Виктор положил ложку в тарелку и посмотрел на Ольгу так, будто собирался объявить о чём-то по-настоящему важном.
— Оль, мне прибавили. Значительно. И я решил — переходим на раздельный бюджет. Это современно, честно. Каждый сам распоряжается своими деньгами. Ты же за равноправие?
Ольга резала яблоко на дольки для второго класса. Медленно, ровно. Нож скользил по зелёной кожуре, и в голове что-то тихо щёлкнуло — как выключатель.
— Раздельный, говоришь?
— Ну да. Коммуналку пополам, продукты пополам. Остальное — своё. Я же не контролирую, на что ты тратишь, и ты меня не контролируешь. Справедливо ведь?
Ольга подняла взгляд. Виктор сидел напротив, довольный, с расправленными плечами, и жевал овсянку, как человек, который только что решил сложную задачу. В глубине квартиры послышался шорох — его мать,
Тамара Павловна, скользила по коридору в шёлковом халате цвета пыльной розы.
— Хорошо, — Ольга улыбнулась. Так спокойно и светло, что Виктор даже не понял, что что-то не так. — Раздельный так раздельный.
— Правда? Ты не против?
— Нисколько. С завтрашнего дня.
Она встала, сложила яблоки в контейнер. Звук защёлки получился резкий, как удар.
Тамара Павловна появилась на кухне через три минуты. Вошла плавно, будто плыла. Халат шуршал, волосы уложены в мягкую волну — даже утром она выглядела так, будто ждёт фотографа. Села за стол, изящно поправила рукав.
— Викторушка, а где мой травяной сбор? Тот, из лавки на Арбате. У меня закончился.
— Закажу сегодня, мам. Не переживай.
Ольга стояла у раковины спиной к ним. Мыла нож, медленно проводя губкой по лезвию.
— Викторушка, а ещё у меня завтра занятие с Мариной Сергеевной. Она просила оплату заранее.
— Хорошо, мам.
Ольга вытерла руки и обернулась.
— Виктор, это твоя мама, так ведь?
Он поднял голову.
— Ну... да. А что?
— Раздельный бюджет — значит, каждый содержит своих родных. Я своих, ты своих.
Тишина. Тамара Павловна замерла с чашкой в руках. Виктор моргнул.
— Оль, ты о чём?
— О том, что с завтрашнего дня все расходы на твою маму ложатся на тебя. Полностью. Я больше не участвую.
Тамара Павловна чуть не выронила чашку.
— Олечка, милая, ты же не серьёзно?
Ольга посмотрела на неё в упор. Улыбалась всё так же спокойно.
— Абсолютно серьёзно. Раздельный бюджет — это честно, правда, Виктор?
Вечером Виктор вернулся с завода злой. Бросил сумку в прихожей, ворвался на кухню. Ольга раскладывала на столе бумаги. Тамара Павловна сидела на диване в гостиной, бледная, с платком — готовая к большой сцене.
— Оль, ты совсем что ли? Мать до слёз расстроена!
— Присядь. Давай спокойно поговорим.
— Какой тут спокойно! Ты отказываешься помогать моей матери!
— Нет. Я отказываюсь нарушать твою идею раздельного бюджета. Садись.
Виктор сел, скрестил руки. Ольга придвинула стопку чеков и выписок. Он уставился на цифры.
— Это что?
— Расходы на твою маму. Только за последний год. Вот инструктор по йоге — каждую неделю. Вот косметолог — раз в две недели. Вот ателье, платья на заказ. Вот сбор из Москвы. Вот массажист. Вот курсы живописи, которые она бросила через месяц.
Виктор молчал. Водил пальцем по строчкам, губы шевелились. Лицо менялось, как небо перед грозой.
— Это... всё ты платила?
— Последние пять лет. Каждый месяц.
Он поднял голову, в глазах что-то защитное.
— Ну и что? У нас общая касса была. Я неплохо зарабатываю, моя мать имеет право...
— Имеет, — перебила Ольга. — Но кассы больше нет. Есть раздельный бюджет. И содержать свою маму ты будешь сам. Полностью.
Тамара Павловна возникла в дверях, как призрак.
