, доченька. Но ты узнаешь, только если попробуешь.
Елена думала всю ночь. Взвешивала. Сомневалась. А утром позвонила Дмитрию.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Они встретились в парке. Дмитрий выглядел плохо. Похудевший. Небритый. С синяками под глазами.
— Лена, — начал он, но она остановила его жестом.
— Я выслушала твою маму. Она предложила продать квартиру и дать нам деньги на своё жильё.
— Знаю. Она сказала.
— Вопрос не в деньгах, Дима. Вопрос в тебе. Ты готов измениться?
Он кивнул.
— Готов. Я понял, что был слабым. Прятался за маму. Позволял ей унижать тебя. Я виноват. И хочу всё исправить.
— Как?
— Буду учиться быть мужем. Настоящим. Защищать тебя. Принимать решения сам. Строить нашу семью. Без маминого вмешательства.
Елена смотрела на него долго. Искала фальшь. Притворство. Но видела только искренность.
— Одна попытка, — сказала она наконец. — Если не получится, я ухожу навсегда.
— Получится. Обещаю.
Они обнялись. Стояли посреди парка, среди осенних деревьев. И Елена впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на надежду.
Квартира продалась быстро. Зоя Петровна купила себе небольшую студию на окраине. Переехала туда со своими вещами и кошкой.
— Хорошо тут, — говорила она, когда Елена с Дмитрием приехали помочь с ремонтом. — Тихо. Спокойно. Никто не мешает.
А Елена с Дмитрием нашли двухкомнатную квартиру в новостройке. Светлую. С большими окнами. С видом на парк.
Въехали они в мае. Когда цвели яблони и пахло сиренью. Квартира была пустая. Без мебели. Без штор. Но своя.
Елена стояла посреди гостиной и улыбалась. Впервые за шесть лет она чувствовала себя дома. По-настоящему.
— Нравится? — Дмитрий обнял её.
— Очень.
— Прости меня. За всё.
— Я простила. Но не забуду. Это урок. Для нас обоих.
— Знаю. И я не дам тебе забыть. Буду каждый день доказывать, что достоин тебя.
Они стояли в своей квартире. В своём доме. Где только их правила. Только их решения. Только их жизнь.
Зоя Петровна приехала через месяц. Посмотрела на ремонт. Похвалила.
— Красиво у вас, — сказала она. — Уютно.
— Спасибо, — Елена налила чай.
— Я долго не задержусь, — свекровь отпила глоток. — Знаю, вам нужно побыть вдвоём. Просто хотела посмотреть. Порадоваться за вас.
— Зоя Петровна, — Елена взяла её за руку. — Спасибо. За то, что поняли. За то, что отпустили.
Свекровь кивнула. Глаза блестели.
— Я долго жила неправильно. Думала, что любовь — это контроль. А оказалось, любовь — это доверие. И свобода. Теперь я знаю.
Она уехала через час. Помахала им из окна такси. И Елена подумала, что, может быть, люди всё-таки способны меняться. Если захотят. Если поймут, что теряют.
Вечером они сидели на балконе. Пили вино. Смотрели на закат.
— Знаешь, — сказала Елена. — Я рада, что всё так получилось.
— Я тоже.
— Нам пришлось пройти через боль. Через ссоры. Через разлуку. Но мы вышли другими. Сильнее.
— И мудрее, — добавил Дмитрий.
Они сидели молча. Держась за руки. И впервые за много лет Елена чувствовала себя счастливой. По-настоящему.
Потому что у неё был дом. Свой. Где она хозяйка. Где она не гость. Где она живёт, а не существует.
И это было лучшее чувство в мире.