– Да ты что, Леночка, какие деньги? – свекровь Тамара Петровна мягко улыбнулась, будто речь шла о пустяке, и аккуратно поставила чашку с чаем на блюдце. – Мы же просто посоветоваться пришли. Ты же теперь наша, родная. Семья должна друг друга поддерживать.
Лена замерла на пороге кухни, всё ещё держа в руках сумку с продуктами. Она только вернулась с работы, усталая, с мокрыми от осеннего дождя волосами, и меньше всего ожидала увидеть у себя дома сразу троих: свекровь, её сестру Галину и зятя Сергея, мужа Галины. Они сидели за столом, как на семейном совете, и смотрели на неё с такой трогательной заботой, что внутри всё похолодело.
– Посоветоваться? – переспросила Лена, медленно опуская сумку на пол. – О чём именно?
Тамара Петровна вздохнула, будто ей тяжело было начинать, и сложила руки на коленях.
– Видишь ли, доченька… У Серёжи с Галей неприятности случились. Бизнес их прогорел, долги висят. Банк кредит требует, а отдавать нечем. Мы всю ночь думали, как быть… И решили, что ты могла бы помочь. У тебя же премия большая недавно была, Дима говорил. И ещё ты квартиру свою сдаёшь, да? Вот и подумали… Одолжишь нам немного. Миллиона три-четыре. Мы потом вернём, как только встанем на ноги.
Лена почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Миллиона три-четыре. Сказала это свекровь так легко, будто просила занять до зарплаты на хлеб.
– Простите, – она постаралась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, – я, кажется, ослышалась. Вы пришли просить у меня три миллиона?
Галина тут же включилась, наклонившись вперёд и сложив ладони в умоляющем жесте.
– Леночка, ну ты же понимаешь… Мы в беде. Сергей всю жизнь работал, как проклятый, а тут всё в один момент рухнуло. Мы не просим подарить, Боже упаси! Просто заём. Под расписку, если хочешь. Проценты даже начислим.
Сергей кивнул, подтверждая каждое слово жены, и добавил своим низким, уверенным голосом:
– Лена, я человек дела. Всё честно. Верну с процентами, как только новый проект запустим. Ты же знаешь, я слово держу.
Лена посмотрела на них троих и вдруг почувствовала себя совершенно чужой в собственной квартире. Она прожила с Димой семь лет. Семь лет терпела мелкие подколки, намеки, что «мужика надо держать в узде», что «детишек бы вам уже завести», что «квартира твоя, Леночка, большая, а живёте только вдвоём». Терпела, потому что любила Диму. Потому что считала, что семья мужа – это и её семья.
А теперь они пришли за её деньгами. За теми деньгами, которые она копила годами, отказывая себе во всём. За премией, которую получила за проект, над которым работала ночами. За деньгами от сдачи своей квартиры, которую купила ещё до замужества, на свои, заработанные тяжёлым трудом.
– То есть, – Лена медленно подошла к столу и села напротив, – вы решили, что мои деньги – это ваши деньги? Просто, потому что я вышла замуж за Диму?
Тамара Петровна тут же замахала руками.
– Ну что ты, Леночка! Как можно! Мы же не требуем, мы просим. По-родственному.
– По-родственному, – повторила Лена, чувствуя, как голос становится твёрже. – А когда я в декрете сидела бы, если бы мы детей завели, вы бы тоже по-родственному помогли? Или, когда я кредит за свою квартиру выплачивала, вы бы мне хоть копейку дали?
В кухне повисла тишина. Галина отвела взгляд. Сергей кашлянул. Тамара Петровна посмотрела на невестку с лёгким укором, будто это Лена вела себя неприлично.
– Ты же знаешь, мы не богатые люди, – тихо сказала свекровь. – Но, если бы могли, конечно, помогли бы. А сейчас… сейчас у нас беда.
Лена встала, подошла к окну и посмотрела на мокрый асфальт внизу. Дождь всё ещё моросил, и капли тихо стучали по подоконнику. Ей вдруг стало ясно, как никогда: это не просьба. Это проверка. Они пришли посмотреть, насколько далеко можно зайти.
– Я подумаю, – сказала она, не оборачиваясь. – И поговорю с Димой. Без него я такие вопросы не решаю.
Тамара Петровна тут же оживилась.
– Конечно, конечно! С Димочкой поговорите. Он всё правильно поймёт. Он же у нас добрый, отзывчивый…
Лена повернулась и посмотрела прямо в глаза свекрови.
– Да, он добрый. Но это мои деньги, Тамара Петровна. Не его. И не ваши.
Галина вскочила, будто её ужалили.
– Лена, ты что, совсем нас за чужих считаешь?!
– Нет, – спокойно ответила Лена. – Я вас считаю родственниками. Но не совладельцами моего счёта в банке.
Сергей поднялся, положил руку жене на плечо, словно успокаивая.
– Ладно, не будем давить. Поговорите с Димой. Мы подождём. Неделю тебе хватит?
Лена кивнула. Она уже знала, что скажет Диме. И знала, что он, скорее всего, встанет на сторону матери. Потому что всегда вставал. Потому что «мама одна, Лен, ей тяжело». Потому что «ну что тебе стоит, мы же одна семья».
Но в этот раз она была готова. Потому что впервые за семь лет поняла: если не поставить точку сейчас, потом будет только хуже.
Когда родственники ушли, Лена долго стояла в коридоре, глядя на закрытую дверь. Потом достала телефон и набрала номер своей подруги Кати.
– Кать, – сказала она тихо, – мне нужна помощь юриста. Хорошего. И срочно.
Она не знала ещё, что через три дня Дима придёт домой и скажет: «Лен, ну ты же понимаешь, они в беде. Давай поможем. Это же мои родные». Не знала, что через неделю она найдёт в телефоне мужа переписку, от которой кровь застыла в жилах. И не знала, что самое страшное откровение ждёт её впереди.
Но в тот вечер, стоя у окна и глядя на дождь, она впервые почувствовала: что-то в ней изменилось навсегда. И назад дороги уже не будет.
– Лена, ты серьёзно? Три миллиона – это же не сумма для нашей семьи! – Дима говорил громче обычного, будто хотел, чтобы стены сами убедили жену. – Мама сказала, они вернут, как только Сергей новый проект запустит. Он уже договорённость с инвесторами имеет.
Лена сидела на диване, скрестив руки на груди, и смотрела на мужа спокойно – слишком спокойно для того, что творилось внутри.
– Дима, – она произнесла его имя медленно, будто пробовала на вкус, – ты когда-нибудь видел, чтобы Сергей возвращал долги? Хоть кому-нибудь? Хоть рубль?
Он нахмурился, подошёл к окну, отвернулся. За стеклом всё так же моросил дождь, будто осень решила не отпускать город.
– Ну… он же мой дядя. Родной брат мамы. Как я могу отказать?
– Очень просто, – Лена поднялась, подошла к нему сзади и положила ладонь ему на плечо. – Скажешь: «Извините, у нас таких денег нет». Потому что их действительно нет. У тебя нет. У меня – есть. Но это мои.
Дима резко повернулся.
– Твои, мои… Мы же семья! Семь лет вместе! Ты что, теперь всё на отдельные счета делишь?
– Я делю то, что заработала до тебя, – голос Лены не дрогнул. – Квартира, которую я купила в двадцать шесть, когда ты ещё в общаге жил. Премия, которую я получила, потому что ночами работала, пока ты с друзьями пиво пил. Деньги от сдачи этой квартиры, которые я копила на нашу будущую жизнь. Не на дядю Сергея и его очередной «гарантированный» проект.
В комнате стало тихо. Только часы на стене тикали, отсчитывая секунды неловкого молчания.
– Ты меня за идиота держишь? – наконец выдохнул Дима. – Думаешь, я не понимаю, что ты мне всю жизнь будешь этим в лицо тыкать?
