Эту историю мой знакомый рассказал мне много лет назад — настолько давно, что его голос, кажется, уже растворился в памяти, но сама история застряла как осколок стекла: не двигается и не тускнеет.
Он тогда был молодым человеком, спал чутко и часто просыпался среди ночи. Но в ту ночь его подняло нечто иное — не сон, не кошмар, не скрип пола.
Он проснулся от голоса, произнесшего его имя. Не громкого — скорее, шепотом, будто кто-то стоял рядом и звал из самого темного угла комнаты.
Он сел на кровати. Тишина стояла такая, как бывает перед грозой, когда воздух кажется слишком неподвижным, слишком густым.
Прошло всего несколько недель с того дня, как умер его дядя — человек, который заменил ему отца, научил рыбачить, показал, как выглядят звезды над деревней, как отличить север по коре дерева. Они были близки так, что даже после смерти дяди ему казалось, будто его тень ещё где-то рядом.
Но в ту ночь знакомый не думал ни о чём мистическом. Он лишь прислушался. Голос не повторился. Но ощущение чужого присутствия не ушло.
Он поднялся — почему-то медленно, словно боялся спугнуть нечто важное — и подошел к окну.
Занавеска висела неподвижно. Ни ветра, ни света с улицы — только плотная ночная тьма. Он взялся за край ткани, отодвинул.
И тогда всё произошло.
В стекле, прямо перед ним, стояло отражение его дяди.
Не в комнате — а именно в отражении, будто человек находился по ту сторону стекла, как за тонкой стеной из льда. Лицо дяди было спокойным, но слишком четким, слишком живым, чтобы быть игрой света или сна.
Знакомый говорил:
«Я узнал его сразу. Это был он».
Фигура в отражении смотрела прямо ему в глаза. Потом начала… отдаляться, как будто отходила назад в пустоту, растворяясь в темноте. И весь этот момент — от первого взгляда до исчезновения — он медленно, размеренно, тяжело повторял имя моего знакомого.
С каждым шагом назад голос становился тише. Он шёл не от улицы — нет. Он шёл из стекла. Из глубины отражения.
Имя затихло. Фигура растаяла. Осталось только обычное ночное окно, за которым — ни души.
Он не закричал, не бросился бежать. Он стоял неподвижно, чувствуя лишь одно: словно кто-то пришёл проститься. Последний раз. Сказать, что всё хорошо. Что жизнь продолжается — там, где мы её не видим.
Он рассказал эту историю мне спустя годы. И говорил её тихо, как говорят о вещах священных или опасных.
«Я не знаю, что это было. Может, мне казалось. Может… не знаю. Но я не испугался. Это было как встреча. Как будто он пришёл убедиться, что я не забыл его. И ушёл».
С тех пор каждую ночь, когда он смотрел в темное стекло, он делал это чуть осторожнее. Не из-за страха — из-за уважения.
Потому что однажды он увидит в отражении не себя.