Жара в городе в тот август стояла невыносимая, город напоминал раскалённую сковородку, и мысль о поездке на юг была единственным светлым пятном в унылой череде дней. Семья Ковалёвых – Александр, его жена Марина и их восемнадцатилетняя дочь София – готовились к путешествию, сгорая от нетерпения..
Марина, женщина с характером, чьи карие глаза умели выражать всё, от нежности до ледяного гнева, три дня посвятила священнодействию под названием «упаковка чемоданов». Она, словно опытный сапёр, укладывала в багажник их старенького, но верного хэтчбэка «Лачетти» вещи, подушки, пледы, сумку-холодильник с едой и целую аптечку. Каждый сантиметр пространства был использован с максимальной эффективностью.
— Саш, ты только глянь, — говорила она, закладывая последний пакет с бутылками минералки, — тут как пазл. Если отсюда воду достать, всё рухнет.
Александр, крупный, дородный мужчина с добрым лицом, в это время щелкал мышкой у компьютера, прокладывая маршрут. Он был по натуре штурманом. Работа менеджера, связанная с постоянными разъездами, научила его не доверять навигаторам слепо. Распечатанные листы с подробным описанием участков, километражем, отмеченными заправками и постами ДПС лежали стопкой на столе.
— Вот, смотри, — показывал он Марине, — после Воронежа у нас идеальный участок, новая трасса. А вот тут, после Ростова, ремонт, надо будет ползти. Я рассчитал так, чтобы ночёвку устроить здесь, — он ткнул пальцем в точку на карте где-то после Ростова-на-Дону.
— Пап, а я тоже кое-что прочитала, — вмешалась София, не отрываясь от своего планшета. Она, хрупкая блондинка с мамиными живыми глазами и папиным упрямым подбородком, отвечала за культурную программу. — В этой станице есть музей казачьего быта. Говорят, там не просто горшки стоят, а можно в руках подержать настоящую шашку, даже сфоткаться с ней.
— Шашку? — хмыкнул Александр. — А коньяк столетней выдержки не предлагают? Или самогонку, настоянную на стручковом перце? Знаю я эти музеи.
— Александр, не будь занудой, — мягко пожурила мужа Марина. — Дочка старается, планирует культурную программу.
— Ладно, ладно, — сдался отец. — Посмотрим по обстановке. Если будем бодрячком, то заедем.
Наконец, утром следующего дня, всё было готово. «Лачетти», загруженная под самую завязку, стояла у подъезда. Александр сделал последний обход, проверил давление в шинах, щёлкнул замком багажника.
— Ну что, экипаж, в путь? — обернулся он к своим девочкам.
София заняла своё любимое место – переднее пассажирское сиденье. В бардачке лежал её планшет, распечатки с достопримечательностями, зарядка, книга на случай, если станет скучно. Марина устроилась сзади, окружённая подушками и пакетами с едой, чтобы в любой момент можно было организовать перекус.
Первый этап пути прошёл легко и почти празднично. Выехав за город, они попали в поток таких же отпускников. Машины неслись на юг, к морю. В салоне играла музыка – Александр включил сборник старых советских шлягеров, и они дружно подпевали. София зачитывала интересные факты о городах, которые они проезжали.
— В Липецке, оказывается, самый большой в Европе памятник… авианосцу! — объявила она.
— Авианосцу, значит, — усмехнулся Александр. — Интересно, как они его по улицам катают?
— Пап, это памятник! Ну, стела такая. На въезде.
— А, ну тогда другое дело.
Марина с заднего сиденья комментировала пейзажи с позиции своего жизненного опыта.
— Смотри-ка, картошка уже поспела. А у нас в Подмосковье ещё зелёная. Видно, тут теплее.
— Мам, мы же на юг едем, конечно теплее.
К полудню первоначальный энтузиазм поутих. Бесконечная лента асфальта, мелькающие столбы, однообразные поля – всё это начинало усыплять. Они пообедали на заправке, и Александр, несмотря на предложения женщин его сменить, снова сел за руль.
— Я, как железный, — бодро заявил он. — По работе же постоянно вот так мотаюсь. То в Питер, то в Нижний. Я привык. До Воронежа рукой подать, там и отдохнём.
Но после Воронежа он снова не остановился.
— Саш, давай сменимся, — настаивала Марина, глядя на его затылок. — Софка поедет часок, пока светло. Что же она, зря на права отучилась. Ты посидишь рядом, подремлешь.