– Нет, – Лена покачала головой. – Я просто хочу, чтобы ты понял: мои деньги – это не общий котёл, куда можно сунуть руку, когда кому-то из твоих родственников приспичит.
Дима прошёл к столу, налил себе воды из графина, выпил залпом.
– Мама плакала вчера, – сказал он тише. – Говорит, если Сергей не отдаст долг, его посадят. Угрожают. Ты хочешь, чтобы мой дядя в тюрьме сидел?
Лена закрыла глаза. Она знала этот приём. Знала с первого дня знакомства с Тамарой Петровной: сначала мягко, потом слёзы, потом «ты же не хочешь, чтобы…».
– Дима, – она открыла глаза и посмотрела прямо, – если у Сергея реально уголовное дело, пусть идёт в полицию, пишет заявление на вымогателей. А не бежит к племяннице за деньгами.
Он поставил стакан так резко, что тот звякнул.
– Ты чёрствая стала, Лен. Раньше ты не такая была.
– Раньше меня никто не просил отдать всё, что я заработала за десять лет, – ответила она. – Раньше меня просили только «потерпеть» и «понять».
Вечер закончился холодно. Дима ушёл спать в гостиную, впервые за всё время совместной жизни. Лена осталась в спальне, долго лежала с открытыми глазами и слушала, как дождь стучит по подоконнику. Она знала: это только начало.
На следующий день она встретилась с юристом – спокойной женщиной лет пятидесяти по имени Ирина Викторовна. Та выслушала всю историю, не перебивая, только делала пометки в блокноте.
– У вас брачного договора нет? – спросила она в конце.
– Нет.
– Тогда всё, что вы заработали до брака и получаете от своей добрачной недвижимости – исключительно ваше. По закону они не имеют права даже претендовать.
Лена выдохнула. Впервые за неделю почувствовала, что не одна.
– А если муж начнёт давить? «Уговаривать?» —спросила она.
– Тогда напомните ему, что принудить вас распорядиться вашими деньгами он не может. Ни морально, ни юридически. А если начнёт угрожать разводом из-за денег – это уже статья о вымогательстве, – Ирина Викторовна улыбнулась уголком губ. – Но, судя по вашему рассказу, до этого пока не дошло.
– Пока, – повторила Лена и вдруг спросила: – А можно узнать, кто именно снимает мою квартиру сейчас?
Юрист подняла бровь.
– Конечно. Вы же собственник.
Через час Лена уже знала: договор аренды на её квартиру, которую она сдавала последние три года, переоформлен. На новое имя. На имя Галины Сергеевны – тёти Димы. Дата переоформления – две недели назад. Подпись арендодателя – её подпись. Только она эту бумагу никогда в жизни не видела.
Она сидела в машине под дождём и смотрела на распечатку договора. Руки дрожали. Подпись была почти идеальная. Её подпись. Только чуть аккуратнее, чем она сама ставит, когда торопится.
Дома она дождалась, пока Дима вернётся с работы. Он вошёл усталый, с мокрым зонтом, хотел поцеловать – она отстранилась.
– Дим, – сказала она спокойно, – когда ты успел подделать мою подпись?
Он замер в дверях.
– О чём ты?
Лена положила перед ним распечатку.
– Моя квартира теперь якобы сдаётся твоей тёте Галине. По новому договору. Который я не подписывала. Зато кто-то очень хорошо скопировал мою подпись.
Дима побледнел. Посмотрел на бумагу, потом на жену.
– Лен… это не я.
– А кто? Дед Пихтой? – она почти кричала, но тут же взяла себя в руки. – Ты знал. Ты всё знал. Они решили, что если я не дам денег добровольно, то можно просто забрать доход от моей квартиры. Без моего ведома.
– Я… мама сказала, что так будет лучше, – выдавил он. – Что ты всё равно не заметишь, а им срочно нужны были деньги на погашение процентов по кредиту…
Лена почувствовала, как земля уходит из-под ног.
– То есть твоя мама подделала мою подпись, а ты прикрывал?
– Я не прикрывал! Я просто… не вмешивался. Думал, потом всё уладится…
Она отступила назад, будто от удара.
– Уладится. Конечно. Как всегда, всё у вас улаживается за мой счёт.
Дима сделал шаг к ней, протянул руки.
– Лен, прости. Я не думал, что всё так серьёзно…
– Серьёзно? – она рассмеялась, и смех получился горький. – Подлог документов – это до семи лет, Дима. Ты понимаешь, что твоя мама совершила преступление? А ты – соучастник.
Он открыл рот, закрыл, снова открыл. Слов не было.
В тот вечер Лена собрала небольшую сумку, взяла ноутбук и документы.
– Я поживу у Кати, – сказала она в дверях. – Пока не решу, что делать дальше.
– Лена, подожди! – он бросился за ней. – Мы же всё можем решить! Я поговорю с мамой, она всё отменит, вернёт договор…
– Уже поздно, – она посмотрела на него сверху вниз, с лестничной площадки. – Ты выбрал сторону, Дим. Давно выбрал. Просто я раньше закрывала на это глаза.
Лифт закрылся. Она спускалась вниз и впервые за много лет почувствовала не боль, не обиду, а странное, холодное спокойствие. Они перешли черту. И теперь она знала точно: назад дороги нет.
А на следующий день, когда она уже сидела в кабинете юриста и писала заявление в полицию, пришло сообщение от Тамары Петровны:
«Леночка, ну что ты так раздула? Это же семейное дело. Приезжай домой, всё обсудим по-хорошему».
Лена прочитала и улыбнулась – впервые за неделю по-настоящему.
По-хорошему уже не получится. Теперь будет только по закону.
– Значит, всё-таки решила по-плохому? – голос Тамары Петровны в трубке дрожал от обиды и плохо скрываемого страха. – Заявление написала? На родную свекровь?
Лена сидела в квартире у Кати, прижимая телефон к уху, и смотрела в окно на первые жёлтые листья.
– Я написала заявление о подлоге документов и мошенничестве, – ответила она спокойно. – Кто именно это сделал – пусть установит следствие. Я лишь указала факты.
– Факты! – свекровь почти кричала. – Это я для семьи старалась! Чтобы все вместе выплыли! А ты… ты предала нас всех!
– Предала? – Лена усмехнулась. – Тамара Петровна, вы украли у меня доход с квартиры. Переписали договор без моего ведома. Это не «для семьи старалась». Это преступление.
В трубке послышались всхлипы.
– Димочка в слезах сидит… Говорит, если маму посадят, он себе этого не простит. Леночка, ну пожалей ты нас…
Лена закрыла глаза. Пожалеть. Как же часто она жалела. Когда свекровь «случайно» выбрасывала её вещи. Когда Галина брала без спроса её сумки и украшения. Когда Дима просил «ещё раз потерпеть». Она жалела всех. Кроме себя.
– Я пожалела себя, Тамара Петровна, – тихо сказала она. – Впервые за семь лет.
И положила трубку.
Через две недели следователь вызвал её на опознание подписи. Экспертиза подтвердила: подпись подделана. И подделана профессионально – не просто на глазок, а с использованием светового стола и кальки. Такие услуги стоят недёшево. Лена уже знала, кто мог себе это позволить: дядя Сергей когда-то держал небольшое рекламное агентство, где печатали всё – от визиток до фальшивых дипломов.
Галина пришла к Кате сама, без звонка. Стояла в дверях с красными глазами и огромным букетом роз.
– Леночка, прости нас, дураков, – начала она сразу, едва переступив порог. – Мы правда думали, что ты не заметишь… Ну, пару месяцев… А потом бы вернули всё до копейки. Сергей уже покупателя на машину нашёл, честное слово!
Лена молча взяла букет, поставила в вазу. Не приглашала садиться.
– Галя, вы украли у меня почти двести тысяч рублей за эти месяцы. И собирались воровать дальше. Это не «не заметила бы». Это грабёж.
