— Ты серьёзно считаешь, что я должна терпеть это дальше? — бросила Светлана, даже не дождавшись, пока Андрей снимет куртку. — Скажи прямо: ты знал, что они собираются переезжать?
— Свет, ты опять начинаешь… — Андрей устало выдохнул, отпинывая ботинком коробку с какими-то игрушками, которые Ирина «случайно» оставила на прошлой неделе. — Я ничего такого не знал. Ну… почти не знал.
— Что значит «почти»? — голос Светланы сорвался. — Тебя мама вчера спрашивала, удобно ли ей привезти одеяла. Ты думал, она их в музей сдавать собирается?
— Да не орал бы ты, — загудел в прихожей низкий голос Олега, выползающего из гостиной. — Мы тут, между прочим, тоже люди. По-нормальному можно говорить.
— Стоп, — Светлана указала на него пальцем. — Ты сейчас что здесь делаешь? Время — девять вечера. Тебе домой не пора?
— Да это мой дом тоже, — пожал он плечами. — Чего ты взбеленившись ходишь?
— Нет, это не твой дом, — отрезала Светлана. — Ты свой компьютер опять тут оставил? Я тебе вчера говорила, что уберу его, если ты не заберёшь.
Олег криво усмехнулся:
— Заберёшь? Ты? Ты чё, вообще страх потеряла? Андрей мой брат, значит, и квартира — наша. Ты бы уже перестала заниматься этой… — он махнул рукой, — ...своей собственностью.
— Олег, не лезь, — пробормотал Андрей, но без убедительности.
Светлана почувствовала, как внутри что-то сжалось. Не истерика — холодное, стальное понимание: всё это уже не случайность, не временная неурядица. Это система. Они лезли в её дом так же, как влезли когда-то в их съёмную однушку, только теперь масштабы другие.
— Андрюша, — донёсся голос Валентины Сергеевны из кухни. — Ты спроси у жены, где она мои таблетки положила. Я на полку рядом с её кремами поставила, теперь нету.
— Ты зачем в моей косметике копалась? — Светлана резко повернулась к кухне.
— А что такого? — свекровь вышла, облокотившись на дверной косяк. На ней висел халат Светланы. — Я же не чужая. Ты всё равно не пользуешься половиной того, что у тебя стоит.
— Я не пользуюсь? — Светлана почувствовала, как потемнело в глазах. — Это мой халат. Это мои вещи. Почему ты считаешь, что можешь…
— Хватит орать на мою мать, — резко перебил Андрей. — Ты совсем уже? Люди просто хотят устроиться. Неделя — максимум две, пока они свои дела уладят.
— Неделя? — Светлана шагнула к нему. — Они притащили три чемодана. Ирина уже кроватку детскую заказала, она утром курьеру адрес дала — наш адрес.
Ирина как раз появилась в коридоре, держа телефон:
— Ну а что? Тут места много. Детям на твоей площади удобно будет. Не переживай, они аккуратные.
— Я не хочу, чтобы ваши дети жили у меня! — вспылила Светлана.
— У нас, Света, у нас, — поправил Андрей. Но так, словно слово «нас» он произносил автоматически.
Светлана встала посреди коридора, наблюдая за всем этим хором, и вдруг будто увидела со стороны: ноябрьский холод за окном, мокрые ботинки, оставленные роднёй в углу, маленький коврик, купленный ею самой за тысячу рублей, чтобы сделать прихожую уютнее, а теперь на нём грязь и отпечатки крупных мужских подошв. На кухонном столе чужие кружки. В ванной чужие полотенца. На дверце холодильника — детские магниты, которые она не покупала.
И главное — лицо Андрея: усталое, неуверенное, но отчего-то всё больше склоняющееся в сторону матери.
Светлана провела рукой по лбу, пытаясь собраться.
— Андрей, — тихо сказала она. — Скажи мне честно. Ты серьёзно считаешь нормальным, что твоя семья просто переезжает к нам без моего согласия?
— Свет, ну что ты всё драматизируешь? — отмахнулся он. — Тебе что, жалко? Ты же сама говорила, что квартира большая, просторная…
— И что? — перебила Светлана. — Значит, если у меня есть пространство, его надо сразу заполнить людьми, которые не спрашивают разрешения?
Ирина фыркнула:
— Ой, начинается. Да если бы не дед твой…
— Заткнись, — резко сказала Светлана. — Ещё одно слово про моего деда — и ты сегодня отсюда уйдёшь с вещами.
— Ого, какая героиня нашлась, — хмыкнул Олег.
