Найти в Дзене
Мандаринка

Тот день разделил мою жизнь на До и После: истории людей, переживших клиническую смерть и кОму

Что происходит с сознанием, когда тело объявляет его мертвым? Тысячи людей по всему миру, пережившие клиническую смерть, настаивают: они были где-то ещё. Их истории — не про боль и диагнозы. Они про то, что остаётся, когда биение сердца замирает. Про видения, меняющие личность навсегда. Про сообщения, которые невозможно объяснить. Читать это страшно. Но после — жить хочется иначе. Это не руководство к загробной жизни. Это свидетельства о самом загадочном путешествии, из которого можно вернуться. Предлагаем вам три таких истории. История 1: «НЕ ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ» До: Александр, 45 лет, инженер. Попал в страшную аварию. Месяц в коме — это лишь запись в истории болезни. Для его жены Ирины — это 720 часов непрерывного ожидания в одном из миров. Она дежурила у его койки в реанимации, разговаривала, читала книги, впадая в отчаяние от тишины в ответ. Медики боролись за каждый нейрон. Прогнозы были мрачными. Александру при этом не снились сны. Он существовал. Он блуждал по бесконечному, слабо осве
Оглавление

Что происходит с сознанием, когда тело объявляет его мертвым? Тысячи людей по всему миру, пережившие клиническую смерть, настаивают: они были где-то ещё. Их истории — не про боль и диагнозы. Они про то, что остаётся, когда биение сердца замирает. Про видения, меняющие личность навсегда. Про сообщения, которые невозможно объяснить. Читать это страшно. Но после — жить хочется иначе. Это не руководство к загробной жизни. Это свидетельства о самом загадочном путешествии, из которого можно вернуться. Предлагаем вам три таких истории.

История 1: «НЕ ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ»

До: Александр, 45 лет, инженер. Попал в страшную аварию. Месяц в коме — это лишь запись в истории болезни. Для его жены Ирины — это 720 часов непрерывного ожидания в одном из миров. Она дежурила у его койки в реанимации, разговаривала, читала книги, впадая в отчаяние от тишины в ответ. Медики боролись за каждый нейрон. Прогнозы были мрачными.

Александру при этом не снились сны. Он существовал. Он блуждал по бесконечному, слабо освещенному коридору, похожему на коридор больницы, но без дверей. Он не чувствовал ни боли, ни страха, лишь глубокое, тягучее недоумение. Рядом с ним, не отставая, шагал молчаливый молодой парень, опираясь на костыль. Они шли так, казалось, вечность. Вдруг спутник остановился, повернулся. Его лицо было спокойным. Он посмотрел прямо на Александра и сказал четко и ясно, как будто отдавал распоряжение: «Стой. Твоя очередь еще не пришла. Иди назад». И указал пальцем за спину Александра.

Александр очнулся. Первое, что он спросил у ослепшей от слёз Ирины, выговаривая слова с трудом: «А кто… тот парень… без ноги… в палате?» В палате никого не было. Позже, идя на поправку, он в деталях описал своего «проводника». Услышав описание, медсестра, долго работавшая в отделении, побледнела. За год до Александра здесь умер от сепсиса молодой солдат после ампутации. Его койка была как раз напротив.

После: Александр выздоровел. Он стал другим — менее суетливым, более внимательным к тишине. Он и Ирина иногда навещают могилу того солдата. Александр молча кладет на камень цветы. Он не боится смерти больше. Он уверен: там есть кто-то, кто следит за всеми людьми в мире и знает, кому когда пора уходить.

История 2: «НОСТАЛЬГИЯ ПО РАЮ»

До: Сергей, 52 года, учитель с диабетом. Человек строгого распорядка, вечно озабоченный проблемами: долгами, ремонтом, экзаменами у учеников. Его жизнь — это список дел, который никогда не заканчивается.

Роковая ошибка в питании — и его мир сузился до адской боли в животе, а затем до темноты под наркозом на операционном столе. Остановка сердца.

-2

Сначала — ослепительная белая вспышка, стирающая всё. Потом — абсолютная, бархатная темнота. Но это была не пустота. Это было погружение. Он чувствовал, как тонет в океане бездонного, идеально тёплого покоя. Вода (если это была вода) проникала сквозь кожу, мышцы, в самые молекулы, вымывая всё: боль, тревогу, усталость, память о проблемах. Он испытывал чувство, для которого нет слов в живых языках: абсолютное, чистое, немотивированное счастье. Он был дома. Он был целым.

Резкий, грубый, навязчивый голос хирурга врезался в эту благодать, как нож: «Сергей! Возвращайся! Держись!». В тот миг к Сергею вернулось осознание себя. И он совершил самый тяжелый поступок в своей (и не своей) жизни: захотел вернуться. Он мысленно ухватился за этот голос, как за якорь. И почувствовал, как его с невероятным усилием вытягивают из тепла — в холод, из целостности — в раздробленное тело, из покоя — в грубую материю, где его ждала боль. Он заплакал, едва открыв глаза, не от боли, а от непреодолимой, горькой ностальгии по тому месту.

После: Сергей жив. Но он теперь «больной в ремиссии» от потерянного рая. Он меньше переживает о долгах. Часто просто смотрит в окно, трогает листья деревьев, чувствуя их текстуру. Он говорит, что знает, каким может быть совершенный покой. И эта память — и дар, и проклятие на всю оставшуюся жизнь.

История 3: «ЛАБИРИНТ МЕЖДУ МИРАМИ»

До: Аня, 30 лет, ждала второго ребенка. Практичная, веселая, вся в хлопотах по дому и подготовке к родам. Её мир был четко очерчен: муж, старшая дочка, работа, планы на будущее.

Экстренное кесарево сечение. Непредвиденная остановка сердца на столе.

-3

Не было боли. Было ощущение невероятной лёгкости. Её тело (или то, что она им считала) растворилось. Она стала точкой сознания, сгустком восприятия, который с огромной скоростью летел по бесконечному лабиринту. Стены были не из камня — они мягко светились изнутри, пульсируя. Иногда в них, как в туманных окнах, мелькали образы: смех её старшей дочки, спина уходящего мужа, лицо матери. Звуки доносились искаженно, эхом. Она понимала, что умирает, и это осознание наполняло её не страхом, а огромным, всепоглощающим сожалением. «Я не увижу, как они растут. Я не узнаю, какими они станут» — это была единственная мысль в океане безмыслия.

Голоса стали четче, настойчивее. Это звали её мать и муж. Они требовали ответа: «Аня! Назови свое имя! Какой сегодня день?» Она изо всех сил пыталась ответить, но её «рот» не слушался. Её слепил чудовищно яркий свет, будто от софита. Она смогла прошептать (подумать?): «Слишком светло… Задерните шторы…». И услышала в ответ голос мужа, полный недоумения и надежды: «Какие шторы, милая? Здесь нет окон!»

После: Аня и её малыш выжили. Первое, что она сделала, очнувшись, — оглядела палату. Глухие стены. Ни одного окна. Только искусственный свет на потолке. Этот факт ударил в неё сильнее любых видений. Она не просто «видела свет». Она взаимодействовала с реальностью из другого состояния. Теперь она смотрит на своих детей иначе — с обострённым, почти болезненным чувством ценности каждого мига. А ещё она никогда не говорит «это просто показалось». Она знает: иногда то, что «показалось», — самое важное событие из всех.

PRO Космос и инновации | Дзен

Три истории. Три разных пути к краю и обратно. Кто-то встретил проводника. Кто-то — ощутил иной порядок вещей. Кто-то получил доказательство, которое нельзя оспорить. Общее в них одно: побывав на пороге, эти люди уже не смогли жить прежней жизнью. Их опыт — как трещина в обыденности, сквозь которую виден иной свет.

Как обществу и медицине стоит относиться к рассказам пациентов, переживших клиническую смерть? Записывать как симптом или прислушиваться как к важному свидетельству?

Читайте также: