Леонид всегда считал себя человеком прямым и, может быть, потому не слишком удобным для окружающих. Он не умел юлить, не выносил полуправды и, если уж что-то говорил, говорил прямо, иногда резче, чем следовало. С Ладой они прожили вместе двенадцать лет, и за это время он ни разу не дал повода усомниться в своей верности. Их брак не был показным, без громких признаний и театральных жестов, но в нем была та спокойная уверенность, которая приходит только с годами.
Витька появился в его жизни еще в институте. Тогда они были почти неразлучны: общие экзамены, дешёвое пиво по вечерам, разговоры о будущем, в котором, как им казалось, всё будет проще и честнее. После выпуска их дороги разошлись ненадолго, но потом Витька устроился в ту же фирму, где работал Леонид, и старая дружба будто бы ожила.
Вот только Витька изменился. Или, возможно, Леонид просто раньше не хотел этого замечать.
Он стал каким-то нервным, суетливым, говорил слишком много и громко, словно пытался убедить не собеседника, а самого себя. Однажды, задержавшись после работы, он почти между делом обронил:
— Слушай, Лёнь, ты Ладе-то всё рассказываешь? Ну… вообще всё?
Леонид тогда нахмурился.
— А что значит «вообще всё»?
Витька отвёл взгляд, закурил, хотя в кабинете это было запрещено.
— Да так… Просто спросил.
Правда вскрылась быстро. Женское имя, случайно высветившееся на экране телефона, слишком частые «командировки», раздражение, когда речь заходила о семье. Леонид не стал ходить вокруг да около.
— Ты понимаешь, что делаешь? — сказал он Витьке однажды, когда тот в очередной раз жаловался на «сложную жизнь». — Если разлюбил, разведись. Зачем врать жене?
Витька тогда вспыхнул.
— Ты меня еще жизни учить будешь? Ты вообще в курсе, как сейчас люди живут?
— В курсе, — спокойно ответил Леонид. — Потому и говорю.
С того дня между ними будто пролегла трещина. Витька стал холоднее, язвительнее, а иногда в его взгляде мелькало что-то неприятное, словно затаённая обида.
Лада почувствовала перемены раньше, чем Леонид. Она стала чаще молчать, подолгу сидела у окна, не задавая привычных вопросов о работе. А однажды вечером, когда он вошёл в кухню, она даже не подняла головы.
— Лёнь, — сказала она тихо, — скажи честно… у тебя есть другая?
Он сначала даже не понял, о чём она.
— Какая другая? Лада, ты о чем?
Она посмотрела на него внимательно, так, как смотрят люди, уже услышавшие ответ, но всё ещё надеющиеся ошибиться.
— Мне сказали, что ты давно не один.
— Кто сказал? — резко спросил он.
Лада помедлила.
— Это неважно.
Но Леонид уже знал ответ. Имя всплыло само, без усилия, как грязное пятно на чистой воде.
Он пытался объяснить. Говорил сбивчиво, горячо, убеждал, клялся, но видел, как слова тонут где-то между ними, не доходя до её сердца. Лада слушала, кивала, но в её взгляде уже поселилось сомнение.
— Мне нужно подумать, — сказала она наконец.
В ту ночь Леонид почти не спал. Он понял, как легко можно разрушить то, что строилось годами, одним чужим словом. И как трудно потом доказать правду, когда ложь уже пустила корни.
Лада не ушла сразу. Она сидела у окна, поджав ноги, и смотрела, как во дворе дворник сгребал мокрые листья в темную кучу. Леонид ходил по комнате, не находя себе места, и каждое его движение было шумным, будто он мешал самому себе дышать.
— Значит, это неправда? — наконец спросила она, не оборачиваясь.
— Неправда, — тихо ответил он. — Клянусь тебе всем, что у меня есть. Я не знаю, зачем Витька это сказал.
Имя друга повисло между ними, как что-то тяжелое и липкое. Лада усмехнулась, но в этой усмешке не было ни капли радости.
— Он не стал бы врать просто так, Леня. Вы с ним с детства вместе. Ты сам всегда говорил: «Витьке можно верить».
Леонид сжал кулаки. Да, он говорил. Говорил, и теперь эти слова обернулись против него.
— Я бы никогда… — начал он и осекся. Все слова казались жалкими, неубедительными. — Лада, если бы у меня была другая, ты бы первая это почувствовала.
Она повернулась. Глаза у нее были красные, но слез не было.
— А может, я уже чувствую? — спокойно сказала она. — Просто не хочу верить.
Эти слова ударили сильнее любого крика. Леонид сел напротив, опустил голову.
— Я виноват только в одном, — произнес он глухо. — Я полез не в свое дело. Сказал Витьке, что он неправ. Что нельзя так… жить на две семьи, врать жене. Он разозлился. Я думал, перебесится.
Лада внимательно слушала, но лицо ее оставалось непроницаемым.
— И ты думаешь, он решил отомстить? — спросила она.
— Думаю, да. Или хотел отвести от себя подозрения. Чтобы ты, если что, проболталась его жене.
Лада встала, прошлась по комнате, остановилась у книжного шкафа. Пальцы ее скользнули по корешкам книг, тем самым, которые они вместе покупали, вместе читали по вечерам.
— Знаешь, что самое страшное? — сказала она, не оборачиваясь. — Я хочу тебе верить. Но каждый раз, когда закрываю глаза, вижу, как он говорил со мной спокойно, уверенно. Не как человек, который врет.
Леонид почувствовал, как внутри поднимается отчаяние.
— А я, значит, похож на того, кто врет? — спросил он почти шепотом.
Она долго молчала, потом тихо ответила:
— Ты сейчас похож на человека, который боится потерять.
В этот вечер Лада ушла ночевать к подруге. Она сказала, что ей нужно подумать, и это «подумать» прозвучало как приговор без даты исполнения. Леонид остался один в пустой квартире, где каждый предмет напоминал о ней.
На следующий день ему позвонил Витька.
— Ну что, поговорили? — спросил он с притворным сочувствием.
— Зачем ты это сделал? — без предисловий спросил Леонид.
В трубке на мгновение повисла пауза, потом Витька усмехнулся.
— Ты сам полез, куда тебя не просили. Я тебя предупреждал: не учи меня жить.
— Ты разрушил мою семью, — глухо сказал Леонид.
— Если она разрушилась от пары слов, значит, не такая уж крепкая была, — холодно ответил Витька. — Подумай об этом.
Связь оборвалась. Леонид долго смотрел на потухший экран телефона и отчетливо понял: тот, кого он считал другом, стал его врагом.
После того разговора Лада словно стала другой. Она не кричала, не устраивала сцен, не требовала объяснений, и это пугало Леонида куда сильнее, чем любой скандал. В квартире поселилась тишина, вязкая, как осенний туман. Они по-прежнему жили вместе, завтракали за одним столом, вечером обменивались дежурными фразами, но между ними выросла стена, за которой копилось недоверие.
Леонид чувствовал себя виноватым без вины. Он перебирал в памяти все годы их брака, все слова, жесты, взгляды… не дал ли он хоть малейшего повода? Но ничего не находил. И от этого было еще больнее: ложь Витьки легла на благодатную почву сомнений, которые Леонид даже не подозревал в своей жене.
Он несколько раз порывался пойти к Витьке и потребовать признания. Но что это даст? Тот легко выкрутится, снова соврет ему, Ладе, кому угодно. Витька умел врать так, что сам начинал верить в собственные слова.
Тем временем правда медленно подбиралась к поверхности, словно вода, подтачивающая лед.
В тот вечер Лада задержалась на работе. Леонид сидел дома, машинально листая новости, когда на телефон пришло сообщение с незнакомого номера:
«Здравствуйте. Нам нужно поговорить. Это касается Виктора. И вас тоже».
Он перечитал текст несколько раз. Сердце неприятно кольнуло. Через минуту пришло второе сообщение:
«Я Ирина. Я его… женщина. Простите».
Леонид долго смотрел на экран, потом тяжело вздохнул и ответил коротко:
«Где и когда?»
Они встретились в маленьком кафе у вокзала. Ирина оказалась моложе, чем он ожидал, с грустным лицом и виноватым взглядом. Она говорила сбивчиво, часто замолкала, собираясь с духом, и с каждой ее фразой картина становилась все яснее.
— Я сначала не знала, что он женат… — сказала она, сжимая в руках чашку. — А потом уже было поздно. Он говорил, что живет с другом, что жена — это выдумка… А недавно начал жаловаться, что вы якобы изменяете своей жене, что она вас подозревает… Я не выдержала. Мне стало страшно, что он разрушает чужую семью, как и мою жизнь.
— Значит, это точно он… — медленно произнес Леонид. — Он все перевернул.
Ирина опустила голову, и в ее глазах блеснули слезы.
— Я готова все рассказать вашей жене. Если нужно, показать переписку, фотографии. Я больше не хочу быть частью этой лжи.
