Осень в этом году выдалась злая, промозглая. Дождь не просто шел — он, казалось, пытался смыть этот серый спальный район с лица земли. Катя поплотнее закуталась в старенькое пальто, которое уже третий сезон обещала себе сменить, и потянула за руку семилетнего Пашку.
— Мам, ну подожди! — захныкал сын, прилипая носом к витрине спортивного магазина.
Катя замерла. Она знала, на что он смотрит. На этот велосипед. Ярко-красный, с блестящими крыльями, скоростной, агрессивный — мечта любого мальчишки во дворе. Ценник на нем был такой, что Кате пришлось бы не есть три месяца, чтобы его купить.
— Паш, мы опаздываем, — тихо сказала она, чувствуя, как привычный ком вины подкатывает к горлу. — Идем, сынок. Дома макароны остынут.
Пашка тяжело вздохнул, оторвался от стекла, оставив на нем мутное пятно от дыхания, и поплелся следом. Его кроссовки, купленные «на вырост» на китайском рынке, уже начали протираться на носах.
Жизнь Кати после развода превратилась в бесконечный марафон выживания. Игорь, её бывший муж, оказался человеком широкой души, но узкого кошелька и ещё более узкой ответственности. После того как он ушел к «женщине, которая его понимает» (читай: не требует чинить кран и искать нормальную работу), алименты приходили с такой же регулярностью, как снег в июле.
Катя работала администратором в маленькой стоматологии, по вечерам мыла полы в соседнем офисе, а по ночам, когда Пашка засыпал, пыталась подрабатывать набором текстов. Но денег все равно катастрофически не хватало. Квартплата росла, цены в магазинах кусались, а сын рос, требуя новой одежды, школьных принадлежностей и хоть каких-то радостей.
Квартира, доставшаяся ей от бабушки — старая «хрущевка» на первом этаже, — давно требовала ремонта. Обои в коридоре отклеивались, кран на кухне протекал, выбивая по ночам по нервам ритмичную дробь, а из окон дуло так, что зимой приходилось спать в шерстяных носках.
В тот вечер, уложив сына и пересчитав оставшиеся до зарплаты копейки (выходило чуть больше тысячи рублей на неделю), Катя сидела на кухне и плакала. Тихо, беззвучно, чтобы не разбудить Пашку. Она чувствовала себя загнанной в угол.
И именно в этот момент в дверь позвонили.
Звонок был требовательный, длинный. Катя вздрогнула. Кто мог прийти в девять вечера? Соседка снизу опять жаловаться, что Пашка громко ходит? Коллекторы?
Она вытерла слезы, накинула халат и подошла к двери.
— Кто там?
— Катерина, открывай. Разговор есть.
Голос был знакомый до дрожи. Холодный, властный, не терпящий возражений. Елена Сергеевна. Бывшая свекровь.
Катя открыла дверь. На пороге, сияя, как новогодняя елка в бедном детдоме, стояла мать Игоря. В норковой шубе, несмотря на слякоть, с идеально уложенными волосами и пахнущая дорогим парфюмом, который мгновенно заполнил тесную прихожую, вытесняя запах жареного лука и сырости.
— Здравствуй, Катя, — Елена Сергеевна окинула взглядом обшарпанные стены. — М-да. Живете вы, конечно... скромно.
— Здравствуйте, Елена Сергеевна. Проходите, раз пришли. Только не разувайтесь, у нас пол холодный, — буркнула Катя.
Свекровь прошла на кухню, брезгливо отодвинула табурет, предварительно проведя по нему пальцем в перчатке (проверяла пыль?), и села.
— Чай предлагать не буду, у тебя наверняка только в пакетиках, а я такое не пью, — заявила она.
Катя прислонилась к подоконнику, скрестив руки на груди. Отношения у них не сложились с первого дня знакомства. Елена Сергеевна, владелица сети салонов красоты и жена крупного чиновника (ныне покойного), считала Катю «бесперспективной провинциалкой», которая окрутила её драгоценного Игоря. То, что Игорь сам был тем еще подарком, в расчет не бралось.
— Зачем вы пришли? — прямо спросила Катя. — Игоря здесь нет.
— Я знаю, где мой сын. Он сейчас... в творческом поиске, — поморщилась свекровь. — Я пришла говорить о внуке. О Павле.
Сердце Кати пропустило удар. За семь лет жизни Пашки бабушка видела его от силы раз пять. На дни рождения присылала курьера с дорогим, но бездушным подарком, и на этом её участие заканчивалось.
— Что с Пашей?
— С ним пока все в порядке. Пока, — выделила она голосом. — Но что ждет его здесь, Катя? Нищета? Донашивание обносков? Школа в этом гетто, где половина детей из неблагополучных семей? Ты видела его глаза? Он затравленный волчонок.
Катя вспыхнула:
— Он любимый ребенок! У него есть все необходимое!
— Не обманывай себя, — перебила Елена Сергеевна жестко. — Я видела вас сегодня у магазина. Видела, как он смотрел на велосипед. И видела твое лицо. Ты не можешь дать ему ничего, кроме своей... удушающей любви и бедности. А я могу дать ему мир.
Она положила на липкую клеенку стола пухлый конверт и папку с документами.
— Здесь брошюра частной школы-пансиона «Эрудит». Английский язык, конный спорт, бассейн, лучшие педагоги, подготовка к МГИМО. Полный пансион.
Катя смотрела на глянцевую обложку, где счастливые дети в красивой форме улыбались на фоне зеленого газона.
— Это стоит целое состояние, — прошептала она.
— Для меня это копейки. Я хочу оплатить его обучение. И не только. Я готова купить квартиру. Трехкомнатную, в центре, в новом жилом комплексе «Престиж». Оформим на Пашу сразу, чтобы ты не переживала. Плюс счет в банке на его имя к совершеннолетию.
У Кати закружилась голова. Квартира в центре? Элитная школа? Будущее, о котором она даже мечтать не смела для своего сына? Это звучало как сказка. Как спасение.
— В чем подвох? — спросила она охрипшим голосом. — Вы никогда не были благотворителем, Елена Сергеевна.
Свекровь улыбнулась, но глаза её остались ледяными.
— Ты умная девочка, Катя. Всегда такой была. Подвох есть. Условие одно. Ты исчезаешь.
В кухне повисла звенящая тишина. Кате показалось, что она ослышалась.
— Что значит... исчезаю?
— То и значит. Ты отказываешься от родительских прав в пользу отца. Игорь, конечно, формальность, опекуном буду я. Ты уезжаешь из города. Я дам тебе денег на «подъемные» — хватит, чтобы купить студию где-нибудь в провинции и начать новую жизнь. Но к Паше ты не приближаешься. Ни звонков, ни встреч. Для него ты уедешь на заработки, а потом... потом придумаем легенду. Дети быстро забывают.
— Вы сумасшедшая, — выдохнула Катя. — Вы хотите купить моего сына?
— Я хочу спасти своего внука! — голос Елены Сергеевны впервые дрогнул от эмоций, но тут же стал стальным. — Посмотри на себя! Ты стареешь раньше времени, ты вечно уставшая, нервная. Чему ты его научишь? Считать копейки? Ненавидеть богатых? Я сделаю из него человека. Элиту. У него будет все.
— У него не будет матери!
— У него будет будущее! — Свекровь встала. — Не отвечай сейчас. Подумай. Посмотри на спящего сына и подумай, имеешь ли ты право лишать его шанса из-за своего эгоизма. Я приеду завтра в это же время.
Она ушла, оставив после себя запах дорогих духов и ощущение катастрофы.
Катя не спала всю ночь. Она сидела у кровати сына, глядя на его растрепавшиеся волосы, на длинные ресницы. Он спал, раскинув руки, и во сне улыбался. Может, ему снился тот самый красный велосипед?
«Эгоизм», — звучало в голове слово свекрови. А ведь правда. Что она может ему дать? Она вспомнила, как Пашка плакал в прошлом месяце, когда одноклассники смеялись над его старым кнопочным телефоном. Вспомнила, как он просил записать его на робототехнику, а она соврала, что группа переполнена, потому что у нее не было лишних трех тысяч в месяц.
Если она согласится, у него будет своя комната. Огромная, светлая. У него будет компьютер, лего, путешествия на море, а не на грядки к бабушке в деревню. Он станет образованным, уверенным в себе мужчиной.
«Но без меня», — шепнуло сердце.
«Зато счастливым», — ответил разум.
Утром Пашка проснулся вялым.
— Мам, горло болит, — прохрипел он.
Катя потрогала лоб — горячий. Опять ангина. Лекарства. Снова минус две тысячи из бюджета, которых нет. Она позвонила на работу, соврала, что сама заболела, зная, что начальник будет орать.
Днем она смотрела, как сын лежит под старым колючим пледом, и решение начало созревать. Горькое, страшное, как лекарство. Может быть, любовь — это умение отпустить? Если она любит его по-настоящему, она должна желать ему лучшего. А лучшее — это деньги Елены Сергеевны.
Вечером свекровь вернулась. Она не стала заходить, просто опустила стекло своего огромного внедорожника.
— Ну?
— Я... я не могу так сразу решить, — пробормотала Катя, стоя под дождем в домашних тапочках.
— Хорошо. Давай сделаем «тест-драйв». Я заберу Пашу на выходные. Скажем ему, что бабушка хочет познакомиться поближе. Куплю ему все, что он хочет. А ты... отдохни. Почувствуй свободу. И подумай.
Катя согласилась. Она собрала Пашке рюкзачок, положила сменное белье, любимого плюшевого медведя, которого он стеснялся, но с которым спал.
Пашка уезжал с опаской, но слово «подарки» и вид огромной машины сделали свое дело.
— Мам, ты точно не поедешь?
— Нет, зайчик. Бабушка хочет побыть с тобой. Я буду ждать тебя дома.
Когда машина скрылась за поворотом, Катя вернулась в пустую квартиру. Тишина оглушала. Никто не просил мультики, не разбрасывал носки, не гремел чашкой. Было идеально тихо и идеально пусто.
Она легла на диван и уставилась в потолок. Вот так будет всегда?
Выходные тянулись как вечность. Катя не находила себе места. Она драила квартиру, перебирала вещи, но все валилось из рук. Телефон молчал — Елена Сергеевна предупредила, чтобы Катя не звонила, «не сбивала настрой».
К вечеру воскресенья Катя уже не могла дышать от тревоги. Она решила, что просто выйдет встретить их у подъезда.
Черный джип подкатил к дому в шесть вечера. Водитель вышел, открыл заднюю дверь.
Оттуда выпрыгнул Пашка.
На нем была новая брендовая куртка, модные джинсы и кроссовки, которые стоили, наверное, как вся Катина зарплата. В руках он держал огромную коробку с конструктором.
А следом водитель выкатил из багажника ЕГО. Велосипед. Тот самый. Красный, сверкающий, хищный.
— Мама! Мама, смотри! — закричал Пашка.
Катя бросилась к нему, готовая обнять, расцеловать. Но Пашка, едва дав себя чмокнуть, вырвался.
— Мам, смотри, какой велик! Бабушка купила! И еще мы ели в ресторане, там такой торт был! И мы ходили в кино 3D! А еще бабушка сказала, что скоро мы поедем в Диснейленд!
Елена Сергеевна вышла из машины, поправила мех на воротнике. Она смотрела на Катю с торжеством победителя.
— Видишь? Ему понравилось. Он счастлив.
Катя посмотрела на сына. Он крутился вокруг велосипеда, гладил руль, нажимал на звонок. Он действительно сиял. Он выглядел как мальчик с картинки.
— Паш, иди домой, покажи игрушки, — сказала свекровь мягко. — Нам с мамой надо поговорить.
Пашка, даже не оглянувшись, потащил велосипед к подъезду. Водитель помог ему.
— Ну что, Катерина? — тихо спросила свекровь. — Убедилась? Ты никогда не сможешь дать ему этого блеска в глазах. Документы у юриста готовы. Завтра утром едем к нотариусу. Ты подписываешь отказ, получаешь деньги и... билет на поезд.
Катя смотрела на удаляющуюся спину сына. Он даже не спросил, как у неё дела. Он был ослеплен.
— Да, — мертво сказала она. — Вы правы. Ему так будет лучше. Я приеду завтра.
В ту ночь Пашка долго не мог уснуть от возбуждения. Он рассказывал про огромный дом бабушки, про бассейн, про то, что у неё есть прислуга, которая приносит еду.
— Мам, а почему мы так не живем? — спросил он вдруг, поворачиваясь к стене.
Сердце Кати сжалось.
— Потому что у нас другая жизнь, сынок.
— Бабушка сказала, что ты просто не умеешь жить. Что ты слабая. И что папа ушел, потому что с тобой скучно.
Катя замерла.
— Она так сказала?
— Ага. И еще она сказала, что если я буду жить с ней, то стану настоящим мужчиной, а не тряпкой. Мам, а кто такая тряпка?
Катя погладила его по голове, сдерживая слезы.
— Спи, родной. Спи.
Утром Катя встала, как робот. Оделась во все лучшее, что было. Собрала документы. Пашка еще спал. Она написала ему записку: «Ушла по делам, завтрак на столе». Поцеловала его в теплую щеку. Это был прощальный поцелуй.
Она приехала к офису нотариуса в центре города. Елена Сергеевна уже ждала её в приемной, листая журнал.
— Опаздываешь, — бросила она, не глядя. — Юрист уже там.
Они вошли в кабинет. Строгий мужчина в очках разложил бумаги.
— Заявление об отказе от прав... Соглашение о передаче опеки... Финансовые обязательства стороны Б... — бубнил он.
Катя взяла ручку. Пальцы дрожали. Перед глазами стоял Пашка с велосипедом. Счастливый. Сытый. В тепле.
«Подпиши. Не будь эгоисткой. Спаси его», — кричал разум.
Она поднесла ручку к бумаге.
— Кстати, Елена Сергеевна, — деловито спросил нотариус, — насчет школы. Вы выбрали интернат в Швейцарии или в Подмосковье?
Свекровь отмахнулась:
— Пока в Подмосковье. «Ломоносовский». Закрытого типа. Там дисциплина жесткая, телефоны запрещены, свидания раз в месяц. Мальчику нужна твердая рука, а то мать его совсем разбаловала своими сюсюканьями. Сделаем из него человека, выбьем эту плебейскую дурь. Через годик забудет и эту квартиру, и мамашу.
Ручка в руке Кати замерла.
— Закрытого типа? — переспросила она тихо. — Выбьем дурь?
— Катя, не начинай, — раздраженно сказала свекровь. — Это элитное заведение. Да, строгое. Зато какой уровень! Подписывай давай, у меня спа-салон в двенадцать.
Катя вспомнила вчерашний вечер. Слова Пашки: «Бабушка сказала, что ты тряпка». Она представила своего домашнего, ласкового Пашку, который спит с плюшевым медведем, в казарме элитной школы. Без телефона. Без мамы. Один на один с этой холодной женщиной, которая считает его «материалом для лепки», а не ребенком. Она не любит его. Она любит свой проект «Идеальный Внук», чтобы хвастаться перед подругами.
Она хочет не дать ему будущее. Она хочет отобрать у него душу.
Катя медленно положила ручку на стол.
— Нет.
В кабинете повисла тишина.
— Что ты сказала? — процедила Елена Сергеевна.
— Я сказала — нет. Я не продам сына. Ни за квартиру, ни за школу, ни за миллион долларов.
— Ты идиотка! — взвизгнула свекровь, теряя свой лоск. — Ты обрекаешь его на нищету! Ты погубишь его! Я уничтожу тебя, я отсужу его через опеку, я докажу, что ты неплатежеспособна!
— Попробуйте, — Катя встала. Внутри вдруг стало легко и пусто, но это была звенящая, чистая пустота силы, а не отчаяния. — У меня есть работа. У меня есть жилье. Ребенок сыт, одет и ходит в школу. Ни один суд не заберет ребенка у нормальной матери только потому, что у бабушки больше денег. А если вы приблизитесь к нему с вашими разговорами о том, что я «тряпка», я запрещу вам видеться с ним вообще. По закону.
Она развернулась и пошла к выходу.
— Верни деньги за велосипед! — крикнула ей в спину Елена Сергеевна. — И одежду! Все верни!
— Присылайте водителя, — бросила Катя, не оборачиваясь. — Заберете свой хлам.
Домой она не шла — летела. Ей было страшно. Очень страшно. Она только что отказалась от легкой жизни. Впереди снова были долги, макароны и штопаные колготки. Но она знала, что поступила правильно.
Когда она вошла в квартиру, Пашка сидел на полу и собирал конструктор.
— Мам, ты пришла! — он бросился к ней.
Катя опустилась на колени и крепко обняла его, вдыхая запах его макушки. Самый родной запах в мире.
— Паш, нам надо поговорить.
— О чем?
— Бабушка... она больше не придет. И велосипед нам придется отдать. И одежду новую.
Пашка отстранился, глаза его наполнились слезами.
— Почему? Мама, почему?! Это же мои подарки!
— Потому что за эти подарки она хотела забрать тебя у меня. Насовсем. Чтобы я уехала и никогда тебя не видела.
Пашка замер. Он смотрел на мать, переваривая услышанное своим детским умишком.
— Как... насовсем? Без тебя?
— Да. Она хотела купить тебе богатую жизнь, но цена — это я.
Пашка шмыгнул носом. Посмотрел на блестящий велосипед в коридоре. Потом на маму. На её уставшие глаза, на знакомый халат.
Он подошел к велосипеду, пнул колесо ногой.
— Дурацкий велик, — сказал он. — Он все равно тяжелый. И сиденье жесткое.
Он вернулся к Кате и уткнулся носом ей в плечо.
— Не надо мне никакой богатой жизни. Я с тобой хочу. Ты же мне блинчики сегодня обещала.
Катя заплакала, но это были слезы облегчения.
— Будут тебе блинчики, родной. С вареньем.
...Вечером приехал водитель. Молча забрал велосипед, пакеты с одеждой. Пашка даже не вышел из комнаты.
Когда дверь закрылась, в квартире снова стало тихо и бедно. Но как-то по-особенному уютно.
— Мам, — крикнул Пашка из кухни. — А давай твой старый велик с балкона достанем? Папа говорил, там просто цепь слетела и камеру заклеить надо. Я сам попробую. В интернете посмотрю, как.
— Давай, — улыбнулась Катя. — Вместе починим.
Они сидели на кухне, ели блины, и Катя знала: будет трудно. Будет очень трудно. Но, глядя в сияющие глаза сына, который с азартом ковырял отверткой ржавую цепь старого «Аиста», она понимала — она только что выиграла для него самое главное. Право быть любимым просто так. Бесплатно.
