Наталья открыла дверь квартиры и замерла на пороге. В гостиной на её любимом кресле сидела свекровь Раиса Фёдоровна, а рядом стоял чемодан. Большой, старый, обтянутый потёртой тканью. Муж Виктор суетился на кухне, громыхая посудой.
— Привет, — выдавила из себя Наталья, снимая туфли.
— Наташенька! — свекровь поднялась с кресла, широко улыбаясь. — Вот и хозяюшка явилась. Мы тут уже всё устроили.
Сердце ухнуло вниз. «Всё устроили». Эти два слова звучали как приговор.
Виктор вышел из кухни, вытирая руки о полотенце. На лице его была та самая виноватая улыбка, которую Наталья научилась распознавать ещё в первый год брака. Улыбка человека, который уже всё решил без неё, но очень надеется, что она не будет против.
— Натуль, тут такое дело. Мама приехала погостить. Ненадолго. Неделька, может, две.
Наталья молча прошла в комнату, бросила сумку на диван. За спиной послышались шаги свекрови.
— Я понимаю, внезапно получилось, — голос Раисы Фёдоровны был сладким, как мёд. — Но я же не чужая. Своя семья. Да и Витюше без матери тоскливо, правда, сынок?
Виктор закивал, как те китайские болванчики на задней полке машины.
Наталья развернулась и посмотрела на мужа. Десять лет назад они с таким трудом купили эту однокомнатную квартиру. Ипотека висела над ними как дамоклов меч. Каждый квадратный метр был выстрадан, отложен из зарплаты, выплачен переработками и ночными дежурствами. Их крошечное гнездо. Их личное пространство. И вот теперь свекровь сидела в их гостиной с чемоданом.
— Виктор, можно тебя на секунду? — спокойно попросила Наталья, кивая в сторону кухни.
В тесной кухне, где они так часто пили чай по вечерам, мечтали о будущем ребёнке, строили планы, сейчас воздух был густым от невысказанного напряжения.
— Две недели? — тихо спросила Наталья. — Ты серьёзно?
— Натуль, ну что мне было делать? — Виктор беспомощно развёл руками. — Она сама приехала. С утра позвонила, сказала, что уже на вокзале. Я не мог её бросить.
— А меня предупредить мог?
— Я думал, ты поймёшь. Это же моя мама.
Наталья закрыла глаза. Фраза «это же моя мама» звучала в их доме как священная мантра, которая отменяла любые возражения. Как универсальная индульгенция на любое безумие.
— Виктор, у нас однокомнатная квартира. Одна. Двадцать восемь квадратных метров. Где она будет спать? Где буду спать я? На кухне?
— Мы что-нибудь придумаем, — он избегал её взгляда. — Может, раскладушку купим. Или мама на диване устроится.
— Два человека в одной комнате? — голос Натальи стал твёрже. — Мы с тобой только начали планировать ребёнка. Врач сказал — спокойная обстановка, режим, никакого стресса. Ты помнишь?
Виктор поджал губы. Он помнил. Они ждали этого шесть лет. Прошли обследования, консультации, копили деньги. В следующем месяце у них была назначена процедура. Последняя попытка. Всё было рассчитано до мелочей. И теперь в их крохотное, выверенное пространство врывалась свекровь с чемоданом и планами на две недели.
— Я понимаю, но что я могу сделать? — жалобно протянул он. — Это же мама. Я не могу её выгнать.
Наталья опёрлась о столешницу. Руки дрожали. Она чувствовала, как внутри поднимается волна гнева, усталости и беспомощности. Она замужем за хорошим человеком. Виктор никогда не кричал, не пил, исправно приносил зарплату. Но был в нём этот один изъян, который перевешивал все достоинства. Он не умел говорить «нет» своей матери.
— Я выйду к ней, — холодно сказала Наталья. — И мы все вместе обсудим, как это будет происходить.
В гостиной свекровь уже осваивала территорию. Она переставила вазу на журнальном столике, поправила шторы, критически оглядела полки с книгами.
— Раиса Фёдоровна, давайте сразу договоримся, — начала Наталья, стараясь говорить ровно. — Я рада, что вы приехали в гости. Но давайте уточним сроки. Неделя? Десять дней?
Свекровь удивлённо подняла брови.
— Наташа, я же не в отель приехала. Я к сыну. К родной крови. Зачем эти сроки? Поживу, сколько нужно.
— Но вы же понимаете, что у нас маленькая квартира. Нам троим будет тесно.
— А мне казалось, семья — это когда тесно, но вместе, — свекровь укоризненно покачала головой. — Витюша, скажи невестке, что я не помешаю. Я тихая, скромная. Буквально растворюсь.
Виктор стоял посередине комнаты, переводя взгляд с жены на мать. На лице его была написана немая мольба. Мольба к кому — Наталья не понимала. К ней? К матери? К небесам, чтобы всё как-то само рассосалось?
— Мам, может, правда, лучше недельку? — робко предложил он. — Потом приедешь ещё, если захочешь.
Лицо Раисы Фёдоровны окаменело.
— То есть ты меня выгоняешь?
— Нет, мам, что ты! Я просто...
— Просто что? Жена сказала — и ты сразу меня за дверь? — в голосе свекрови зазвенели металлические нотки. — Я тебя родила, выкормила, всю жизнь на тебя положила, а ты меня из-за неё выгоняешь?
Наталья вздохнула. Началось. Классический сценарий. Обвинения, манипуляции, слёзы. Раиса Фёдоровна была мастером этого жанра. Она умела из любого разговора сделать драму, из любой просьбы — обвинение в неблагодарности.
— Никто вас не выгоняет, — устало сказала Наталья. — Мы просто договариваемся о сроках.
— А я не понимаю, зачем эти сроки, — отрезала свекровь. — У меня есть сын. Мне нужно побыть с ним. Точка.
Виктор молчал. Он всегда молчал в такие моменты. Превращался в молчаливого, беспомощного свидетеля, пока две женщины выясняли отношения из-за него.
Наталья развернулась и ушла в ванную. Закрыла дверь на щеколду. Села на край ванны. Руки тряслись. Внутри клокотала ярость — на свекровь, на мужа, на саму себя. Она знала, что если даст слабину сейчас, то потеряет всякий контроль. Две недели превратятся в месяц. Месяц — в два. А там и до полугода недалеко.
Она вспомнила их первый год брака. Тогда Раиса Фёдоровна тоже «приехала погостить». На неделю. Осталась на три месяца. Командовала на кухне, переставляла мебель, критиковала готовку Натальи, вздыхала над неубранными углами. А Виктор улыбался и говорил: «Ну потерпи, она же старая, ей одиноко».
Старая. Раисе Фёдоровне было пятьдесят девять. Она работала бухгалтером, ходила в бассейн, встречалась с подругами. Но в присутствии сына мгновенно превращалась в немощную старушку, которой нужна забота.
Наталья умылась холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало. Тридцать три года. Первые морщинки в уголках глаз. Усталость, въевшаяся в черты лица. Она столько вложила в эти отношения, в этот дом, в эту семью. А теперь чувствовала себя гостьей в собственной квартире.
Когда она вернулась в комнату, свекровь уже разобрала чемодан. На спинке дивана висели её халаты, на полке красовались банки с вареньем и маринованными огурцами.
— Витюша, покажи матери, где у вас постельное бельё лежит, — распоряжалась Раиса Фёдоровна. — Я себе диван постелю. Вы с Наташей спите в своей комнате, я тут устроюсь.
— Но это же гостиная, — слабо возразила Наталья. — Общее пространство.
— Ничего, я рано встаю, рано ложусь. Не помешаю.
Виктор уже тащил подушки и одеяло. Он старательно не смотрел на жену. Наталья стояла посреди комнаты и понимала, что проиграла первый раунд.
Вечером они легли спать молча. Виктор лежал на краю кровати, отвернувшись к стене. Наталья смотрела в темноту и слушала, как в гостиной свекровь гремит посудой на кухне. Она, конечно, не легла спать рано. Она обживала территорию.
— Виктор, — тихо позвала Наталья.
— Угу, — сонно откликнулся он.
— Мы должны поговорить.
— Сейчас? Натуль, я устал.
— Сейчас.
Он перевернулся, вздохнул. В темноте она не видела его лица, но знала, что там написано. Усталость, раздражение, нежелание разговаривать.
— У нас через месяц процедура, — начала Наталья. — Важная. Последняя. Мне нужен покой. Режим. Понимаешь?
— Понимаю.
— Тогда почему твоя мама здесь?
— Наташ, ну что я мог сделать? Вернуть её на вокзал?
— Мог предупредить меня. Мог с ней поговорить заранее. Мог сказать, что сейчас неподходящий момент.
— Я не знал, что она приедет.
— Но ты же знаешь, как это бывает. Она приезжает «на неделю», а остаётся на три месяца.
Виктор промолчал. Молчание было красноречивее любых слов.
— Ты вообще на моей стороне? — спросила Наталья.
— Наташ, не надо так, — он потянулся к её руке, но она отстранилась. — Я понимаю, что тебе тяжело. Но это моя мама. Я не могу быть против неё.
— А против меня можешь?
— Я не против тебя. Я просто... хочу, чтобы всем было хорошо.
— Всем не бывает хорошо, — устало сказала Наталья. — Иногда приходится выбирать.
Он не ответил. Просто отвернулся обратно к стене. Разговор был окончен. Наталья лежала в темноте и чувствовала, как внутри неё что-то ломается. Тихо, почти бесшумно. Как трескается лёд на весенней реке.
Утро началось с грохота на кухне. Раиса Фёдоровна встала в шесть утра и затеяла генеральную уборку. Наталья проснулась от звука передвигаемой мебели.
— Доброе утро! — бодро поздоровалась свекровь, когда Наталья вышла на кухню. — Я тут немного прибралась. У вас за холодильником такая пыль! Давно не двигали?
Наталья молча поставила чайник. На кухне всё было переставлено. Чашки стояли не на своих местах, специи переехали с полки на подоконник, кастрюли громоздились в другом шкафу.
— Раиса Фёдоровна, вы не могли бы согласовывать такие вещи со мной? — как можно спокойнее попросила Наталья. — Это всё-таки моя кухня.
Свекровь удивлённо вскинула брови.
— Твоя? А я думала, это Витина квартира. Он же платит ипотеку, я правильно понимаю?
Холодок пробежал по спине. Наталья медленно поставила чашку.
— Мы платим вместе. Пополам.
— Ну да, конечно, — снисходительно улыбнулась свекровь. — Но ты же понимаешь, что основная тяжесть на Витюше. Ты-то сколько получаешь? Тридцать тысяч? А он пятьдесят. Так что это скорее его квартира.
Наталья сжала кулаки под столом. Дышать стало труднее.
— Мы делим всё поровну. Так договорились с самого начала.
— Ну, договорились, — свекровь пожала плечами и вернулась к уборке. — Только жизнь показывает, кто тянет воз, а кто прицепом едет.
В комнате послышалось движение. Виктор проснулся. Наталья встала и пошла собираться на работу. Она не могла оставаться в этой квартире ни минуты дольше. Воздух здесь стал ядовитым.
На работе она не могла сосредоточиться. Перед глазами стояло лицо свекрови с этой снисходительной улыбкой. «Прицеп». Она назвала её прицепом. В их собственной квартире, которую они с Виктором покупали, обставляли, в которую вкладывали каждую копейку.
Вечером Наталья вернулась домой поздно. Специально задержалась. Надеялась, что свекровь уже ляжет спать. Но та бодрствовала, сидела на диване и смотрела телевизор.
— Наташенька, а я тут котлетки сделала! — радостно сообщила Раиса Фёдоровна. — По моему рецепту. Витюша в восторге, ел три штуки!
Виктор сидел за столом и виноватой улыбкой пытался сгладить обстановку.
— Натуль, правда вкусные. Мама постаралась.
Наталья прошла на кухню. На плите стояла сковородка с котлетами. В раковине громоздилась гора грязной посуды. Свекровь готовила с размахом, используя все кастрюли, сковородки, миски. И, конечно, ничего не помыла.
— Раиса Фёдоровна, — позвала Наталья, стараясь держать голос ровным. — Можно попросить вас мыть за собой посуду?
— Ой, Наташенька, я так устала! — всплеснула руками свекровь. — Целый день на ногах, готовила, убирала. Помоешь ведь, ты же молодая?
Наталья посмотрела на Виктора. Он уткнулся в телефон.
— Виктор, ты слышал?
— Угу, — не поднимая глаз, ответил он. — Натуль, ну помой, пожалуйста. Мама правда устала.
Что-то внутри Натальи окончательно лопнуло. Не со звуком, не с болью. Просто тихо, как рвётся перетянутая нить.
Она развернулась, прошла в комнату, достала сумку. Начала складывать вещи. Движения были чёткими, механическими. Паспорт. Телефон. Зарядное устройство. Смена белья. Косметичка.