— Викторушка, скажи ей! Я же не чужая! Я бабушка вашим будущим детям!
— Будущим — может быть, — Ольга не повернулась. — Но счета приходят сегодня.
Виктор встал, прошёлся по кухне. Остановился у окна.
— Оль, ты понимаешь, сколько это стоит?
— Прекрасно понимаю. Я это оплачивала.
— Но у меня зарплата инженера! Я могу потянуть, если надо!
Ольга села напротив. Смотрела на него так, как смотрят на ученика, дошедшего до правильного ответа слишком поздно.
— Можешь. Только на отпуск, машину, ремонт у тебя не останется ничего. А я добавлять не буду. Раздельный бюджет, помнишь?
Тамара Павловна шагнула вперёд, голос дрогнул.
— Олечка, я же не требую лишнего! В моём возрасте нужно следить за здоровьем, за душевным равновесием...
— Тогда ваш сын будет за это платить. Я больше не участвую.
Виктор развернулся, в глазах отчаяние.
— Ты издеваешься? Хочешь меня наказать?
— Нет. Я хочу справедливости. Ты предложил раздельный бюджет — я согласилась. Твоя мама — твоя ответственность.
Он замолчал, смотрел на жену, будто видел впервые. Резко схватил чек со стола.
— А это что — «курсы по истории искусств»?! Это вообще зачем?!
Тамара Павловна вздохнула.
— Викторушка, это было для развития...
— Мам, ты три занятия посетила! Три!
Ольга встала, собрала бумаги.
— Вот теперь понимаешь. Добро пожаловать в мою жизнь.
Три дня квартира была тихой, как перед грозой. Виктор считал что-то в телефоне, хмурился. Тамара Павловна пыталась заговаривать о массажисте — он отмахивался. О платье — уходил из комнаты.
Ольга занималась своими делами. Проверяла тетради, готовила ужины на двоих. Тамаре Павловне предлагала разогреть суп. Та отказывалась, обиженно поджимала губы.
В субботу Виктор сел напротив жены. Лицо измученное, под глазами тени.
— Оль, давай договоримся. Я понял, что ты права. Мама много тратила. Но она моя мать. Я не могу её бросить.
— Никто не просит бросать. Содержи. Это твоё право.
— Но мне не хватит! Ты же понимаешь!
— Тогда сокращайте расходы. Йога, косметолог, ателье — это не необходимость. Это роскошь.
Тамара Павловна появилась в дверях, сумочка в руках, губы поджаты.
— Значит, я должна считать копейки? Как нищенка?
— Мам, я не могу больше. У меня зарплата инженера, а не олигарха.
— А раньше могла! — Голос сорвался. — Раньше всё было! Это она, — палец ткнул в сторону Ольги, — она настроила тебя!
Ольга обернулась, оперлась о столешницу.
— Раньше платила я. Из денег, которые зарабатывала, вставая в шесть утра и возвращаясь в восемь вечера. А ваш сын даже не спросил, куда уходит половина моей зарплаты.
Виктор сжал кулаки на столе, не поднял головы.
Тамара Павловна выпрямилась, попыталась вернуть величественность.
— Хорошо. Найду работу. Докажу, что не нуждаюсь в вашей жалкой помощи. И когда начну зарабатывать, ни копейки не дам на этот дом. Ни на продукты, ни на коммуналку. Буду тратить только на себя!
Ольга улыбнулась. Не зло, но твёрдо.
— Договорились. Только квартира оформлена на меня. Моё наследство от бабушки. Так что за проживание, если считать честно, вам придётся платить. Рыночную аренду.
Тамара Павловна замерла. Сумочка выскользнула из пальцев, упала на пол. Виктор поднял голову, в глазах растерянность, почти испуг.
— Это... наша квартира...
— Моя, — поправила Ольга. — Проверь документы. Я никогда это не выставляла, потому что считала — мы семья. Но если играем в раздельный бюджет до конца, то давайте честно.
Виктор долго молчал. Потом тихо, почти неслышно:
— Я идиот, да?
— Да.
Он усмехнулся безрадостно.
— Я правда не знал, сколько ты тратила. Думал... по мелочи. Чай, платье раз в год.
— Ты не знал, потому что не хотел знать. Тебе было удобно.
Пауза. Он посмотрел на жену.
— Что теперь?
— Теперь решаешь ты. Либо твоя мама умерит аппетиты, либо будешь жить в долгах. Я больше не подушка безопасности для чужой совести.
— А мы?
Ольга посмотрела в окно, на огни города.
— Не знаю. Посмотрим, как справишься. Научишься говорить матери «нет» — может, у нас шанс есть.
Она встала, у двери обернулась.
— Кстати, завтра иду в бассейн. Давно хотела. На твои деньги больше не оглядываюсь.
Виктор проводил её взглядом и понял: та женщина, которая пять лет молча платила, исчезла. Вернулась другая — которая не просит разрешения жить.
Через две недели Тамара Павловна устроилась продавцом-консультантом в магазин штор. Приходила вечерами усталая, со стоптанными каблуками, жаловалась на ноги. Но о йоге и массаже больше не заговаривала.
Виктор научился говорить «мам, это дорого» и перестал чувствовать себя предателем. Однажды вечером Тамара Павловна попросила денег на новое платье — он покачал головой, сказал, что в следующем месяце, если останется. Она ушла к себе молча, без истерики. Ольга видела это из-за двери и почувствовала, как что-то внутри наконец отпустило.
А ещё через неделю Виктор попытался вернуть прежнее.
— Оль, слушай. Может, всё-таки вернём общий бюджет? Ну правда, мы же семья. Зачем эти все расчёты?
Она оторвалась от тетрадей.
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты предложил бы это только сейчас. Когда понял, во что тебе обходится твоя мама. Не из любви, Виктор. Из расчёта.
Он сжал губы, голос стал жёстче.
— Ладно. Тогда давай честно — сколько ты вообще зарабатываешь? Может, тебе легче, а ты просто не хочешь делиться?
Ольга закрыла тетрадь. Медленно, аккуратно. Улыбнулась — так, что у него ёкнуло.
— Хочешь честно? Месяц назад меня назначили завучем.
Виктор моргнул.
— Завучем? Ты не говорила...
— Хотела сделать сюрприз. Накопить и купить путёвку на юг для нас. Но раз ты за честность — моя зарплата теперь больше твоей. Намного больше.
Он застыл. Смотрел на жену так, будто она только что призналась, что умеет летать.
— Больше?
— Да. И знаешь, что это значит? Если делим расходы пропорционально доходам, как в цивилизованных семьях, то я плачу чуть больше за коммуналку и продукты. А содержание твоей мамы — полностью твоя зона.
Ольга встала, прижала тетради к груди.
— Я устала быть удобной, Виктор. Платить за то, чтобы твоя мама чувствовала себя королевой, а я — прислугой с кошельком. Раздельный бюджет — отличная идея. Спасибо, что додумался.
Она вышла, оставив мужа в тишине с лицом человека, который только что понял, что проиграл партию, даже не поняв правил.
Прошёл месяц. Тамара Павловна ходила на работу, по вечерам массировала себе ноги и больше не говорила про курсы и ателье. Виктор научился считать деньги и стал вдруг интересоваться ценами в магазинах. А Ольга по средам ходила в бассейн и больше не думала, может ли она себе это позволить.
Раздельный бюджет остался. Но теперь он был честным.
Однажды вечером Виктор увидел, как жена собирает сумку перед бассейном — лёгкая, с улыбкой, совсем другая. Подошёл, обнял сзади.
— Прости.
Она обернулась, посмотрела в глаза.
— За что?
— За то, что не видел. Не ценил. Считал, что всё само собой.
Ольга помолчала, потом кивнула.
— Хорошо. Только помни: если захочешь вернуться к прежнему — той меня уже нет. Есть только эта. Которая не молчит.
Он кивнул. Отпустил. Она ушла, и он стоял в прихожей, слушая, как захлопнулась дверь, и думал о том, что, возможно, впервые за все эти годы по-настоящему увидел свою жену.
А Ольга шла по вечерней улице и улыбалась. Не от победы. От свободы.
Если понравилось, поставьте лайк, напишите коммент и подпишитесь!