Свекровь цокнула языком:
— Андрюша, ты слышишь, как она говорит? Это жена так разговаривает? У тебя в семье раньше такого не было.
— Мам, ну… — Андрей попробовал сделать жест примирения, но Светлана уже ощущала, как внутри что-то ломается.
Она подошла к двери своей спальни и увидела: кто-то — вероятнее, свекровь — переставил её косметику, сложил какие-то документы в стопку, аккуратно придвинул тумбочку «чтобы удобнее было».
Это была не помощь.
Это был захват.
— Андрей, — спокойно произнесла Светлана, — я хочу, чтобы твоя семья ушла. Сегодня. Сейчас. С вещами. Мы потом поговорим спокойно, когда в квартире не будет посторонних.
Секунда тишины.
Потом взрыв.
— Ты что, обалдела?! — выкрикнула Валентина Сергеевна. — Да как ты смеешь нас выставлять?!
— Это не выставлять, — твёрдо сказала Светлана. — Это закрывать дверь своего дома. Я имею на это право.
— Андрей! — Ирина ткнула брату в плечо. — Ты что молчишь? Объясни ей!
— Свет, — Андрей нахмурился, — ну это перебор. Они же ненадолго. Ты могла бы… ну… потерпеть, что ли.
— Хватит! — Светлана хлопнула дверцей шкафа так, что всем стало понятно — терпение закончилось.
Андрей сделал шаг к ней, но она подняла руку, останавливая:
— Нет. Сейчас ты скажешь мне прямо: ты со мной или со своей семьёй?
— Ты ставишь меня перед выбором? — Андрей прищурился, будто впервые увидел в жене кого-то чужого.
— А у тебя есть другой вариант? — спросила она.
Тишина.
Густая, тяжёлая, как поздний ноябрьский воздух.
Светлана чувствовала, как дом, который она хоть как-то пыталась сделать своим, ломается под напором чужой воли. Она видела, что Андрей колеблется, что внутри него идёт борьба — но почему-то совсем не в её пользу.
Андрей отвёл взгляд.
— Свет, — выдохнул он. — Я не могу просто взять и выкинуть своих.
Эта фраза ударила сильнее крика.
Родня переглянулась, будто получила официальное разрешение.
Светлана сделала шаг назад, вглубь комнаты, где раньше была её крепость — и вдруг поняла, что уже не держится за неё. Всё, что было её — вещи, мебель, привычки — растворялось под давлением людей, которые решили, что если Андрей — муж, то и квартира — их коллективное достояние.
Она повернулась к Андрею:
— Тогда… хорошо. У тебя есть вечер, чтобы подумать ещё раз. И понять одну вещь: жить с твоей семьёй я не буду. Ни в этой квартире, ни в любой другой.
Андрей хотел что-то ответить, но Светлана не дала.
— Никаких «давай обсудим», никаких «можно попробовать». Решай. Сегодня.
Она закрыла за собой дверь спальни.
И только когда осталась одна, услышала за стеной обрывки диалогов:
— …да я же говорил, что Светка характер свой покажет…
— …ничего, Андрюша, она смирится…
— …подумаешь, переживёт…
— …главное — не поддавайся…
Светлана села на край кровати, уткнулась в ладони. Но слёз не было. Вместо этого — странная, холодная ясность.
Светлана вышла из спальни только через два часа. В квартире стояла тяжёлая тишина — та, что не успокаивает, а сгущается, будто перед грозой. Андрей сидел на кухне, ковырял вилкой остывшую гречку, а его родня тихо перешёптывалась в гостиной. Но стоило Светлане появиться, все мгновенно заняли оборонительные позы, будто готовились к новой атаке.
— Ну что, — сказала Ирина, поджимая губы, — решила уже, как нам жить дальше? Или будешь продолжать этот цирк?
— Цирк — это когда вы приходите в чужой дом с чемоданами, — спокойно ответила Светлана. — Я сказала ясно: я не согласна, чтобы вы здесь жили.
— Свет, — Андрей поднялся, — сядь, пожалуйста. Давай нормально поговорим.
— Давай, — она присела напротив, глядя прямо в глаза. — У нас с тобой разные представления о семье. Ты считаешь нормой, когда родственники живут за счёт друг друга. Я так жить не хочу.
— Ты всё переворачиваешь, — Андрей нервно потер шею. — Это не «за счёт». Это взаимовыручка.
— А где она была, когда мы в той однушке по углам ходили? — спросила Светлана. — Где была твоя «взаимовыручка», когда я одна тянула хозяйство на съёмном жилье? Когда твоя мама приходила и рассказывала мне, что я плохая жена, потому что не купила Андрею новый свитер?
Ирина хмыкнула:
— Да никто тебе ничего плохого не говорил, не придумывай.
— У меня записи есть, — холодно бросила Светлана. — Я всё ваши «замечания» записывала. И не для суда, а потому что иначе бы себе не поверила.
Валентина Сергеевна вскинулась:
— То есть мы виноваты, что ты нас не любишь?
— Я вас не ненавижу, — сказала Светлана мягче. — Просто я не обязана жить с вами. Это разные вещи.
Олег вмешался:
— Слушай, давай без пафоса. Мы же уже здесь. Давай расселимся нормально, и всё.
— Нет, — ответила Светлана. — Не получится.
Андрей поднял ладонь:
— Так, хватит! Я муж в этой семье или кто? Можно мне слово?
Светлана молча кивнула.
— Свет… — начал он, будто пробуя слова на прочность. — Ты слишком всё драматизируешь. Да, они приедут на время, но не навсегда…
— Сколько — «на время»? — спросила она. — Неделя? Месяц? Год?
— Пока не разберутся со своей квартирой, — сказал Андрей.
— А что там разбираться? — Светлана поинтересовалась у свекрови. — Мам, у вас же своя комната в коммуналке. Вы там живёте уже двадцать лет. Что случилось?
— Да соседи достали, — ответила женщина. — Хамят, шумят, курят на кухне. Я устала. Хочу пожить в тишине.
Светлана усмехнулась:
— То есть вы решили прийти за тишиной ко мне. В трёхкомнатную квартиру, которую вы уже объявили «семейной».
— Свет, ну хватит уже! — повысил голос Андрей. — Ты что, не понимаешь, что мне тяжело между вами? Ты меня в угол загоняешь!
— Я? — Светлана подняла брови. — Тебя в угол загоняю я? Или твоя семья, которая уверена, что я обязана отдать им своё жильё?
Ирина дерзко вскинула голову:
— А что такого? Ты же жена Андрея. А мы — его семья. Значит, и наша тоже.
— Нет, — Светлана перебила. — Не «наша». Квартира — моя. По документам — моя. По закону — моя. По справедливости — тоже моя. Мой дед всю жизнь работал, чтобы оставить мне этот дом, а не вам.
Повисла пауза.
И вдруг Андрей сказал то, что полностью разрушило последние сомнения.
— Свет… Ну раз уж так… может, ты тогда оформите дарственную на нас обоих? Чтобы всё честно было. Мы же семья. И родне будет спокойнее.
Светлана засмеялась. Глухо. Безрадостно.
— Дарственную? На нас двоих? Чтобы потом твоя мама прописалась здесь и сказала «половина моя»?
— Ты что несёшь? — дернулся Андрей. — Ты же знаешь, что я тебя люблю. Я просто предлагаю честный вариант.
— Честный? — Светлана наклонилась вперёд. — А честно — это кто сейчас стоит в моей квартире с чемоданами, даже не спросив разрешения? Честно — это кто моей косметикой пользуется? Честно — кто устроил штаб из гостиной, пока я была на работе?
Андрей вздохнул:
— Свет, так жить нельзя…
— Согласна, — перебила она. — Поэтому давай конкретно. Ты решил? Ты выбираешь их?
Андрей замер. На его лице была не злость — растерянность. Но эта растерянность говорила точнее любых слов: он не собирался защищать жену. Он собирался «не обижать маму».
Валентина Сергеевна положила руку сыну на плечо:
— Андрюша, не думай долго. Мы же семья. А она… ну, молодая ещё, горячая. Потом успокоится.
Светлана поднялась.
— Хорошо. Тогда решение за мной.
Андрей нахмурился:
— Ты чего собралась?
— Вы все — собираетесь. Сейчас.
— Не пойдём мы никуда! — выкрикнула Ирина. — Ты у себя в голове что ли живёшь?!
Светлана достала телефон.
— У меня есть знакомый участковый. Он уже в курсе ситуации. Если вы не выйдете сами — я вызову его.
— Ты блефуешь, — прохрипела свекровь.
Светлана нажала кнопку «вызов».
— Добрый вечер, Сергей Петрович. Да, всё как мы говорили. Незваные жильцы. Да, сейчас. Да, адрес тот же.
Валентина Сергеевна побледнела:
— Ты сумасшедшая…
— Нет, — сказала Светлана. — Просто я не собираюсь жить в коммуналке, которую устроили вы.
Андрей выхватил телефон:
— Да выключи ты! Ты зачем полицию вызываешь?!
— Затем что вы не уходите, — спокойно ответила она. — Полиция убедит вас в моей правоте.
— Свет… — Андрей схватил её за руку. — Свет, ну не делай так. Мы же семья… ну нельзя вот так вот, через ментов…
— Ты свой выбор сделал, — тихо сказала она.
Он разжал пальцы.
Словно что-то внутри оборвалось.
Минут через пятнадцать вся родня стояла в коридоре с чемоданами. Участковый быстро и без эмоций разъяснил, что «жить без согласия собственника нельзя, даже если вы родственники» и что «возмущения оставьте при себе».
Валентина Сергеевна на прощание сказала:
— Андрюша, пошли. Не жить тебе с этой… с таким характером.
Андрей посмотрел на Светлану так, будто искал в её глазах хоть намёк на сожаление. Но там была только усталость.
— Ты серьёзно хочешь, чтобы я ушёл? — спросил он.
— Я хочу, чтобы ты понял: в моём доме решаю я. Если ты не можешь это принять — уходи, — сказала она, глядя прямо.
Он опустил глаза.
— Ладно… я уйду.
Светлана кивнула.
— Ключи оставь.
Это было последнее, что сломало его. Он бросил ключи на тумбочку и выдохнул:
— Ты ещё пожалеешь.
— Может быть, — признала Светлана. — Но не сегодня.
Они ушли.
Дверь закрылась.
Тишина разлилась по квартире, как тёплая вода. Светлана осторожно прислонилась лбом к дверному косяку, почувствовала, как тяжесть наконец уходит. Никаких криков. Никаких чужих запахов, шагов, требований.
Светлана прошла на кухню, налила себе кипяток, опустила в кружку пакетик дешёвого чая. Вздохнула. В комнате был порядок, который она сама создаст. Не навязанный, не передвинутый кем-то, не «чтобы им было удобно».
Она выпила чай, села у окна.
Телефон завибрировал. Андрей.
Она нажала «отклонить».
Через минуту — сообщение:
«Свет… если передумаешь — звони. Я не хотел так. Просто не мог маму бросить».
Она долго смотрела на эти слова, потом набрала ответ:
«Ты не бросал маму. Ты бросил меня».
И нажала «отправить».
Прошла неделя.
Светлана постепенно возвращала квартиру себе. Выбрасывала чужие полотенца, переставляла мебель так, как ей хотелось, возвращала свои привычки. Жила одна — и впервые за долгие месяцы не чувствовала одиночества.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. Она замерла. Но открыла.
На пороге стоял Андрей. Без чемодана. Без чьей-то семьи за спиной. Один.
— Свет… можно поговорить?
Она внимательно посмотрела на него. Взгляд стал другим — не прошлым, не любящим, а спокойным, трезвым.
— Можно, — сказала она. — Но только здесь, в коридоре.
Он сглотнул.
— Я… не знаю, что со мной было. Я… правда испугался. Мама давила. Я растерялся. Я не хотел выбирать. Думал, что всё само как-то уладится…
— Андрей, — перебила Светлана, — ты взрослый мужчина. «Само» — у детей происходит.
Он опустил голову.
— Я хотел вернуться. Всё исправить. Сказать им, чтобы не лезли. Я понимаю, что виноват. Я… хочу домой, Свет.
Она выдохнула.
Тёплый ноябрьский воздух из подъезда тянул лёгкой сыростью, в квартире было тепло, светло, пахло мандаринами — Светлана только что ела их на кухне.
Контраст был резким.
— Андрей… — она произнесла мягко, но уверенно. — Ты хороший человек. Но ты не защитил меня ни в одном конфликте. Ни разу. Я не могу жить с мужчиной, который ждёт, когда его мама разрешит ему быть мужем. Мне нужен партнёр, а не сынок рядом.
Он поднял на неё покрасневшие глаза.
— Это конец?
— Да, — сказала она без пафоса. — Это конец.
Он стоял так ещё секунды три, потом тихо сказал:
— Тогда… спасибо, что хоть прямо сказала. Удачи тебе, Свет.
— И тебе, Андрей.
Он развернулся и ушёл вниз по лестнице. Шаги гулко разносились по подъезду, пока не стихли.
Светлана закрыла дверь на два замка, прислонилась к ней спиной, улыбнулась — едва заметно, но искренне.
Она наконец осталась хозяйкой своей жизни.
И впервые за долгое время почувствовала, что дышит полной грудью.
Конец.