Виктор появился в дверях.
— Ты что делаешь?
— Ухожу.
— Куда?
— К Свете. Переночую у подруги.
— Наташ, ты чего? Из-за посуды?
Она обернулась к нему. Посмотрела в глаза. Долго, внимательно.
— Не из-за посуды, Виктор. Из-за того, что ты выбрал. Ты выбрал не меня.
— Я ничего не выбирал!
— Выбрал. Когда не предупредил о приезде матери. Когда согласился с её планами на две недели. Когда промолчал, когда она назвала меня прицепом. Когда позволил ей переставить всё на кухне без моего согласия. Когда попросил меня помыть её посуду. Ты выбирал каждую минуту. И всегда не в мою пользу.
— Наташ, это же мама...
— Вот именно, — кивнула она. — Это твоя мама. А я — твоя жена. Но для тебя, видимо, это разные категории. И она всегда будет в приоритете.
Виктор растерянно молчал. Он не знал, что ответить. Потому что она была права.
— Передай своей матери, пусть остаётся сколько хочет, — холодно добавила Наталья, застёгивая сумку. — Теперь у неё тут вся власть. Весь контроль. Вся квартира. И ты целиком. Пользуйтесь.
Она вышла из комнаты. Свекровь сидела на диване, притворяясь, что увлечена телевизором, но Наталья видела, как та следит за ней краем глаза.
— Раиса Фёдоровна, — обратилась к ней Наталья, остановившись у двери. — Вы всю жизнь держали сына на крючке. Вы не дали ему вырасти. Не дали стать мужчиной. Теперь у вас есть то, что вы хотели — взрослый сын, который боится вас расстроить больше, чем потерять жену. Надеюсь, вы счастливы.
Свекровь побледнела. Рот её открылся, но ничего не вышло.
Наталья закрыла за собой дверь. На лестничной площадке было тихо и прохладно. Она остановилась, прислонилась к стене. Дышала глубоко, ровно. Впервые за много дней ей стало легче дышать.
Телефон завибрировал. Сообщение от Виктора: «Наташ, вернись. Мы всё обсудим».
Она не ответила. Просто шла вниз по лестнице, шаг за шагом, прочь от квартиры, где она больше не была хозяйкой. Прочь от мужа, который так и не стал мужем. Прочь от свекрови, которая выиграла битву, но потеряла право на уважение.
На улице был тёплый майский вечер. Город жил своей жизнью, равнодушный к её маленькой драме. Наталья остановилась, достала телефон, набрала номер подруги.
— Света? Это я. Можно к тебе на пару дней?
— Конечно! Что случилось?
— Расскажу при встрече. Сейчас еду.
Она поймала такси. Села на заднее сиденье. Посмотрела в окно на проплывающие мимо дома. Где-то там, в одной из квартир, её муж сидел рядом со своей матерью и пытался понять, что произошло. Но Наталья больше не собиралась ему объяснять.
Она выбрала себя. Наконец-то.
Через неделю Виктор позвонил. Голос его был усталым, растерянным.
— Наташ, мама уехала.
— Поздравляю.
— Можем поговорить?
— О чём?
— О нас. Наташ, я понял... я был не прав. Прости.
Наталья молчала. Извинения — это хорошо. Но достаточно ли их?
— Виктор, если я вернусь, всё останется по-старому. Через месяц она приедет снова. И ты снова выберешь её.
— Нет. Я поговорил с ней. Серьёзно. Объяснил, что так нельзя. Что ты — моя семья. И мой приоритет.
— Ты это сказал ей?
— Да. Впервые в жизни. Наташ, я хочу, чтобы ты вернулась. Я понял, как был неправ. Понял, что почти потерял тебя. Прости меня. Дай нам ещё один шанс.
Наталья закрыла глаза. Простить — легко. Вернуться — сложно. Поверить, что он изменится — почти невозможно.
— Я подумаю, — тихо сказала она.
— Наташ...
— Дай мне время, Виктор. Мне нужно время.
Она положила трубку. Села у окна в квартире Светы. Смотрела на город и думала о своём будущем. Вернуться или нет. Дать шанс или поставить точку. Она не знала ответа. Но теперь она знала другое — она не будет больше прицепом. Никогда. Ни для кого.
И это знание грело её сильнее любых обещаний.