— Да что вы ко мне пристали, как банный лист! — раздражённо буркнул Александр, и в его голосе уже слышалась усталость. — Я же говорю, не устал, чувствую себя отлично. Давайте лучше до Ростова дотянем, там поужинаем нормально, город посмотрим. Может и на ночевку останемся.
София, которая уже мысленно готовилась сесть за руль и немного нервничала по этому поводу, с облегчением откинулась на сиденье. Её водительский стаж составлял всего полгода, и трасса, особенно с таким интенсивным движением, пугала её. Мысль о том, что папа, опытный и уверенный водитель, довезёт их до места, была ей приятна.
— Ладно, пап, — сказала она. — Но как только почувствуешь, что глаза слипаются – сразу говори. Я справлюсь.
— Не боись, дочка, — мужчина потянулся и потрепал Софию по волосам. — Всё под контролем.
Ростов-на-Дону встретил их вечерними пробками и хаотичным движением. Александр, сконцентрировав всё своё внимание, лавировал между машинами, ругался сквозь зубы на лихих кубанских водителей, которые подрезали его на каждом перекрёстке. Они проехали по огромному Ворошиловскому мосту, подсвеченному огнями, мельком увидели набережную, но останавливаться не стали, хотели поскорее выбраться из городской суеты.
Когда, наконец, выехали на загородную трассу, ведущую прямо на юг, к морю, в салоне воцарилась тишина. Напряжение последних часов, связанное с ездой по незнакомому мегаполису, спало, и его место заняла усталость.
— Ну вот, — с облегчением выдохнул Александр, разминая затекшую шею. — Финишная прямая. Теперь можно и расслабиться.
Марина, откинувшись на свои подушки, почти сразу заснула. Её ровное, спокойное дыхание доносилось с заднего сиденья. София ещё боролась со сном. Она смотрела в тёмное стекло, в котором отражалась тусклая зелёная подсветка приборной панели, стрелка спидометра показывала стабильные 90 км/ч, и профиль отца, освещённый этими огоньками. Его лицо казалось усталым, но сосредоточенным.
«Всё в порядке, — думала она. — Он справится».
Мерный гул двигателя, и монотонное мелькание отбойников за бортом сделали своё дело. Веки Софии стали тяжёлыми, как свинец. Она попыталась пересилить себя, села ровнее, но это не помогло. Сознание начало уплывать. Последнее, что она помнила, – это пролетающие в темноте встречные фуры и красные огни габаритов впереди идущей машины, которые превратились в гирлянду размытых точек.
Ей снилось море.
Не просто море, а именно то, к которому они так стремились. Тёплое, ласковое, цвета густого кобальта. Она бежала по самой кромке воды, и брызги холодной солёной воды летели ей в лицо. За спиной слышался смех родителей. Вдруг вода стала ледяной, пронизывающей до костей. И кто-то… кто-то с огромной силой, до хруста, до белой вспышки боли, толкнул её кулаком под самые рёбра, справа.
Удар был настолько реальным, физическим и болезненным, что сон разлетелся вдребезги, как хрустальный шар. София взвизгнула от неожиданности и боли, инстинктивно вжалась в кресло, схватившись за бок. Сердце заколотилось, перекрывая дыхание. И тут же, прямо над ухом, не снаружи, а будто изнутри её собственной головы, прозвучал сдавленный, но невероятно громкий и властный крик:
— СОФИЯ!
Боль и этот крик слились воедино. Она повернулась к отцу, её глаза были полы слезами от боли и испуга.
— Папа! Что ты делаешь?! — выкрикнула она, думая, что это отец ударил её локтем. — Ты с ума сошёл?
И в этот момент она увидела. Увидела то, от чего кровь действительно застыла в жилах, а дыхание перехватило окончательно.
Александр сидел за рулём, но не как водитель. Его тело было расслаблено, правая рука лежала на руле, левая бессильно свисала. Голова склонилась на левое плечо, веки были полностью сомкнуты. Он спал. Глубоким, беспробудным сном.
А стрелка спидометра, меж тем, плавно, но неумолимо ползла вверх: 130, 140, 160 км/ч. Их «Лачетти», весом под две тонны, со спящими людьми в салоне, неслась в ночную тьму, управляемая спящим пилотом.
Ледяной ужас, холоднее той ледяной воды из сна, сковал Софию. Боль в боку мгновенно стала незначительной. Её мир сузился до спящего отца, уплывающей в ночь дороги и предательской стрелки спидометра.
— Папа! — закричала она, хватая отца за плечо и изо всех сил встряхивая. — Папа, проснись! Ты спишь!
