Мир глазами пенсионерки

Людмила сидела за столом в бухгалтерии и бездумно щёлкала мышкой, глядя на экран. Глаза уже уставали от цифр, отчётов, бесконечных таблиц, но нужно было досчитать до конца квартала. Вдруг телефон пискнул, пришло уведомление из банка. Она машинально открыла и замерла: +100 000 рублей. Назначение платежа: «Компенсация за годы, прожитые с мужем Антоном». Людмила перечитала несколько раз, думая, что это розыгрыш. Но сумма стояла реальная, деньги поступили. Сердце забилось быстрее: кто и зачем мог прислать такую странную «компенсацию»? Она открыла список переводов, проверила номер, неизвестный...

Вероника сидела на краю ванны и, не мигая, смотрела на тест. Две полоски. Чёткие, розовые, как рана на белом пластике. Сердце стучало громко, будто кто-то барабанил изнутри. Она не знала, радоваться или плакать. С одной стороны, она всегда мечтала стать матерью, не сразу, конечно, но когда-нибудь. С другой, сейчас всё было не вовремя. Жили они с Сергеем у его матери, Галины Павловны, в её просторной трёхкомнатной квартире. И хоть свекровь на людях казалась женщиной рассудительной, в доме она была, как генерал на службе: всё под контролем, всё по её порядкам...

Аркадий Петрович долго стоял у подъезда, не решаясь нажать кнопку вызова такси. В его квартире тишина, но не та, что уютная, а гулкая, давящая. С тех пор как не стало Зои Николаевны, звуки исчезли: не шелестят газетные страницы, не звякает чашка о блюдце, не звучит её тихий голос: «Аркаша, ты опять забыл выключить свет?» Он поймал себя на мысли, что разговаривает с ней мысленно чаще, чем с живыми людьми. Когда внук предложил дом престарелых, он сперва обиделся. — Я что, старый хлам? Но потом понял, он и сам не справляется...

Светлана шла с работы быстрым шагом, прижимая к себе сумку, вечерний ветер резал лицо, а ноябрьское небо висело низко, будто вот-вот рухнет. Она мечтала только об одном: снять туфли, налить чай, сесть на диван и включить сериал. Дом был уже рядом, когда из-за угла, как по расписанию, вынырнула Моисеевна, соседка, которая знала всё и про всех, и чья жизнь, казалось, вращалась вокруг этих новостей. — Светочка! — раздалось из темноты, — подожди, мне тебе надо кое-что сказать! Света внутренне вздохнула:...

Агата заскочила к сестре почти случайно. После смены в аптеке голова гудела, хотелось просто с кем-то посидеть, попить чаю, поболтать. С Владом в последнее время разговоры сводились к коротким фразам: «поел?», «купил хлеб?», «не забудь оплатить свет». Юля жила неподалёку, всего две остановки на трамвае, и Агата подумала: «Зайду на минутку к сестричке, всё равно она обещала вернуть мне фен». Когда она поднялась по лестнице, из-за двери Юлиной квартиры доносился тихий смех. Женский, с хрипотцой. Агата постучала, потом нажала на звонок...

В доме Татьяны Васильевны стоял привычный запах выпечки и жареного мяса, такой, что у любого сразу просыпается аппетит, даже если только что поел. На кухне кипела жизнь: Тимур с мамой резали салаты, что-то обсуждали, смеялись, спорили, кто лучше умеет делать оливье. Карина сидела в спальне, убаюкивала Славика, которому через неделю должно было исполниться девять месяцев. Ребёнок вертелся, смешно гукал, то тянулся за игрушкой, то за телефоном, который лежал рядом на тумбочке. Карина устало улыбнулась...

Виктория стояла у окна и смотрела, как за стеклом мерно падает снег. Белые хлопья ложились на крыши, на ветви деревьев, на пустую детскую площадку, где качели медленно покачивались от ветра. Когда-то она думала, что будет гулять там с малышом, заворачивать его в одеяло, кормить из бутылочки на лавке. Но вот уже пятый год замужем, а мечта о ребенке всё так же оставалась мечтой. Она устала от врачей, анализов, бесконечных «надо подождать». Два обследования, три курса витаминов, десятки советов от подруг, форумов, молитв...

Андрей учился тогда на третьем курсе исторического факультета. Лето стояло жаркое, и экспедиция под руководством доцента Кирсанова выехала в небольшой поселок на границе с Воронежской областью. Там, за рекой, в полях, археологи уже несколько лет копали древнее поселение бронзового века. Для студентов это была и практика, и приключение: палатки, костры, ночные песни под гитару, запах сырой земли и жареной картошки на примусе. Андрей был из городской семьи, мать — преподавательница литературы, строгая, педантичная, из тех, кто считает, что сын должен «не распыляться», а держать цель и приличие...

Телефон у Ярослава жил отдельной жизнью. Он то пиликал, то вибрировал, даже когда все ужинали. Вера сначала не обращала внимания, мало ли, работа, чаты, да и зять человек занятой, менеджер в какой-то фирме. Но в последнее время эти звуки стали раздражать. Она сидела вечером в гостиной с вышивкой, а он напротив, на диване, что-то листал в телефоне. Наташа мыла посуду на кухне, дети бегали по комнате, но Ярослав будто был где-то далеко, улыбался экрану, хмыкал, пальцем что-то набирал. — Ярослав, —...

Софья не раз ловила себя на мысли: если бы кто-то тогда сказал, что через несколько лет она будет благодарить Бога за то, что всё случилось именно так, — она бы не поверила. Тогда, три года назад, её жизнь рушилась. Всё, во что она верила, оказалось пеплом. С Олегом они познакомились ещё на втором курсе института. Он был старше на два года, высокий, с вечно растрёпанными волосами и уверенной улыбкой. Умел шутить, зажигал всех вокруг, и в нём было что-то такое, что цепляло. Софья влюбилась быстро, почти безоговорочно, как умеют только очень юные или очень доверчивые женщины...

Ксения стояла у кухонного окна, глядя, как Валера вытаскивает из багажника два пакета с продуктами. Он замерз, видно по тому, как ежится, поджимая плечи под пальто. А всё равно улыбается ей снизу, машет рукой. — Дорогая, ты бы хоть вышла помочь, — шутливо бросил он, поднимаясь по ступенькам. Ксения засмеялась привычно, машинально. Ей нравилось это ощущение домашнего тепла, простоты, будто всё у них по-прежнему. Последние месяцы муж будто переменился. Валера стал внимательным, заботливым. С утра приносил кофе в постель, вечерами предлагал кино, театр, прогулки...

Я всегда думал, что смогу быть хладнокровным. Что врач должен оставлять чувства за порогом операционной, иначе не выдержит. Сколько раз я говорил это молодым коллегам, сколько раз убеждал сам себя. Но сейчас всё это казалось пустыми словами. Она спала в соседней палате. Моя жена. Моя Лена. Я сидел в ординаторской, держа в руках историю болезни, и взгляд упирался в строку «неоперабельная стадия». Мы оба знали это. Но я не мог смириться. Каждый день я видел, как она угасает, всё реже улыбается, всё дольше молчит, всё слабее сжимает мою руку...