– Мы вернём! – Галина схватила её за руку. – Всё вернём! Только забери заявление! Сергей уже на коленях перед мамой стоял, просил…
– Пусть стоит перед следователем, – Лена мягко, но твёрдо высвободила руку. – Я больше не банк для ваших проблем.
Галина заплакала, размазывая тушу по щекам.
– А Дима… он же с ума сходит. Не ест, не спит. Говорит, если маму посадят, он с тобой разведётся.
Лена посмотрела на неё долго и спокойно.
– Пусть разводится.
Три месяца спустя дело дошло до суда. Сергей и Галина признали вину полностью, Тамара Петровна – частично. Суд назначил условные сроки и обязал вернуть всю сумму, полученную по фиктивному договору, плюс штраф. Дима пришёл на последнее заседание. Сидел в коридоре, бледный, с тёмными кругами под глазами. Когда Лена вышла из зала, он встал навстречу.
– Лен… – голос сорвался. – Можно поговорить?
Они вышли на улицу. Был уже ноябрь, первый снег тонким слоем покрывал асфальт.
– Я подал на развод, – сказал он сразу, не глядя на неё. – Как ты и хотела.
– Я не хотела развода, Дима, – ответила Лена тихо. – Я хотела, чтобы ты хоть раз встал на мою сторону. Против них. За нас.
Он наконец поднял глаза. В них было столько боли, что ей на миг стало жалко.
– Я не смог, – признался он. – Когда мама плакала… когда Галя умоляла… я просто не смог сказать «нет». Я думал, что если отдам твои деньги – всё наладится. А получилось… всё разрушил.
Лена кивнула. Молча. Больше сказать было нечего.
– Квартиру я оставляю тебе, – добавил он. – И все наши совместные сбережения. Мне… мне хватит и съёмной комнаты.
– Спасибо, – сказала она. И это было искренне.
Они постояли ещё немного, глядя, как снег ложится на плечи.
– Прощай, Дим, – Лена повернулась и пошла прочь.
Он не окликнул.
Через полгода Лена переехала в свою старую квартиру – ту самую, которую когда-то сдавали чужие люди. Ремонт сделала свежий, светлый, с большими окнами и цветами на подоконниках. Вечерами пила чай на балконе и смотрела на огни города. Иногда звонила Катя, иногда мама. Жизнь текла спокойно, ровно, без чужих рук в её кошельке.
Однажды в дверь постучали. На пороге стояла Тамара Петровна – постаревшая, в простом пальто, с маленьким свёртком в руках.
– Леночка… – начала она неуверенно. – Я ненадолго. Просто… пирог испекла. Яблочный. Ты любила когда-то.
Лена постояла, потом отступила в сторону.
– Заходите.
Они пили чай молча. Свекровь всё время смотрела в чашку.
– Я виновата перед тобой, – наконец сказала она. – Гордыня у меня была… Думала, всё знаю лучше всех. А в итоге сына потеряла. И тебя.
Лена молчала.
– Дима в другой город уехал, – продолжала Тамара Петровна. – Работу нашёл. Звонит редко. Говорит, стыдно ему.
– Понимаю, – тихо ответила Лена.
– А я… я теперь одна живу. Галина с Сергеем в Подмосковье перебрались, долг отдают понемногу. Учатся жить по средствам.
Она встала, поправила платок.
– Спасибо, что пустила. И… прости, если сможешь.
Лена проводила её до двери. Когда свекровь уже вышла на площадку, вдруг обернулась:
– Ты правильно сделала, Леночка. Границы поставила. Я поздно это поняла, но… горжусь тобой. По-своему.
Дверь закрылась.
Лена вернулась на кухню, отрезала кусок пирога. Яблочный, с корицей – точно, как она любила когда-то. Съела медленно, глядя в окно. Снег давно растаял, на деревьях проклюнулись первые почки.
Она больше не злилась. Не жалела. Просто жила дальше – в своей квартире, со своими деньгами, со своими правилами.
И впервые за долгие годы чувствовала себя по-настоящему дома.
Рекомендуем: