Уже не раз, не два и не три в комментариях к моим статьям со стороны читательниц встречался один и тот же подход – ну подумаешь, жена изменила, у неё были для этого основания.
Просто надо эти основания понять и принять.
В отношении же мужа такой мыслительный алгоритм почем-то напрочь исключается, муж всегда виноват.
Даже если он ничего плохого не делает – он делает мало хорошего. То есть, такого «хорошего», чтобы женщина не рыскала в поисках членов эмоций на стороне.
Муж изменил – муж козёл, он виноват.
Жена изменила – муж козёл, он виноват.
Женщина не бывает виновата никак и никогда.
Отсюда же следует убежденность: что позволительно женщине – не позволительно мужчине.
Женщины маниакально и агрессивно отстаивают свою собственную исключительность из правил, каковые сами другим и навязывают.
Причем, зачастую, и другим женщинам тоже.
Один яркий пример на эту тему из своей практики приводил психолог Андрей Зберовский, я этот пример уже упоминал, для тех, кто не читал, напомню:
Во время своих эмоциональных срывов Светлана оскорбляла и била мужа.
Апогеем было то, что, войдя в раж, Светлана могла рвать на муже вещи и плевать в него. Иногда прямо ему в лицо. Откуда пошла эта практика, Светлана затруднялась ответить. Плевки в лицо и разрывание рубашек на муже сама женщина домашним насилием упорно не считала. И очень редко за это извинялась. По ее мнению, это было просто простительное для женщины выражение эмоций.
А вот когда муж пытался прекратить ее агрессивные нападки, хватая ее за руки или отталкивал от себя, Светлана считала это настоящими побоями. При этом, сам Алексей жену старался не оскорблять, голос практически в семье не повышал, сам руку на жену первым никогда не поднимал.
Ну вот так.
Плевки в лицо и разрывание одежды на человеке – простительное для женщины выражение эмоций.
Но представляете себе, какой бабский вой поднимется, если ровно то же самое действие сделает мужчина?
У массы женщин есть просто религиозная убежденность в том, что физического насилия со стороны женщины не может быть по определению – просто потому, что мужчина сильнее.
И на этом небесспорном фундаменте строятся все остальные мизандрические умозаключения.
Небесспорном потому, что сил разорвать рубашку или съездить по голове мужу сковородкой у женщины вполне хватит.
Это с одной стороны.
С другой стороны, выросшие в XXI веке поколения соевых мамсиков, выращенные (а часто – и рожденные «для себя») матерями-одиночками, как правило, физически слабы и по мышечной силе с женщинами вполне сопоставимы.
Кроме того, есть физически сильные женщины-спортсменки. Например, у меня в молодости была знакомая культуристка, которая запросто носила меня на руках, ничуть не запыхавшись.
Поэтому тезис «мужчина всегда сильнее» был применим, скорее, эдак до середины прошлого века. Если же говорить про 3-е десятилетие века XXI, в середине которого мы сейчас живем, то слово «всегда» следует исключить.
Далеко не всегда.
Эмоциональные комментарии к моему позавчерашнему тексту «Она восхотела эмоций» базировались на той же основе: что простительно, можно и нужно (!!!) женщине – категорически неприемлемо для мужчины.
Написать прямо, что им хочется нарушения супружеской верности со всеми вытекающими (и втекающими) его компонентами, женщины как-то не решаются и пользуются эзоповым языком: заявляют, что, якобы, хотят эмоций.
Ценность это, видите ли, для них такая.
Хотением «эмоций» (а не тем, что поручик Ржевский хочет) они и объясняют своё бл**ствo.
Раз муж не дает этих самых «эмоций» (ну, или приелись, новизны захотелось), то женщина вправе пойти на сторону эти эмоции искать.
Но мужу делать то же самое категорически запрещено.
Quod liced Iovi, non liced bovi.
Сегодня приведу еще один пример очевидной шл*xи.
Предполагаю, женщины-комментаторки начнут писать что-то типа «такого не может быть, тут и комментировать нечего».
То есть, пойдут по пути «чтобы не высказывать мнение о событии – сделать вид, что события вообще не было».
Но если смотреть под таким углом, то абсолютно не имеет значения: была ли такая реальная пациентка у психолога или же это вымысел – речь не о фактическом существовании и поведении женщины Елены, а об общественном (в частности, женском) восприятии того, что психолог описывает в своей статье - нормально это или не нормально.
Итак, цитирую.
Когда в мой кабинет влетела Лена (имя изменено), у меня невольно появилось чувство, что всё очень серьёзно. Взгляд остекленевший, губы поджаты, руки трясутся, дышит тяжело, но при этом внутри неё чувствовалась решимость. Она не пришла «просто поплакаться», она хотела реального решения — как «спасти брак любой ценой». И в то же время в голосе звучало отчаяние, будто от такой силы шарахнуло, что она вот-вот сорвётся.
Лена (едва переводит дыхание): — Я изменила мужу на третьем месяце беременности. Прямо в тот момент, когда у нас, казалось бы, началась новая глава: ребёнок, семья, будущие планы…
Я: — Вы решили не ходить вокруг да около? Прямо так и заявляете?
Лена: — А смысл скрывать? Я поступила ужасно. И мне нужно разобраться, что делать дальше. Потому что потом это повторилось… а когда я родила — вообще пошла во все тяжкие.