Александр дёрнулся всем телом, как от удара током. Его глаза на секунду широко распахнулись, в них плеснулась паника, растерянность и полное непонимание происходящего.
— Не-не-не, я не сплю, не сплю, всё нормально, — забормотал он густым, заплетающимся языком, и его веки снова начали предательски слипаться. Он боролся со сном, как пьяный, но сон был сильнее.
— Папа! — завопила София уже в полный голос, отчаянно, с истеричной ноткой, ударяя его ладонью по руке. — Мы сейчас врежемся! Проснись же, чёрт возьми!
Этот крик, полный абсолютного ужаса, наконец, пробился сквозь глухую стену его сна. Александр ахнул, как человек, вынырнувший из бездны, и его тело среагировало быстрее мозга. Он инстинктивно перенёс ногу с газа на тормоз.
Машина резко клюнула носом, раздался визг шин. Сзади послышался испуганный вскрик Марины, которую с силой отбросило вперед. Александр, уже полностью проснувшийся, с бешено колотящимся сердцем, сжал руль так, что костяшки на его пальцах побелели, и, борясь с заносом, начал дрожащими руками перестраиваться на пустующую в этот момент обочину.
Когда машина окончательно замерла в салоне повисла гробовая тишина. Её нарушало лишь тяжёлое, свистящее дыхание Александра. Он не глушил мотор, просто поставил машину на ручник, и опустил голову на руки, всё ещё сжимавшие руль. Плечи его предательски вздрагивали.
— Мама… — тихо, почти шёпотом, позвала София, оборачиваясь назад.
Марина, разбуженная криком и резким торможением, сидела, вцепившись пальцами в подушку. Её лицо было белым как мел, глаза – огромными от ужаса.
— Что… что случилось? — выдавила она.
— Он заснул, — прошептала София, и её собственная дрожь, сдерживаемая всё это время, вырвалась наружу. Задрожали руки, подбородок. — Он заснул за рулем. Мы ехали под сто шестьдесят.
Марина ахнула, прикрыв рот ладонью. Она посмотрела на сгорбленную спину мужа, на бледное, испуганное лицо дочери, и всё встало на свои места. Ужас на её лице сменился ледяным спокойствием. Таким спокойствием, которое появляется у женщин в самые критические моменты.
Александр молча открыл дверь и вышел. Ноги мужчины немного подкашивались. Он отошёл на несколько шагов от машины, в тёмную, пахнущую полынью и пылью ночь, достал из кармана пачку сигарет. Зажигалка выскальзывала из дрожащих пальцев. Он щёлкнул ей раз, другой, наконец, пламя вырвалось наружу, осветив его серое лицо. Он затянулся так глубоко, будто хотел выкурить сигарету за одну затяжку.
Мужчина спиной к машине, и София видела, как напряжены его плечи, как он сгорбился, будто под невидимым грузом.
— София, — тихо, чтобы не слышал муж, спросила Марина, наклоняясь к переднему сиденью. — А что… как ты поняла? Ты не спала?
— Я спала, — так же тихо ответила София, потирая бок. Боль была очень реальной, глубокой, будто её пробили насквозь. — И кто-то… кто-то сильно, до боли, толкнул меня вот сюда, справа, и выкрикнул моё имя. Я сначала подумала, это папа. Но он же слева сидит, он не мог.
Марина перевела взгляд с дочери на стоящего на обочине мужа и обратно. В её глазах промелькнуло невероятное, мистическое понимание, что и у Софии.
— Ты меня толкала? — спросила София.
— Нет, детка. Я крепко спала. Проснулась только от торможения.
Они молча смотрели друг на друга, и одна и та же, безумная мысль витала в воздухе салона, густая и осязаемая, как сигаретный дым Александра. София непроизвольно потерла бок. Ощущение сильного, целенаправленного удара оставалось, будто на её тело нанесла клеймо невидимая рука.
Прошло около десяти минут. Александр выкурил четыре сигареты подряд, прежде чем вернуться к машине. Его лицо было пепельным, осунувшимся, глаза потухшими. Он сел на водительское место, положил руки на баранку и уставился в темноту за лобовым стеклом.
— Простите, — хрипло сказал он, и его голос сорвался на полуслове. Он сглотнул, попытался снова. — Я… я не почувствовал. Словно кто-то выключил свет. Одну секунду – я еду, следующую… я уже сплю.
— Ничего, Саш, — тихо, но очень твёрдо сказала Марина, кладя руку мужу на плечо. Её прикосновение казалось единственной нитью, связывающей его с реальностью. — Главное, что всё обошлось. Все живы, все целы.
