— Куда ты паспорт дел, ирод? Я тебя третий день прошу: найди документы! Завтра в МФЦ идти, субсидию переоформлять, а он сидит, в одну точку лупит, как сыч контуженый!
Раиса с грохотом опустила на стол тарелку с дымящейся картошкой. Пар поднимался к потолку, смешиваясь с тяжелым запахом жареного лука и сыростью, тянущей из подъезда. Ноябрь выдался пакостным — с мокрым снегом, который налипал на окна и превращал вид во двор в мутную серую кашу.
Мужчина за столом вздрогнул. Он сидел, ссутулившись, обхватив ладонями чашку с давно остывшим чаем. Плечи его, обычно широкие и надежные, сегодня казались какими-то узкими, словно он пытался втянуть голову в туловище, спрятаться от ее голоса, от мигающей лампочки в коридоре, от самой этой кухни с потертым линолеумом.
— Рая, не ори, — тихо попросил он. Голос был глухой, треснутый. — Голова раскалывается.
— Не ори? — Раиса уперла руки в бока. Фартук натянулся на пышной груди. — А как не орать? Пять лет живем душа в душу, вроде пить бросил, человеком стал, я уж подругам хвастаюсь: «Мой-то Олег за ум взялся, золотые руки». А как дело до бумажки доходит — так у тебя мигрень? Или ты паспорт пропил? Или в залог оставил? Говори, как есть!
Она шагнула к нему, заглядывая в лицо. В тусклом свете, который едва пробивался сквозь засиженный мухами плафон, его лицо казалось серым, как тот снег за окном. На виске билась жилка. Руки, сжимающие чашку, мелко дрожали.
— Не пропил я, — выдавил он, не поднимая глаз.
— А где он? Потерял? Так восстанавливать надо! Штраф платить! — Раиса завелась не на шутку. Усталость после смены в магазине, тяжелые сумки, больная поясница — все это выливалось сейчас в привычное, почти родное ворчание. — Завтра же идем в полицию, пишем заявление…
— Не пойду я в полицию! — вдруг рявкнул он, и чашка звякнула о блюдце так, что откололся кусок фаянса.
В кухне повисла тишина. Только холодильник «Саратов» в углу утробно зарычал, включаясь, да капала вода из крана, который он, кстати, починил только вчера, но прокладка, видать, попалась дрянная.
Раиса отступила на шаг, вытирая руки о фартук. Внутри кольнуло нехорошее предчувствие. Не так он орал, как раньше. Прежний Олег, тот, что до «просветления», орал пьяно, злобно, с матом. А этот… Этот кричал от страха.
— Ты чего, Олежек? — спросила она уже тише, настороженно. — Ты натворил чего? Кредит взял? Или… машину чужую стукнул?
Он молчал. Медленно поднял на неё глаза. В них плескалась такая тоска и такая, прости господи, собачья преданность пополам с ужасом, что Раисе стало холодно.
— Рая, сядь, — попросил он.
— Да чего садиться-то, картошка стынет…
— Сядь! — в голосе звякнул металл.
Она опустилась на табуретку напротив, машинально поправила клеенку на столе. Сердце бухало где-то в горле.
Он глубоко вздохнул, словно перед прыжком в ледяную прорубь. Провел ладонью по лицу, стирая несуществующую паутину.
— Раечка, родная… — начал он и запнулся. Кадык дернулся. — Я не могу завтра в МФЦ пойти. И в полицию не могу. У меня паспорта нет. И никогда не было. То есть был, но… на другую фамилию.
Раиса моргнула.
— Ты чего мелешь? Белая горячка, что ли? Пять лет ни капли в рот, развязал тайком?
— Да не пью я! — он схватил её за руку. Ладонь была горячая, сухая и шершавая. — Послушай меня. Только не кричи, умоляю. Вспомни… Вспомни пять лет назад. Авария на трассе. Когда я на фуре перевернулся. Вспомни, каким я вернулся из больницы.
— Ну помню, — растерянно пробормотала Раиса. — Весь перебинтованный, лицо в кашу, ребра поломаны. Я тебя три месяца с ложечки кормила, судно выносила. Врачи говорили — чудо, что выжил, только память отшибло частично.
— Не отшибло, Рая. Не отшибло.
Он набрал воздуха в грудь и выпалил, глядя ей прямо в зрачки:
— Раечка, родная! Я не твой муж! Я его брат-близнец! Он погиб пять лет назад в той аварии, сгорел в кабине! А я… я заменил!
За окном завыл ветер, швырнув горсть ледяной крупы в стекло. На кухне стало так тихо, что было слышно, как у соседей сверху работает телевизор — бубнят новости.
Раиса сидела неподвижно. Смысл слов доходил до неё медленно, как густой мед стекает с ложки. Брат-близнец. Погиб. Заменил.
— Какой еще брат? — прошептала она помертвевшими губами. — У Олега не было братьев. Он детдомовский. Он мне всю жизнь пел, что сирота казанская.
— Были мы, — мужчина опустил голову, разглядывая узор на клеенке. — Нас разлучили в пять лет. Его в один интернат, меня в другой. Мы нашлись-то случайно, за полгода до той аварии. Встретились на трассе, в кафе придорожном. Я тогда… у меня проблемы были. Большие проблемы, Рая. Меня искали. Серьезные люди искали, и менты тоже. Мне исчезнуть надо было.
Он говорил быстро, сбивчиво, словно боялся, что она его перебьет и выгонит.
— Мы с Олегом похожи были — как две капли. Только у него шрам на брови был, а у меня нет. И характер… разный. В тот день мы встретились на стоянке. Он ехал в рейс, я — бежал. Он предложил подвезти. Мы поругались в кабине. Он… он не хотел помогать, сказал, что я зэк и жизнь ему испорчу. А потом колесо лопнуло. Фуру понесло. Удар, огонь… Я вылетел через лобовое. Очнулся в сугробе, а кабина уже полыхает. Я пытался вытащить его, Рая, клянусь! Но там жар такой был… Не смог.
Он сглотнул, потянулся к графину с водой, налил дрожащей рукой, расплескав половину.
— Документы его, барсетка, вылетели вместе со мной. Я лежал, смотрел на огонь и понимал: это мой шанс. Для всех я — труп. А Олег… прости меня, Господи… он стал билетом в жизнь. Я знал, что у него жена есть, Раиса. Он про тебя рассказывал. Жаловался, если честно. Говорил, пилишь ты его, житья не даешь.
Раиса дернулась, как от пощечины.
— Жаловался, значит… — горько усмехнулась она.
— Дурак был, — твердо сказал мужчина. — Я когда очухался в больнице, когда ты пришла… Я ждал скандала. Думал, баба-гром. А ты… Ты мне бульон носила. Ты мне подушку поправляла. Ты плакала, когда я первый раз сам сел. Я тогда подумал: да за такую женщину зубами держаться надо. И я решил остаться. Стать Олегом. Тем более, лицо побито было, голос от дыма сел — никто и не заподозрил. Шрам? Сказал — в аварии новый получил. Что характер изменился — списали на контузию.
Раиса молчала. Она смотрела на мужчину, с которым прожила пять лет. Пять лучших лет, если честно признаться.
Прежний Олег пил, как сапожник. Мог зарплату просадить в автоматах. Мог руку поднять — редко, но бывало. Этот же… Этот деньги в дом нес. Полочку в ванной прибил. На даче теплицу поставил. Не пил ни грамма. Вечерами они сидели, смотрели сериалы, и он ноги ей растирал мазью от варикоза.
«Господи, — пронеслось у нее в голове. — Так вот почему он не помнил, где у нас на антресолях елочные игрушки лежат. И почему соседку Вальку, с которой мы двадцать лет в контрах, вежливо по имени-отчеству называл. И почему борщ мой ел и нахваливал, а Олег терпеть не мог свеклу…»
— А я-то думаю, — медленно, рассудительно произнесла Раиса, и голос её звучал страшно спокойно, — чего это у меня муж золотой стал. Подменили, думаю, ангелы небесные после аварии. А его, оказывается, уголовник подменил.
Мужчина вжался в стул.
— Не уголовник я, Рая. Ну, было дело по молодости, по глупости… Но эти пять лет — я ж для тебя старался! Я ж тебя… полюбил. Как свою. Понимаешь?
— Полюбил он, — фыркнула Раиса, но слезы вдруг брызнули из глаз, горячие, обидные. — А врал зачем? Пять лет врал! Я с тобой в одной постели спала! Я тебе носки штопала! Я…
Она задохнулась, махнула рукой, смахнув со стола солонку. Соль рассыпалась белым веером по клеенке.
— К беде, — машинально отметила она. — Хотя куда уж хуже.
— Рая, — он потянулся к ней через стол. — Я бы молчал до гроба. Но паспорт… Его паспорт, Олегов, я тогда в лесу закопал, недалеко от места аварии. Боялся, что найдут два паспорта и поймут всё. А по документам я — Игорь Воронов. В розыске федеральном был. Срок давности вроде вышел, но… Сейчас, чтобы субсидию оформить, надо СНИЛС сверить, данные обновить. Там всплывет, что Олег умер. Или что фото не сходится. Или отпечатки. Я не знаю, как сейчас проверяют, но меня трясет, Рая. Если вскроется — меня посадят за подлог. За то, что брата не спас. За то, что его жизнь украл.
Раиса вытерла лицо краем фартука. В голове шумело, как в трансформаторной будке. Мысли скакали бешеными зайцами.
Выгнать? Сдать в полицию?
Вспомнила, как месяц назад, когда она с гриппом слегла, он ей морс варил и с ложечки поил. Как на юбилей подарил не сковородку, как Олег обычно, а серьги — скромные, с фианитами, но красивые.
«Игорь, значит. Игорь…»
Она встала, подошла к окну. В стекле отражалась кухня: убогая, маленькая, но уютная. И мужчина за столом — поседевший, сгорбленный, чужой. И родной.
— Значит так, — сказала она, не оборачиваясь. — Игорем я тебя звать не буду. Язык не повернется. Будешь для меня Олегом, как был.
— Рая?.. — в его голосе затеплилась надежда.
— Молчи! Я не договорила. — Она резко повернулась. — Паспорт, говоришь, закопал? А как же мы пять лет жили? Пенсию его как получали?
— Так карта у него была, — пробормотал он. — Пин-код в барсетке на бумажке записан был. Срок действия карты только в следующем месяце кончается. Вот я и запаниковал. Новую карту не дадут без паспорта.
— Ах ты ж… стратег хренов, — Раиса покачала головой. Злость уходила, уступая место привычной, тяжелой бабьей решимости. Надо было что-то делать. Не ради него — ради себя. Остаться одной на старости лет, без мужика, да еще и с позором на весь двор? «Вон, глядите, Райка пять лет с беглым зэком жила!» Нет уж.
— Субсидию… — она задумалась. — Хрен с ней, с субсидией. Скажу, что не прошли по доходам. Проживем. Я еще полы в подъезде возьму мыть. Ты тоже не сиди, ищи подработку, где документы не спрашивают. Грузчиком на рынок иди. Спина здоровая?
— Здоровая, — кивнул он, глядя на неё с обожанием.
— Вот и иди. А про паспорт скажем… потерял. В лесу, по грибы ходил и потерял. Восстанавливать долго, бюрократия… Будем тянуть резину.
Он встал, шагнул к ней, хотел обнять, но она выставила руку вперед:
— Не лезь! Мне привыкнуть надо. Переварить это дерьмо. Ты ж меня обманул, понимаешь? Я думала, это Бог мне счастье послал на закате дней, а это ты… аферист.
— Раечка, я искуплю. Я все сделаю.
— Ешь давай, — буркнула она, кивнув на остывшую картошку. — Котлеты в сковородке. Я пойду прилягу. Давление скакнуло.
Раиса вышла из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. В полутемной прихожей прислонилась спиной к стене, сползла вниз, на пуфик. Сердце колотилось так, что ребрам было больно.
«Игорь… Брат-близнец…»
В голове не укладывалось. Но где-то в глубине души, в том самом темном углу, где прячется женская интуиция, она знала: она чувствовала подмену. Чувствовала с первой ночи, когда он вернулся из больницы. Запах был другой. Кожа другая. Олег пах кислым потом и табаком «Прима». Этот пах чем-то древесным и… страхом.
Она просто не хотела знать правду. Ей было удобно. Ей было хорошо.
Она просидела в коридоре минут десять, слушая, как на кухне звякает вилка. Он ел. Жизнь продолжалась. Какая-никакая, а жизнь.
Вдруг в дверь позвонили.
Резкий, требовательный звонок разрезал тишину квартиры, как нож масло.
Раиса вздрогнула. Кто это на ночь глядя? Соседка Валька за солью? Так поздно уже, десять вечера.
Игорь (теперь она знала, что это Игорь) выскочил из кухни. Лицо белое, глаза дикие.
— Это они, — прошептал он одними губами. — Рая, не открывай.
— Кто — они? — так же шепотом спросила она.
— Те, от кого я бежал. Или менты. Они нашли меня.
Звонок повторился. Настойчиво, длинно. Потом в дверь ударили кулаком. Тяжелый, властный удар.
— Открывайте! Полиция!
Раиса почувствовала, как подгибаются колени. Всё. Конец. Сейчас его заберут. Всплывет всё — и подделка личности, и пенсия незаконная, и то, что она его покрывала (хоть и не знала). Посадят обоих.
— Уходи через балкон, — вдруг сказала она, хватая его за рукав клетчатой рубашки. — Второй этаж, там решетка на первом, спустишься. Беги, дурак!
— Я тебя не брошу, — замотал он головой.
— Беги, кому говорю! Я скажу, что ты ушел. Что мы в разводе. Беги!
В дверь забарабанили сильнее.
— Гражданка Кузнецова! Открывайте, мы знаем, что вы дома! У нас ордер!
Игорь метнулся в комнату, к балкону. Раиса, перекрестившись трясущейся рукой, подошла к двери.
— Сейчас, сейчас! Иду я! Чего ломитесь, ночь на дворе!
Она щелкнула замком, накинула цепочку. В щель пахнуло холодом, сыростью и запахом дешевого одеколона.
На пороге стояли двое. Один в форме, молодой, румяный лейтенант. Второй — в гражданском, в кожаной куртке, с цепким, неприятным взглядом.
— Раиса Петровна Кузнецова? — спросил тот, что в гражданском, не здороваясь.
— Ну я. А что случилось?
— Мы по поводу вашего мужа, Олега Ивановича Кузнецова.
— А что с ним? — Раиса старалась говорить твердо, хотя голос дрожал. — Нет его. Ушел он. Мы поссорились.
Мужчина в гражданском усмехнулся. Улыбка вышла кривая, недобрая.
— Ушел, значит? Это хорошо, что ушел. Далеко не уйдет. Разрешите войти?
— Нет! — отрезала Раиса. — Ордер покажите.
Мужчина вздохнул, достал из кармана сложенную бумагу, сунул ей в лицо через щель. Раиса, щурясь (очки остались на тумбочке), разобрала только печати.
— За что его? — спросила она, тяня время.
— За мошенничество в особо крупных, — скучным голосом сказал лейтенант. — И за убийство.
— Какое убийство? — у Раисы ноги стали ватными. — Он же… мухи не обидит.
Тот, что в гражданском, шагнул ближе к двери, почти прижавшись лицом к щели. Его глаза смотрели прямо в душу, выворачивая наизнанку.
— Раиса Петровна, не прикидывайтесь. Мы знаем, что пять лет назад в ДТП погиб не ваш муж. Экспертиза ДНК останков наконец-то завершена. В машине сгорел Игорь Воронов, рецидивист. А ваш муж, Олег Кузнецов, инсценировал свою смерть, чтобы получить страховку и списать долги. Мы знаем, что он жив. И мы знаем, что он здесь.
Раиса замерла. Мир качнулся и поплыл.
— Что?.. — еле слышно выдохнула она.
— Ваш муж убил своего брата, подстроил аварию и занял его место. Вернее, остался на своем, но по документам числится мертвым. А теперь пустите нас, пока мы дверь не выломали.
Раиса медленно, словно во сне, сняла цепочку. Дверь распахнулась.
Она стояла в коридоре, глядя на пустую комнату, где ветер из распахнутого балкона раздувал тюль.
В голове билась одна мысль. Страшная, невозможная.
Человек, который только что убежал через балкон… Человек, который пять лет был идеальным мужем… Человек, который только что клялся, что он — Игорь, заменивший Олега…
Полицейский сказал: «Олег убил Игоря и остался на своем месте».
А этот мужчина сказал: «Я Игорь, я заменил Олега».
Кто из них врет?
И тут на тумбочке в прихожей, под ворохом газет, зазвонил мобильник, который «муж» забыл в панике. Раиса скосила глаза. На экране высветился незнакомый номер.
Опер в гражданском перехватил ее взгляд, шагнул к телефону и нажал громкую связь.
Из трубки раздался хриплый, веселый голос, от которого у Раисы кровь застыла в жилах. Этот голос она узнала бы из тысячи. Это был голос того самого, прежнего, пьющего и злого Олега.
— Ну что, братишка? — прохрипела трубка. — Не надоело мою жену трахать? Пора платить по счетам. Я иду домой.
Конец 1 части, продолжение уже доступно по ссылке, если вы состоите в нашем клубе читателей.