— Пятнадцать тысяч, Юра. Пятнадцать! — Вера стояла посреди кухни с телефоном в руке, экран которого светился выпиской из банковского приложения. — Три дня назад. Твоей маме.
Юрий снимал куртку в прихожей, движения замедлились. Он не смотрел на жену.
— Ей нужны были деньги.
— Нужны были деньги, — повторила Вера, и голос ее задрожал. — А мне что, не нужны? Я третий месяц мимо того магазина хожу, где ботинки осенние продаются. Каждый раз захожу, примеряю и ухожу. Потому что мы копим. Помнишь? На ремонт копим. Пока я отказывала себе в новых ботинках, ты, оказывается, общие деньги на свою маму тратил?
Юрий наконец повернулся к ней. Лицо виноватое, но упрямое.
— Веpa, она моя мать. Она попросила — я не мог отказать.
— Попросила, — Вера прошла на кухню, села за стол. — На что? На что ей срочно понадобилось пятнадцать тысяч?
— На важные нужды.
— Какие нужды, Юра? Какие?
— Она не уточняла. Сказала, что срочно нужно.
Вера закрыла глаза, досчитала до десяти. В горле стоял комок, руки дрожали. Три месяца жесткой экономии. Она считала каждый рубль, отказывала себе во всем. В новой помаде, в походе с коллегами в кафе после смены, в тех самых ботинках, которые так хотелось купить.
— Я сегодня шла с работы, — тихо сказала она. — Увидела эти ботинки в витрине. Зашла, померила. Продавщица спросила, буду брать. Я сказала — нет, мы копим на ремонт. Она так удивилась, говорит: девушка, у вас же старые совсем развалились. А я ей: ничего, еще зиму прослужат.
— Вера...
— Подожди. Пришла домой, решила проверить счет — может, уже хватит на первый взнос бригаде. