Мы были женаты три года, и эти годы казались мне одним сплошным счастливым мгновением. Успешный, заботливый муж, уютная квартира в новом доме, планы на будущее… Я искренне верила, что вытянула счастливый билет.
Я сидела за столом, медленно помешивая ложечкой в чашке, и смотрела в окно. Где-то внизу шумел город, спешили люди, а у меня было тихое, сонное утро. Слишком сонное. Последние месяцы я чувствовала себя так, будто плыву в густом киселе. Постоянная усталость, разбитость по утрам, туман в голове. Врачи разводили руками: «Переутомление, стресс на работе, попейте витамины». Я пила. Но легче не становилось.
Олег очень переживал. Он окружал меня такой заботой, что иногда становилось неловко. «Анечка, ты опять бледная. Может, в отпуск?», «Солнышко, давай я сам уберусь, ты отдохни». И, конечно, главным союзником в этой борьбе с моей загадочной хандрой была его мама, Тамара Павловна. Она жила в соседнем районе и появлялась у нас почти каждый день. Всегда с гостинцами, с домашними пирожками, с баночками варенья и неизменным термосом «целебного травяного чая».
— Лялечка, это я на даче для тебя собирала, — ворковала она, наливая мне дымящуюся, пахнущую мятой и чем-то еще, незнакомым, жидкость. — Нервы успокаивает, сон крепче будет. Ты себя совсем не бережешь, вся прозрачная стала.
Я благодарно кивала и пила. Этот чай и правда будто бы помогал уснуть. Даже слишком. Иногда я засыпала прямо в кресле, не дождавшись Олега с работы, и просыпалась утром в постели, смутно припоминая, как он переносил меня на руках. Какая же я размазня, — корила я себя. — Муж приходит уставший, а я сплю без задних ног.
В тот день Олег позвонил около семи вечера.
— Ань, прости, задерживаюсь. Совещание затянулось. Буду поздно.
— Хорошо, милый, я подожду.
— Ты там как? Мама не заходила?
— Заходила, принесла твою любимую запеканку. И чай свой, конечно.
В трубке повисла короткая пауза.
— Ты… пей, конечно, если хочешь. Но может, не стоит так часто? Я почитал, некоторые травы могут давление понижать. Отсюда и слабость.
— Олег, не придумывай. Твоя мама желает мне только добра.
Но в его голосе проскользнула какая-то новая нотка, которую я тогда не смогла расшифровать. Беспокойство? Или что-то еще? Я отмахнулась от этих мыслей. Вечером, разбирая посудомоечную машину, я почувствовала, как привычно тяжелеет голова. Тамара Павловна ушла час назад, а ее чай уже начал действовать. Я присела на диван, решив просто немного отдохнуть. Глаза слипались сами собой. Просто на пять минут… Последнее, что я помнила, — это как моя рука безвольно соскользнула с подлокотника.
Проснулась я от холода. Была глубокая ночь. Я лежала на диване, укрытая пледом. Олега еще не было. Я села, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна, и мой взгляд упал на кабинет. Дверь была приоткрыта. Странно, Олег всегда ее закрывает. У него там стоял массивный сейф, где он хранил важные документы по работе и какие-то семейные ценности. Он в шутку называл его «сердцем нашего благополучия». Ключ был только у него, а код знала, кажется, только его мать — на всякий непредвиденный случай. Олег сам мне об этом сказал, когда мы только переехали. Мол, мало ли что.
Я встала и на цыпочках подошла к двери. Внутри было темно. Я заглянула в щель и замерла. В слабом свете уличного фонаря, падавшем из окна, я увидела силуэт. Он не двигался. Мое сердце рухнуло куда-то в пятки. Грабитель? Я медленно, стараясь не дышать, попятилась назад, нащупывая на тумбочке телефон. Но потом силуэт шевельнулся, и я услышала тихий, скребущий звук. Звук металла о металл. Человек сидел на корточках перед сейфом. И тут лунный свет упал на его лицо.
Это была Тамара Павловна.
Она не ушла. Она ждала, пока я усну. В её руках был не ключ, а какой-то маленький блестящий инструмент, похожий на отмычку. Она сосредоточенно ковырялась в замочной скважине, закусив губу. У меня потемнело в глазах. Сон как рукой сняло. Тело пронзил ледяной ужас, смешанный с недоумением. Зачем? Что она делает? Я стояла в коридоре, невидимая в темноте, и не могла пошевелиться. Я смотрела на эту женщину, которая называла меня «лялечкой» и поила «целебным» чаем, и понимала, что ничего не понимаю. Мой мозг отказывался принимать реальность. Это была какая-то ошибка. Сюрреалистический сон.
Я беззвучно отступила в спальню и села на кровать, обхватив себя руками. Меня трясло. Чай. Усталость. Туман в голове. Все эти месяцы… Неужели? Неужели она специально… Нет, не может быть. Это бред. Зачем ей это? Мы же семья. Но картинка перед глазами была слишком реальной. Скрежет металла, сосредоточенное лицо, склонившееся над нашим сейфом. В голове все смешалось. Я вспомнила беспокойство в голосе Олега. «Может, не стоит так часто?» Он что-то подозревал? Или это была просто случайность?
Я не знала, что делать. Выйти к ней? Устроить скандал? Позвонить Олегу? А что я ему скажу? «Твоя мама, которая носит мне пирожки, прямо сейчас пытается вскрыть твой сейф»? Он бы решил, что я сошла с ума. Что эта моя усталость переросла в паранойю. Мне нужны были доказательства. Неопровержимые.
Идея пришла внезапно, острая и холодная, как укол иглой. Я вспомнила про старый телефон, который валялся в ящике. Камера там была слабенькая, но для ночной съемки в коридоре должно было хватить. План созрел мгновенно. Я дождусь утра, сделаю вид, что ничего не произошло. А потом… потом я устрою ей ловушку. Я чувствовала себя героиней плохого детектива, но другого выхода не видела. Той ночью я так и не уснула, прислушиваясь к каждому шороху. Вскоре я услышала, как тихо щелкнула входная дверь. Она ушла. А через час вернулся Олег. Я притворилась спящей, когда он целовал меня в лоб и шептал, какая я у него соня.
Следующие несколько дней превратились в пытку. Я улыбалась Тамаре Павловне, благодарила за чай, который теперь тайком выливала в раковину, пока она не видит, и чувствовала себя последней предательницей. Но решимость моя только крепла. Я установила старый телефон на книжной полке в гостиной, замаскировав его среди сувениров. Он был направлен прямо на дверь кабинета. Я включила запись и стала ждать.
Олег снова должен был уехать — на этот раз в командировку на два дня. Идеальный момент. Я знала, она придет. И она пришла. В тот вечер она была особенно ласкова.
— Я тут тебе пирог испекла, с капустой, твой любимый. И чаек принесла. Совсем ты расклеилась, девочка моя. Давай, выпей, и ложись отдыхать.
— Спасибо, Тамара Павловна, — мой голос дрожал, но я старалась говорить ровно. — Вы такая заботливая.
Я сделала вид, что пью чай, а потом, «случайно» качнувшись, пролила немного на кофту.
— Ой, какая я неловкая! — воскликнула я. — Пойду переоденусь и сразу лягу. Спокойной ночи!
Я скрылась в спальне, а сама, задержав дыхание, прислушивалась. В квартире воцарилась тишина. Я легла в кровать, не раздеваясь, и уставилась в потолок. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Сейчас. Сейчас она пойдет.
Я ждала, казалось, целую вечность. Минут через сорок, не выдержав, я тихонько встала и на цыпочках прокралась в гостиную. Телефона на полке не было. У меня все похолодело внутри. Она нашла его? Она все поняла? Я в панике огляделась. И тут увидела его. Телефон лежал на журнальном столике. А рядом с ним — Тамара Павловна. Она не пыталась вскрыть сейф. Она сидела в кресле и просто смотрела на темный экран телефона. В комнате было так тихо, что я слышала собственное дыхание.
Она подняла на меня глаза. В них не было ни страха, ни удивления. Только бесконечная, тяжелая усталость и какая-то злая насмешка.
— Догадалась все-таки, — произнесла она глухо. — Умная девочка. А я уж думала, совсем тебя в овощ превратила.
У меня земля ушла из-под ног. Она не отрицала. Она призналась.
— Зачем? — только и смогла прошептать я.
Она криво усмехнулась.
— Думаешь, я твои побрякушки хотела украсть? Или деньги Олега? Мне не это нужно было. Мне нужно было то, что он там прячет. То, что может разрушить его жизнь. И мою заодно.
В этот самый момент в замке провернулся ключ. Дверь распахнулась, и на пороге появился Олег. Он вернулся раньше. Он хотел сделать мне сюрприз. Но сюрприз ждал его.
Он застыл на пороге, переводя взгляд с меня, стоящей посреди комнаты в уличном платье, на свою мать, сидящую в кресле с моим телефоном в руках. Его лицо вытянулось.
— Мама? Аня? Что здесь происходит? Почему вы не спите?
Я не могла вымолвить ни слова. Я просто молча протянула ему свой основной телефон, на который успела переслать запись с прошлой ночи. Ту самую, где его мать ковыряется в замке сейфа.
Олег взял телефон. Его пальцы слегка дрожали. Он смотрел на экран, и я видела, как его лицо меняется. Недоумение сменилось шоком, шок — яростью. Он поднял глаза на мать. Его взгляд был страшным.
— Это что? — спросил он так тихо, что стало жутко.
Тамара Павловна попыталась улыбнуться.
— Олежек, сынок, это не то, что ты подумал… Я просто…
— Что «просто»? — его голос начал набирать силу. — Ты пыталась вскрыть мой сейф? Пока моя жена спала?
И тут я не выдержала.
— Она не просто спала, Олег! — выкрикнула я, и слезы хлынули из глаз. — Она спала, потому что твоя мама месяцами травила меня снотворным! В своем «целебном» чае! Чтобы добраться до твоего сейфа!
Олег медленно повернул голову ко мне. В его глазах был такой ужас, такая боль, что мне самой стало страшно. Он посмотрел на мать, потом снова на меня, и пазл в его голове, наконец, сложился. Моя вечная сонливость, бледность, жалобы врачам, «заботливая» свекровь с термосом… Все это слилось в одну чудовищную картину.
Он сделал шаг к матери. Она вжалась в кресло.
— Ты… — прошипел он, и я никогда не видела его таким. — Ты давала ей снотворное? Моей жене? Чтобы… чтобы что? Украсть что-то у меня? У собственного сына?
— Я хотела как лучше! — закричала она в ответ, и ее голос сорвался на визг. — Я хотела спасти тебя! Спасти нашу семью! От нее! И от того, что ты там прячешь!
Олег замер. Его лицо стало каменным. Он молча смотрел на нее несколько секунд, а потом развернулся, подошел к двери и распахнул ее настежь.
— У тебя двадцать минут, — произнес он ледяным, незнакомым голосом. Каждое слово падало, как камень. — Двадцать минут, чтобы собрать свои вещи, которые есть в этом доме, и исчезнуть. Из этого дома. И из нашей жизни. Если через двадцать минут ты будешь здесь, я вызову полицию. И мне плевать, что ты моя мать.
Тамара Павловна смотрела на него, не веря своим ушам. Потом ее лицо исказилось злобой. Она вскочила, схватила свою сумку и, бросив на меня полный ненависти взгляд, вылетела из квартиры. Хлопнула дверь.
В наступившей тишине было слышно, как тяжело дышит Олег. Он стоял спиной ко мне, ссутулившись. Я подошла и осторожно коснулась его плеча. Он вздрогнул и обернулся. Обнял меня так крепко, что я едва могла дышать.
— Прости, — шептал он мне в волосы. — Прости, Анечка, прости… Я должен был догадаться. Я не знаю, как я мог быть таким слепым…
Я плакала у него на груди — от облегчения, от пережитого ужаса, от того, что этот кошмар, наконец, закончился. Я думала, что это конец. Что самое страшное позади.
Как же я ошибалась. Это было только начало.
Через несколько дней, когда первый шок прошел, мы сидели с Олегом на кухне. Он был сам не свой — подавленный, молчаливый. Я старалась его поддержать, говорила, что мы справимся. Но тень произошедшего лежала между нами.
— Я до сих пор не понимаю, — тихо сказала я, глядя в свою чашку с обычным черным чаем. — Что она искала? Что такого ты прячешь в этом сейфе, что она пошла на такое?
Олег напрягся.
— Ничего особенного. Документы на квартиру, наши сбережения, кое-какие семейные драгоценности. Она, видимо, просто… тронулась умом от жадности.
Но он не смотрел мне в глаза. И я поняла, что он лжет.
— Олег, посмотри на меня, — попросила я. — Твоя мать сказала, что хотела тебя «спасти». От чего? Что в этом сейфе? После всего, что случилось, я имею право знать правду. Полную правду.
Он долго молчал. Потом тяжело вздохнул, встал и пошел в кабинет. Я пошла за ним. Он подошел к сейфу, набрал код, повернул ключ. Дверца со щелчком открылась.
— Смотри, — сказал он устало. — Никаких тайн.
Он начал выкладывать на стол папки с документами, бархатные коробочки с украшениями… И вдруг его рука замерла. На дне сейфа лежала еще одна папка. Тонкая, картонная. Не такая, как остальные. Он медленно вытащил её.
— Что это? — спросила я шепотом.
Он не ответил. Он открыл папку, и я увидела, что внутри лежит свидетельство о рождении. И фотография. Маленький мальчик, лет пяти, с большими серьезными глазами. Глазами Олега. Я заглянула в документ. В графе «отец» стояло имя моего мужа: Олег Викторович Соколов. А вот фамилия матери и самого ребенка были мне неизвестны.
Мир качнулся и поплыл.
— Олег? — мой голос прозвучал, как чужой. — Кто это?
Он закрыл глаза. Было видно, как по его лицу пробежала судорога.
— Это… это мой сын, — выдавил он. — Его зовут Миша. Ему скоро будет шесть.
Я смотрела на него и не узнавала. Человек, с которым я прожила три года, которого, как мне казалось, я знала от и до, превратился в незнакомца.
— У тебя… есть сын? И ты мне не сказал?
— Я боялся, — прошептал он. — Боялся тебя потерять. Это было до тебя. Мы давно расстались с его матерью, я просто помогаю им. Я хотел рассказать, честно. Но не знал как…
— А твоя мать знала, — догадалась я. И новая, еще более страшная волна осознания накрыла меня. — Она знала. И она хотела заполучить эти документы.
— Да, — кивнул он, пряча взгляд. — Она была против моих отношений с тобой. Считала, что я должен вернуться к той женщине, к матери своего ребенка. Она угрожала, что если я этого не сделаю, то она все тебе расскажет. А потом, видимо, решила, что лучше иметь на руках доказательства. Чтобы шантажировать меня. Чтобы контролировать мою жизнь.
Я села на стул, потому что ноги меня больше не держали. Предательство его матери было ужасным. Но предательство мужа… оно было во сто крат хуже. Вся моя жизнь, вся наша «крепость» оказалась построенной на лжи. Его молчание было таким же ядом, как снотворное в чае его матери. Только оно отравляло не тело, а душу. Медленно, день за днем.
Я подняла на него глаза. В них больше не было слез. Только пустота. Я смотрела на человека, которого любила больше жизни, и понимала, что больше его не люблю. Я не знала этого мужчину. Вся наша идеальная картинка рассыпалась в прах, оставив после себя только горькую пыль обмана. Я думала, что главный монстр — это Тамара Павловна, но она была лишь симптомом. Болезнь была гораздо глубже. Она была в самом сердце нашей семьи, в молчании моего мужа. Он не защищал меня. Он защищал свою тайну.
Я встала, подошла к шкафу в спальне и достала дорожную сумку. Я не кричала. Не устраивала истерик. Я просто молча складывала свои вещи. Олег стоял в дверях и смотрел на меня с отчаянием.
— Аня, прошу тебя, — говорил он. — Не уходи. Мы все можем исправить. Я все исправлю!
А я смотрела на него и думала: как можно исправить то, чего никогда не было? Наша любовь, наше доверие — все это было иллюзией. Все эти три года я жила во лжи. И проснулась я не в ту ночь, когда увидела его мать у сейфа. Я проснулась только сейчас.
Я закончила собирать сумку, застегнула молнию. Подошла к нему, молча обошла его, как обходят предмет мебели. В прихожей сняла с крючка свои ключи от квартиры, положила их на тумбочку. Открыла дверь. И только на пороге обернулась.
— Знаешь, Олег, — сказала я тихо, но отчетливо. — Твоя мать действительно хотела тебя спасти. Она спасла меня. От тебя.
Я вышла и закрыла за собой дверь, не оглядываясь. Я шла по ночной улице, не разбирая дороги, и впервые за долгие месяцы чувствовала не сонливость, а звенящую ясность в голове. Туман рассеялся. Я была одна, у меня не было дома, а будущее представлялось черной дырой, но я была свободна. Свободна от лжи, от чужих тайн и отравленного чая. Это было горькое, выстраданное пробуждение, но это было пробуждение к новой жизни. Моей жизни.