Когда Леонид вышел из кафе, мир вокруг казался странно четким, будто после долгого дождя. Правда была рядом, только протяни руку. Но вместе с облегчением пришел страх: а если даже правда уже не спасет?
Лада вернулась поздно. Он встретил ее в прихожей, и в этот раз не стал отступать.
— Нам нужно поговорить, — сказал он твердо. — И, пожалуйста, дослушай до конца.
Она посмотрела на него настороженно, но согласилась.
Леонид рассказал все: про разговоры с Витькой, про его намеки, про сообщение Ирины и встречу в кафе. Говорил спокойно, словно выкладывал на стол факты один за другим.
Лада молчала. Только когда он закончил, тихо спросила:
— Ты уверен, что это не очередная уловка?
— Я уверен только в одном, — ответил он. — Я тебе не изменял. И никогда бы не стал. Во все остальное можно проверить.
Она встала, подошла к окну. За стеклом мерцали огни, жизнь шла своим чередом, будто чужая.
— Я устала сомневаться, Леня, — сказала она наконец. — Если правда есть, я хочу ее увидеть. Своими глазами.
Разговор с Витькой произошёл на рассвете, в том самом дворе, где когда-то они, ещё мальчишками, играли в футбол до темноты. Город только начинал просыпаться: редкие машины, дворник у подъезда, запах сырого асфальта. Леонид стоял, сунув руки в карманы, и чувствовал, как внутри у него всё сжато.
Витька вышел не сразу. Он будто тянул время, курил на балконе, делая вид, что не замечает Леонида. Но уйти было некуда.
— Ты всё ей рассказал? — спросил он наконец, спускаясь по ступеням.
— Нет, — спокойно ответил Леонид. — Ты сам расскажешь.
Витька усмехнулся, но улыбка вышла кривой.
— Думаешь, она тебе поверит? После всего?
— Она поверит правде, — сказал Леонид. — А если нет, значит, я проживу с этим. Но ты — нет.
Эти слова подействовали сильнее крика. Витька замолчал, затоптал окурок и вдруг сник, словно из него вынули стержень.
— Я не хотел… — начал он, но тут же осёкся. — Ладно, хотел. Просто… у меня всё посыпалось. Ты жил правильно, а я нет. И мне показалось, что если тебя опустить, самому станет легче.
Леонид смотрел на него и чувствовал злость. Перед ним стоял не враг, а человек, который когда-то был другом и оказался слабее собственных зависти и страха.
— Ты разрушил не мою жизнь, Витя, — тихо сказал он. — Ты разрушил свою.
Через час Витька уже сидел на кухне у Лады. Он говорил сбивчиво, путался, оправдывался, снова признавался. Лада слушала молча, не перебивая. Лицо её было бледным, но удивительно спокойным. Когда он закончил, в комнате повисла тишина.
— Уходи, — сказала она наконец. — И больше никогда сюда не приходи.
Витька ушёл, не оглянувшись.
Леонид остался стоять у окна, не решаясь обернуться. Он не знал, что будет дальше, и позволил себе не знать.
— Почему ты молчал? — спросила Лада.
— Потому что оправдания звучат жалко, — ответил он. — А я не хотел быть жалким в твоих глазах.
Она подошла ближе. В её взгляде не было прежней холодной отчуждённости, но и прежней лёгкости тоже не осталось.
— Я поверила ему, потому что испугалась, — сказала она. — Испугалась, что могу быть счастливой и это вдруг закончится. Мне проще было подумать, что ты меня предал, чем признать, что я слишком от тебя завишу.
Леонид медленно вздохнул.
— Я ни разу тебе не изменил, Лада, ни мыслью, ни сердцем. Если ты всё ещё мне не веришь, я приму это.
Она долго молчала, потом вдруг уткнулась лбом ему в плечо.
— Я верю, — сказала она. — Но нам придётся учиться заново доверять.
— Я готов, — ответил Леонид.
Прошло несколько месяцев. Они не стали жить «как раньше», стали жить честнее. Говорили друг с другом больше, иногда тяжело, иногда неловко. Витька исчез из их жизни, словно его и не было. Позже Леонид узнал, что тот всё-таки развёлся, но счастья это ему не принесло.
Однажды вечером Лада поставила на стол чай и сказала:
— Знаешь, правда всегда выходит наружу. Просто иногда она требует терпения.
Леонид улыбнулся. Он знал: не каждая правда возвращает любовь, но их… сохранила. А значит, всё было не зря.