Я слушал её историю и понимал, что ничего типового здесь нет. Люди изменяют по разным причинам. Но беременность… да ещё и несколько повторных случаев — это отдельная, весьма специфическая боль.
Первую «ходку налево» Лена совершила с бывшим однокурсником. Случайная встреча, «давай подвезу», старые шутки, общие воспоминания. У неё гормоны, усталость, муж постоянно на работе — понеслось. Она уверяла, что после этого всё закончилось, раскаяние было жуткое, а потом у неё «крышу сорвало» ещё раз, но уже с другим человеком.
Лена: — Врачи говорили, что в первом триместре надо беречься, стресс минимальный, желательно избегать перегрузок, а у меня перегрузка эмоциональная была такая, что просто всё перевернулось. Сама себе не верила, будто в чужой шкуре находилась.
Пока слушал, в голове крутилась мысль: многие женщины действительно испытывают мощные гормональные скачки, становятся уязвимее, но чтоб до такого…
Потом Лена призналась, что боялась остаться без внимания. Муж работал день и ночь, а ей нужно было общение, прикосновения, признания в любви. Иначе чувствовала себя невидимкой.
В XIX и в начале XX в России существовало такое явление – отхожий промысел.
Аналог современной вахты.
Деревенский житель ехал в Петербург или Москву, работал там извозчиком или разносчиком, а потом с деньгами возвращался домой.
Жена и пятеро-семеро-одиннадцать детей всё это время жили без него. Жили натуральным хозяйством и простым крестьянским бытом.
И вот я попытался представить такую русскую крестьянку, «чувствующую себя невидимкой» из-за отсутствия признаний в любви.
Особенно во время уборки козьего помёта или принятия родов у коровы.
Живописная картина получилась бы… Жаль, я не художник.
Но идем дальше и читаем рассказ психолога о «жажде эмоций», принявшей в случае этой Елены совсем уж изврaщенческие объемы:
Самое странное началось после родов. Я, как психолог, знаю, что в первые недели женщинам вообще обычно «нельзя ничего»: физиологически нужно восстанавливаться, есть риск осложнений, все доктора единым фронтом требуют аккуратности и практически полного полового покоя.
Но Лена утверждала, что у неё внутри будто загоралась опасная лампочка: «Хочу ярких эмоций, хочу чувствовать себя живой». Она погрузилась в бытовую рутину — ребёнок, подгузники, бессонные ночи, а муж всё так же тянул на себе финансовый груз. Романтики ноль.
Лена: — Я пыталась говорить Саше: «Ты мне нужен, мне тяжело, помогай». А он только: «Я деньги зарабатываю, встань на моё место».
Я кипела внутри, и как только выпадала возможность хоть куда-то выбраться, меня уносило. Я понимаю, что первые месяцы после родов — табу, нельзя нагружать организм, но у меня будто в голове щёлкало: «А вот назло всему я сделаю, как хочу!».
Плевать, больно или нельзя — мне нужен был этот адреналин.
Так у неё завелись знакомства: случайные встречи на площадке для прогулок, переписка в соцсетях, даже какие-то знакомые знакомых.
Я не берусь судить, что там реально происходило с её здоровьем, но сам факт, что она продолжала изменять, причём порой совсем бездумно, говорит о том, что она утратила берега. Муж Саша ничего не подозревал, пока однажды не напоролся на её переписки и фото в телефоне.
Муж, как обычно и бывает, всё узнает последним. Осознание того, что жена стала общегородской подстилкой, ну никак не способствует сохранению брака.
Но жена Елена начала выкручиваться чисто по-женски, ровно так же, как комментаторки под моей статьей «Она восхотела эмоций»:
Саша, естественно, пришёл в ярость. Нашёл откровенные диалоги, фото, где и даты, и геолокации — всё. Он не стал устраивать домашние скандалы, а сразу сказал: «Развод». Лена была в шоке, кинулась каяться. Но он не хотел её слышать.
На первом разговоре со мной Саша сам не присутствовал, поэтому Лена рассказывала всю картину: от бессилия в отношениях до приступов эйфории с другими мужчинами. Вся эта история кажется дикой, но в то же время я видел, как она корчится от чувства вины.
Лена умоляла Сашу остаться хотя бы ради малыша. Повторяла: «Это были глупости, гормоны, я потеряла почву, я измотана, послеродовая депрессия, прости…» Но Саша только горько усмехался: «Вот когда ты в роддоме лежала, тоже, наверное, депрессия была, да? А потом снова не удержалась?».
Всё очень знакомо.
Разберем по порядку.
Это были глупости (= это всё несерьёзно, закрой глаза на сотни потрахушек на стороне).
Я измотана (= я устала, вымоталась, а женщине в таком состоянии простительно всё).
Послеродовая депрессия (= да что вы, мужики, вообще об этом знаете? Да если бы даже я тебе голову проломила – ты всё равно был бы обязан простить).
Но ключевой является фраза изменщицы о приступах эйфории с другими мужчинами.
Это основное.
Это то, ради чего женщины готовы выбросить на помойку брак любой длительности, хоть 30-летней.
Наркоманская зависимость от новых ощущений.
Хочу-хочу-хочу.
Фонтанирующий эгоизм, метко именуемый в народе бешенством матки.
Ну что, воинствующие комментаторки, будете оправдывать сию пoтаскyшкy?