— Всё обошлось, потому что Софка меня растолкала, — он посмотрел на дочь, и в его глазах стояла такая мука и такая благодарность, что у Софии сжалось сердце. — Спасибо, дочка. Я… я тебя не ушиб? Я ничего не помню.
София снова почувствовала тот самый призрачный, но такой реальный удар в рёбра. Она посмотрела на отца, на его раздавленное виной лицо, и покачала головой.
— Нет, пап. Я… я сама об дверь ударилась, наверное, когда ты тормозил.
Она не могла сказать ему правду, не сейчас. Он и так был на грани. Папа был сильным мужчиной, добытчиком, главой семьи, а сейчас выглядел как потерянный, испуганный мальчик, который чуть не совершил непоправимое.
— Всё, — твёрдо, как сталь, заявила Марина. — Хватит на сегодня. Никаких больше геройств. Едем до ближайшего мотеля, гостевого дома, чего угодно, и спим. Минимум шесть часов. А там видно будет.
На этот раз Александр не спорил. Он молча завёл машину и поехал, не превышая 60 км/ч. Через пару километров они увидели светящуюся вывеску придорожного мотеля. Сняли на ночь комнату с двумя кроватями, занесли самое необходимое.
Разместились молча. София, лёжа на жестковатой кровати, прислушивалась к тому, как родители шепчутся. Она не могла разобрать слов, но интонации были красноречивее любых слов. Глухой, отчаянный голос отца. Спокойный, утешающий – матери.
— Я вас чуть не убил, Маринка, — голос Александра был прерывистым, будто он давился словами. — Чуть не убил тебя и дочь. Моих девочек.
— Тише, тише, родной. Всё хорошо, ты просто переутомился. Дорога, жара, напряжение. Никто не виноват.
— Но как я уснул? Я же не чувствовал усталости, был уверен, что всё в порядке. Я же опытный водитель, я должен был почувствовать!
— Организм не обманешь, Саш. Ты выжал себя, как лимон. Взял на себя слишком много. Надо было посадить за руль дочку.
София повернулась на бок, и боль снова отозвалась тупым, ноющим эхом. Она закрыла глаза и мысленно вернулась в тот момент. Не в момент паники и крика, а в секунду до него. Яркий, чёткий, физически ощутимый удар справа. Мама сидела сзади, слева.
И тот голос… это был не крик отца. Это другой голос. Низкий, властный, полный такой первобытной тревоги, что его невозможно было ослушаться. Он прозвучал не снаружи, а будто внутри её собственного сознания, разорвав сон изнутри. «София!»
Она не была склонной к мистике. Выросла на папином прагматизме и мамином здравом смысле. Но другого объяснения у неё не было. Кто-то, что-то, какая-то сила, невидимая и необъяснимая, буквально вломилась в её сон, чтобы спасти их всех. Ангел-хранитель. Дух дороги. Просто чудо. Название не имело значения.
Утром они завтракали в придорожном кафе в гнетущем молчании. Ночной инцидент висел в воздухе тяжёлым грузом. Александр ел молча, уставившись в тарелку с яичницей. Он выглядел помятым, но отдохнувшим. Страшная вина в его глазах ещё не рассеялась.
— Так, — сказала Марина, отпивая кофе и ставя чашку на блюдце с таким звоном, что все вздрогнули. — С сегодняшнего дня новые правила. За руль садится только поспавший человек. Не более трёх часов подряд. Потом обязательная смена или отдых минимум на час. Никаких геройств, никаких «я железный». Всем понятно?
Александр молча кивнул, не поднимая глаз.
— Я сейчас поведу, — твёрдо заявила София. — Трасса утром должна быть лёгкой, машин немного. Я справлюсь.
— Дочь, ты уверена? — наконец поднял на неё глаза Александр. В его взгляде читалась тревога.
— Абсолютно, — София улыбнулась, стараясь выглядеть увереннее, чем была на самом деле. — Ты мне будешь подсказывать, если что. А вы с мамой поспите. Всё будет хорошо.
Оставшуюся часть пути они ехали с удвоенной, даже утроенной осторожностью. София вела машину аккуратно, временами слишком. Держалась правого ряда и строго соблюдала скоростной режим. Александр, сидевший рядом, не спал, а внимательно смотрел на дорогу. Он лишь изредка тихо подсказывал: «Дистанцию, дочка, побольше, до этой фуры» или «Смотри, впереди камера, сбрось до девяноста». Он смотрел на неё с новым чувством – гордости и благодарности.. Эта вчерашняя девочка, которую он учил завязывать шнурки и кататься на велосипеде, сегодня, по сути, спасла им жизни. Или… или кто-то другой действовал её руками.
К вечеру второго дня они наконец-то достигли побережья. Когда из окна машины показалась первая полоска синего-синего моря, все ахнули одновременно. Тёплый, солоноватый воздух, ворвавшийся в открытые окна, крики чаек и первый вид на бескрайнюю, сверкающую под заходящим солнцем гладь – всё это смыло вчерашнее напряжение, как волна смывает песок с берега.
Они нашли себе комнату в частном доме в одной из маленьких, уютных станиц. Хозяйка, хмурая на вид, но невероятно душевная женщина по имени Люба, накормила их ужином – жареной рыбой, только что пойманной её сыном, и домашними помидорами.
На следующий день, пока они загорали на почти пустом пляже и шум волн заглушал их голоса, София снова заговорила с матерью про удар, и про его локализацию справа. И про голос, который был не отцовским.
Марина долго молчала, глядя на накатывающие на берег волны, перекатывая в пальцах горячий желтый песок.
— Я знаю, — тихо сказала она наконец. — Я тоже об этом думала всю ночь. Твой отец… он не помнит, чтобы он тебя толкал. Да и не мог он это сделать, это физически невозможно.
— Мам, а ты веришь… ну, в ангелов-хранителей? В то, что кто-то сверху может за нами присматривать?
— Доченька, — Марина повернулась к ней, и её карие глаза были серьёзными и чистыми. — После вчерашнего я верю в это твёрже, чем когда-либо. Кто-то очень сильный и очень добрый сидел с нами в машине, или стоял за твоим плечом, и не дал случиться беде. Он не мог разбудить папу – тот был уже слишком далеко, в царстве сна. А ты была на грани. Тебе был нужен шок. Сильный, болезненный, но безопасный. Чтобы ты могла действовать быстро, на инстинктах. И ты действовала. Ты была его инструментом.
Отдых продолжался. Они купались, загорали, объедались свежими фруктами с рынка. София с отцом всё-таки съездили в ту самую станицу, где она подержала в руках тяжеленную казачью шашку, и Александр сфотографировал дочь в виде гордой и немного смешной воительницы. Он понемногу оттаял, снова начал шутить, смеяться своим громким, раскатистым смехом. Но иногда София замечала, как папа задумчиво смотрит на неё, на мать, на море, и в его глазах читается глубокая задумчивость.
Однажды вечером, сидя на старой деревянной веранде и слушая, как стрекочут цикады, заполняя собой всё окружающее пространство, Александр негромко сказал, глядя куда-то в тёмный сад:
— Знаете, а я вчера странный сон видел. Будто мы снова едем в машине. Всё так же – ночь, трасса. А на заднем сиденье, прямо за тобой, Софка, сидит какой-то мужик, незнакомый. В обычной одежде, лица я не разглядел, оно в тени. И он сидит такой спокойный, смотрит в окно, будто едет по своим делам. А потом он поворачивается, смотрит на меня за рулём, как я начинаю засыпать. Он вдруг поднимает руку, не кулак, а просто ладонь, и… не бьёт тебя, нет… а как бы толкает воздух перед тобой. И ты просыпаешься.
По спине Софии пробежали мурашки. Она перевела взгляд на мать. Та сидела не двигаясь, и только её глаза широко раскрылись в темноте.
— Просто сон, — чуть слышно выдохнула Марина. — Сон от переутомления.
— Да, наверное, — согласился Александр и сделал глоток из чашки с чаем.
Но София знала, и мать знала. Это был не просто сон, это было эхо. Эхо той ночи на трассе, когда мир едва не перевернулся, но чья-то незримая, сильная рука вовремя вытолкнула их из лап неминуемой катастрофы.
Обратная дорога была уже совсем другой. Они останавливались каждые два часа, выходили размять ноги, пили кофе на заправках, смеялись и болтали о пустяках. София вела машину чаще и уже с гораздо большей уверенностью. Боль в боку прошла через пару дней, оставив после себя лишь странное, тёплое ощущение присутствия. И тихую, светлую благодарность тому, кого нельзя увидеть, но чьё присутствие она теперь чувствовала всегда.
И каждый раз, садясь в машину, будь то их старая «Лачетти» или любая другая, София на секунду задерживала взгляд на заднем сиденье. Оно было пустым. Но мысленно, про себя, она говорила «спасибо». Тому, кто сидел там тогда.
Ангелу-хранителю, случайному путнику из другого измерения, духу дороги – неважно. Он был там в самое нужное время и он спас их всех.