– Как… насовсем? – Катя почувствовала, как телефон чуть не выскользнул из вспотевшей ладони. – Тамара Ивановна, подождите, я, кажется, не совсем понимаю.
В трубке раздался бодрый, привычно уверенный смех свекрови.
– Да что тут понимать, доченька! Дачу продали, деньги на жизнь нужны, а у вас квартира большая, трёхкомнатная, места всем хватит. Мы с папой собрали вещи, завтра-послезавтра уже будем у вас. Не волнуйся, мы ненадолго, вас обременять будем, поживем пока не решим, куда дальше.
Катя стояла посреди кухни, прижимая телефон к уху, и смотрела на кастрюлю с кипящим супом, будто это могло дать ей ответ. Суп булькал, пуская пузыри, а внутри у неё всё сжалось в один тугой комок.
– Тамара Ивановна, – она постаралась говорить спокойно, хотя голос предательски дрожал, – мы же ничего не обсуждали. Вы не спрашивали, удобно ли нам…
– Ой, Катюш, ну что за формальности между своими? – свекровь махнула рукой так отчётливо, что Катя почти услышала этот жест. – Серёжа мой сын, ты моя невестка, мы же одна семья! К тому же вы с малышом одни в такой огромной квартире, а мы поможем: и с Артёмкой посидим, и по хозяйству. Всё только к лучшему!
Катя закрыла глаза. В голове крутилась одна мысль: «Как же так получилось?». Ещё вчера всё было нормально. Обычный вечер, Сергей пришёл с работы уставший, но довольный, поцеловал её в макушку, поиграл с Артёмом, потом они вместе уложили сына спать. Никакого намёка. Ни словечка о даче, о продаже, о переезде.
– Я перезвоню, – выдавила она и быстро сбросила вызов, пока свекровь не начала перечислять, какие вещи уже упаковала.
Руки дрожали. Она поставила телефон на стол и медленно опустилась на табуретку. В голове крутился вихрь мыслей: «Нужно позвонить Сергею. Срочно. Он же не мог знать. Или мог?»
Она набрала мужа. Длинные гудки. Потом ещё раз. На третий раз он взял трубку, голос звучал глухо, будто из-под воды.
– Кать, я на совещании, что случилось?
– Сергей, твоя мама только что позвонила, – Катя старалась говорить ровно, хотя внутри всё кипело. – Сказала, что они дачу продали и переезжают к нам. Насовсем.
Пауза. Долгая. Такая долгая, что Катя успела услышать, как в трубке кто-то на фоне кашлянул.
– Да, – наконец выдохнул он. – Она мне утром сказала. Я хотел вечером с тобой поговорить…
– Вечером? – Катя почувствовала, как кровь прилила к щекам. – Сергей, они уже собирают вещи! Завтра-послезавтра будут здесь!
– Кать, послушай, – он понизил голос, видимо, отошёл от коллег. – Я не знал, что так быстро. Мама сама решила. Я пытался её отговорить, правда. Но ты же знаешь, какая она…
– Знаю, – перебила Катя. – Знаю, что она всегда решает за всех. Но это наш дом, Сергей. Наш с тобой и Артёма. Мы его покупали, ремонтировали, обустраивали. А теперь туда просто… ввалятся двое взрослых людей и будут жить?
– Они не ввалятся, – тихо сказал он. – Это мои родители.
– А я кто? – голос Кати сорвался. – Просто прислуга при твоих родителях?
– Катя, не надо так, – он говорил быстро, нервно. – Я всё улажу. Вечером приеду, поговорим спокойно. Я найду выход.
– Какой выход? – она почти кричала, но вовремя спохватилась: Артём спал в соседней комнате. – Купить им квартиру? У нас нет таких денег, ты сам знаешь.
– Я что-нибудь придумаю, – повторил он. – Главное – не паникуй. Я люблю тебя, слышишь?
– Я тоже, – прошептала она и отключилась.
Катя сидела на кухне ещё долго. Суп давно выкипел, плита тихо щёлкала, остывая. Она смотрела в окно на серый ноябрьский двор, где ветер гонял по асфальту жёлтые листья, и чувствовала, как внутри всё холодеет. Они с Сергеем вместе восемь лет. Поженились сразу после института, снимали крохотную однушку, потом взяли ипотеку на эту трёшку в спальном районе. Родили Артёма. Всё строили по кирпичику. И вот теперь, когда наконец-то появилась возможность вздохнуть посвободнее, когда ремонт закончен, когда есть своя детская, своя спальня, свой уголок – всё это может рухнуть в один момент.
Она вспомнила, как Тамара Ивановна гостила у них прошлым летом. Всего две недели, но Катя тогда чуть не поседела. Свекровь вставала в шесть утра, включала радио на полную громкость, переставляла продукты в холодильнике «по фэн-шую», воспитывала Артёма («не сюсюкай с ним, пусть мужиком растёт»), а по вечерам рассказывала Сергею, какая Катя плохая хозяйка. Сергей тогда отшучивался, говорил: «Мам, ну что ты, Катя у меня золотая». А теперь молчал, когда мать решила переехать к ним насовсем.
Вечером Сергей пришёл раньше обычного. С цветами. С виноватым видом. Артём уже спал, и они сидели на кухне, тихо, чтобы не разбудить сына.
– Я весь день думал, – начал он, не поднимая глаз. – Мама сказала, что дачу продали за три миллиона. Это немного, на квартиру в нашем городе не хватит. Она хочет, чтобы мы взяли эти деньги и сделали прирезку к нашей квартире – объединили с соседней однушкой на площадке, она как раз продаётся.
Катя замерла.
– То есть… они переезжают к нам, а потом мы ещё и их деньги берём, чтобы расширить квартиру?
– Так у нас будет четыре комнаты, – Сергей поднял на неё взгляд, полный надежды. – Всем хватит места. И они будут рядом, и мы…
– Сергей, – Катя посмотрела на него прямо. – Ты серьёзно? Ты хочешь, чтобы я всю жизнь жила со свекровью под одной крышей? После того, как она прошлым летом мне каждый день рассказывала, как неправильно я борщ варю?
Он вздохнул и провёл рукой по волосам.
– Я не хочу. Правда. Но что мне делать? Выгнать родителей на улицу? Мама плакала сегодня по телефону. Говорит: «Сынок, мы с отцом всю жизнь на вас работали, а теперь нам негде жить».
Катя почувствовала, как внутри всё сжимается от жалости и злости одновременно.
– А мы с тобой, значит, не работали? – тихо спросила она. – Ипотеку кто платит? Кто Артёма растит? Кто ремонт делал ночами, пока ты на работе пропадал?
Сергей молчал. Потом встал, подошёл к ней и обнял сзади за плечи.
– Прости, – прошептал он ей в волосы. – Я не знаю, что делать. Я между двух огней.
– Я тоже, – ответила Катя, и по щеке её скатилась слеза. – Только один огонь – это твоя мама, а второй – я.
Они молчали долго. За окном шумел ветер, где-то далеко лаяла собака. Катя вдруг поняла: если она сейчас промолчит, если согласится «потерпеть ради семьи», то это будет навсегда. Она навсегда станет той невесткой, которая уступает, молчит, подстраивается. А её дом перестанет быть её домом.
– Сергей, – она повернулась к нему лицом. – Я не хочу так жить. И не буду.
Он посмотрел на неё с тревогой.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что если твои родители переедут к нам, я уйду. С Артёмом. К маме. Или сниму квартиру. Не знаю пока. Но здесь я не останусь.
Он побледнел.
– Катя… ты серьёзно?
– Абсолютно, – она смотрела ему в глаза, и голос её не дрожал. – Это мой дом так же, как и твой. И я имею право решать, кто в нём будет жить.
Сергей опустил голову. Долго молчал. Потом тихо сказал:
– Я поговорю с мамой завтра. Серьёзно. Обещаю.
Катя кивнула, но в глубине души знала: разговор этот будет тяжёлый. И, возможно, он изменит всё.
А на следующий день, когда она забрала Артёма из садика и вернулась домой, на пороге уже стояла свекровь. С двумя огромными чемоданами и улыбкой до ушей.
– Катюша, открывай скорее! Мы приехали! – радостно воскликнула она, будто это был праздник.
И в этот момент Катя поняла: точка невозврата пройдена.
– Ну что ты стоишь, Катюша? Помоги отцу с сумками, а то он еле тащит, – Тамара Ивановна уже переступила порог и, не снимая сапог, прошла в коридор, оглядываясь по сторонам с видом человека, который вернулся в родные пенаты.
Катя замерла на пороге, всё ещё держась за ручку двери. Артём, прижавшийся к её ноге, тихо спросил:
– Мам, а баба Тома теперь у нас жить будет?
Она не успела ответить. Из подъезда показался Виктор Петрович, свёкор, с двумя огромными клетчатыми баулами в руках и коробкой на голове. Он тяжело дышал, но улыбался.
– Здравствуй, доченька, – выдохнул он. – Вот и мы.
Катя медленно закрыла дверь. Внутри всё онемело. Она смотрела на гору вещей в коридоре и понимала: это не на неделю, не на месяц. Это всерьёз и надолго.
– Тамара Ивановна, – наконец выдавила она, стараясь держать голос ровным. – Мы ведь не договаривались. Сергей сказал, что поговорит с вами…
– А что тут договариваться? – свекровь уже снимала пальто, аккуратно вешая его на их с Сергеем вешалку. – Сергей мой сын, он всё понимает. Я ему ещё утром позвонила, сказала, что мы выезжаем. Он не возражал.
Катя почувствовала, как кровь стучит в висках. Он не возражал. Значит, вот так просто. Всё решено без неё.
– Пойдёмте на кухню, чаю поставлю, – Тамара Ивановна уже шла вперёд, будто в своём доме. – Виктор, не стой столбом, вещи в малую комнату отнеси. Там же пока никто не живёт.
Малая комната. Та самая, которую они с Сергеем планировали под кабинет и под второй ребёнок. Ту, где уже стояла новая кроватка-манеж для Артёма, когда он вырастет. Ту, где лежали коробки с обоями, которые они собирались поклеить весной.
Катя пошла следом, как во сне.
– Тамара Ивановна, – начала она, когда свекровь уже хозяйничала у плиты, – мы с Сергеем ещё не решили, как будет лучше. Нам нужно время…
– Время-время, – отмахнулась та, не оборачиваясь. – Время у молодых всегда есть. А у нас его уже нет. Дача продана, деньги на депозите, а жить где-то надо. Мы же не чужие люди.
Катя села за стол. Артём забрался к ней на колени и молча смотрел на бабушку. Он чувствовал. Дети всегда чувствуют.
– Бабуля, а ты надолго? – тихо спросил он.
– Надолго, внучек, – Тамара Ивановна повернулась и ласково потрепала его по щеке. – Теперь мы вместе будем. Я тебе и кашу сварю, и уроки помогать буду, когда в школу пойдёшь.
Артём посмотрел на маму. В его глазах был вопрос. Катя прижала сына к себе крепче.
Вечером, когда Сергей вернулся, квартира уже не была их квартирой.
В коридоре стояли чужие тапки. На кухне пахло борщом, который варила Тамара Ивановна, хотя Катя уже готовила ужин. В ванной висели чужие полотенца. А в малой комнате Виктор Петрович раскладывал свои рубашки в их шкафу.
Сергей вошёл, поставил портфель и замер.
– Мам? Пап? Вы… уже здесь?
– А где же ещё, сынок? – Тамара Ивановна вышла из кухни с половником в руке. – Мы же говорили. Я тебе звонила.
– Я думал… – он посмотрел на Катю. Та стояла в дверях детской, прижимая к себе Артёма, и смотрела на мужа так, будто видела впервые.
– Сергей, – тихо сказала она. – Нам нужно поговорить. Сейчас.
Они вышли на лестничную клетку. Дверь за ними закрылась.
– Ты обещал поговорить, – голос Кати дрожал, но она держалась. – Ты обещал, что найдёшь выход.
– Я пытался, – он говорил быстро, нервно. – Мама сказала, что уже всё решила. Что поездка назначена, вещи собраны. Я не знал, что они сегодня…
– А ты спросил? – Катя посмотрела ему в глаза. – Ты спросил, почему они не подождали? Почему не дали нам хотя бы неделю?
Сергей молчал.
– Я боюсь, Кать, – наконец признался он. – Боюсь сказать «нет». Она всю жизнь мной управляла. Я не умею иначе.
– А я боюсь жить так всю жизнь, – ответила Катя. – Понимаешь? Я боюсь просыпаться и знать, что мой дом – не мой. Что я в нём гость. Что каждый день мне будут напоминать, какая я плохая мать, жена, хозяйка.
– Она не специально…
– Специально или нет – не важно. Важно, что я так не хочу. И не буду.
Сергей посмотрел на неё долгим взглядом.
– Что ты предлагаешь?
– Я уже сказала. Либо они уезжают, либо уезжаю я с Артёмом.
– Куда? – голос его сорвался.
– Не знаю. К маме. К подруге. Сниму жильё. У меня есть сбережения. Немного, но на первый месяц хватит.
Он побледнел.
– Ты серьёзно хочешь уйти?
– Я не хочу уходить, – тихо сказала Катя. – Я хочу остаться. В своём доме. С тобой. Но не такой ценой.
Они стояли молча. Снизу доносились голоса соседей, где-то хлопнула дверь. Сергей закрыл лицо руками.
– Дай мне день, – попросил он. – Один день. Я найду выход.
Катя кивнула. Но в глубине души уже знала: день ничего не изменит. Если он не найдёт в себе силы сказать «нет» сегодня – не скажет никогда.
Ночь прошла тяжело. Катя спала в детской, с Артёмом. Сергей – на диване в гостиной. Родители – в малой комнате. В квартире было тихо, но тишина была тяжёлой, как перед грозой.
Утром Катя проснулась от запаха блинов. Тамара Ивановна уже хозяйничала на кухне. Артём сидел за столом и с аппетитом ел, видимо, бабушка его разбудила пораньше.
– Доброе утро, доченька, – весело сказала свекровь. – Садись, я тебе с творогом сделала, ты же любишь.
Катя молча прошла на кухню, налила себе кофе и вышла на балкон. Холодный ноябрьский воздух ударил в лицо. Она смотрела на серые дома, на голые деревья, и думала: «Это не может быть концом. Не должно».
В обед Сергей позвонил.
– Кать, – голос его был странным, напряжённым. – Приезжай ко мне в офис. Пожалуйста. Нужно поговорить. И… возьми документы на квартиру. Все.
Она замерла.
– Зачем?
– Просто приезжай. Я всё объясню.
Она собралась быстро. Оставила Артёма с Тамарой Ивановной – та была только рада. По дороге в такси Катя всё думала: что он придумал? Продать квартиру? Разменять? Или… что-то совсем другое?
В офисе Сергей ждал её в приёмной. Лицо осунувшееся, глаза красные – не спал.
– Пойдём, – сказал он и повёл её в пустой переговорный зал.
Там на столе лежали бумаги. Много бумаг.
– Я всю ночь думал, – начал он, не глядя на неё. – И утром пошёл в банк. И к юристу. И… вот.
Он подвинул к ней папку.
– Это договор дарения. Я дарю тебе и Артёму свою долю в квартире. Полностью. Теперь она только ваша.
Катя посмотрела на него, не понимая.
– А ты?
– А я… – он сглотнул. – Я переезжаю к родителям. На время. Пока не найду им жильё. Сниму им квартиру в нашем районе. На год, на два – сколько нужно. За счёт денег от дачи и моих сбережений.
Катя молчала. Она не ожидала. Совсем не этого.
– Ты… уходишь от нас?
– Нет, – он взял её за руку. – Я не ухожу. Я просто… даю тебе то, что ты просила. Твой дом. Твой и Артёма. Без чужих людей. А я буду рядом. Приезжать каждый день. Ночевать, когда смогу. Пока не решу вопрос с родителями.
– Сергей… – у неё перехватило горло.
– Я понял, Кать, – тихо сказал он. – Понял, что если я сейчас не выберу тебя – потеряю навсегда. А я не хочу. Ты – моя семья. Главная. А они… они взрослые люди. Пора им научиться жить без меня под боком.
Катя смотрела на него, и слёзы текли по щекам. Она не знала, что сказать. Это было больше, чем она просила. Больше, чем могла представить.
– А если они не согласятся? – прошептала она.
– Согласятся, – твёрдо сказал он. – Потому что теперь у них нет выбора. Квартира – не моя. Я в ней никто. Только гость. Как и они.
Он обнял её. Крепко. Как в тот день, когда они впервые вошли в эту пустую квартиру и сказали: «Теперь это наш дом».
– Я всё исправлю, – прошептал он. – Обещаю.
Катя кивнула, уткнувшись ему в плечо. И впервые за последние дни почувствовала – всё будет хорошо.
Но когда она вернулась домой и увидела, как Тамара Ивановна раскладывает свои кружевные салфетки на их столе, как Виктор Петрович вешает свой старый календарь на стену, она поняла: главное сражение ещё впереди.
И выиграть его предстоит не только Сергею.
– Сергей, ты что, с ума сошёл? – голос Тамары Ивановны разнёсся по всей квартире так, что, наверное, слышали даже соседи за стеной. – Это наш дом! Мы с отцом всю жизнь пахали, чтобы у тебя было жильё, а ты теперь просто так его отдаёшь?
Катя вошла в квартиру и замерла в дверях. Сергей стоял посреди гостиной с папкой в руках, а родители смотрели на него так, будто он только что объявил о продаже родины.
– Мам, это не «просто так», – спокойно ответил он. – Это мой выбор. Я дарю свою долю Кате и Артёму. Теперь квартира полностью их. Юридически. Всё уже подписано и зарегистрировано.
Тамара Ивановна схватилась за сердце.
– Виктор, ты слышишь, что сын говорит? Он нас на улицу выгоняет!
Виктор Петрович молчал, только тяжело дышал, переводя взгляд с сына на невестку и обратно.
Катя поставила сумку, сняла куртку и тихо сказала:
– Никто никого не выгоняет. Пока. Но жить здесь постоянно вы не будете. Это теперь мой дом. И Артёма.
Тамара Ивановна резко повернулась к ней.
– Твой дом? А мы кто? Чужие? После всего, что мы для вас сделали?
– Вы родители Сергея, – Катя говорила ровно, хотя внутри всё дрожало. – И мы вас любим. Но это не значит, что вы можете прийти и забрать нашу жизнь. Мы не общежитие.
Сергей шагнул вперёд и положил папку на стол.
– Вот документы. Всё законно. Я уже нашёл вам квартиру. Двушку в соседнем районе. Хороший дом, рядом парк, магазины, поликлиника. Первый взнос я сделал сегодня утром. Остальное будем доплачивать из денег от дачи и моей зарплаты.
Повисла тишина. Такая густая, что слышно было, как тикают часы в детской.
Тамара Ивановна медленно опустилась на диван.
– То есть… ты нас выселяешь?
– Я вас переселяю, – мягко сказал Сергей. – В своё жильё. Чтобы у вас было своё место, а у нас – своё. Чтобы мы могли видеться, когда захотим, а не когда вынуждены.
Виктор Петрович наконец подал голос:
– А если мы не хотим?
– Тогда, пап, – Сергей посмотрел ему прямо в глаза, – вам придётся искать другие варианты. Потому что здесь вы больше не зарегистрированы и не собственники. Я всё проверил с юристом. Ключи от этой квартиры у Кати. И только у неё.
Катя почувствовала, как сердце стучит где-то в горле. Она впервые видела Сергея таким – твёрдым, спокойным, уверенным. Не мальчиком перед мамой, а взрослым мужчиной, который принял решение.
Тамара Ивановна вдруг заплакала. Тихо, без всхлипов, просто слёзы катились по щекам.
– Я думала… думала, что мы вместе будем. Как раньше. Вся семья под одной крышей…
– Мам, – Сергей сел рядом и взял её за руку. – Раньше мы были детьми. Теперь у нас свои семьи. У меня – Катя и Артём. У вас – своя жизнь. Вы заслужили покой, своё пространство. И мы тоже.
Катя подошла и присела с другой стороны.
– Тамара Ивановна, – тихо сказала она. – Я не враг вам. Я правда хочу, чтобы у вас всё было хорошо. Просто… не за мой счёт.
Свекровь подняла на неё заплаканные глаза.
– Ты думаешь, я не понимаю? Понимаю. Просто страшно. Старость страшная. Вдруг мы вам не нужны будем совсем…
– Нужны, – твёрдо сказал Сергей. – Очень нужны. Но как бабушка и дедушка, которые приходят в гости, пекут блины, забирают Артёма на выходные. А не как люди, которые живут с нами и решают, какие обои клеить и как сына воспитывать.
Тамара Ивановна вытерла слёзы.
– А квартира… хорошая?
– Очень, – улыбнулся Сергей. – Я фотографии покажу. И ремонт свежий, и окна на юг. Вы там как короли будете.
Виктор Петрович кашлянул.
– Ну… раз так… поедем посмотрим.
Через неделю родители Сергея переехали.
Катя сама помогала носить коробки – не из чувства долга, а потому что поняла: они тоже люди. Испуганные, уставшие, привыкшие, что сын всегда рядом. Просто им нужно было время, чтобы отпустить.
В новой квартире Тамара Ивановна впервые за многие годы расплакалась от радости – когда увидела большую светлую кухню и балкон с видом на парк.
– Красиво тут, сынок, – сказала она. – Спасибо.
Сергей обнял её.
– Это вам спасибо. За всё.
А потом они вчетвером – Катя, Сергей, Артём и родители – пили чай на новой кухне. И впервые за долгое время никто не спорил, не учил, не критиковал. Просто сидели и разговаривали. Как семья.
Прошёл месяц.
Родители привыкли. Тамара Ивановна даже записалась в кружок скандинавской ходьбы и завела подруг. Виктор Петрович чинил соседям краны и гордился, что «ещё востребован».
А по воскресеньям они приходили в гости. С пирогами. С конфетами для Артёма. Без чемоданов.
Катя открывала дверь и улыбалась:
– Заходите. Мы вас ждём.
И больше никто не говорил «насовсем». Потому что теперь у каждого было своё «насовсем». И это было правильно.
Однажды вечером, когда Артём уже спал, а родители ушли к себе, Сергей обнял Катю на кухне и тихо сказал:
– Спасибо, что не ушла.
– Спасибо, что остался, – ответила она.
И они стояли так долго-долго, слушая тишину своего дома. Настоящего. Своего.
Рекомендуем: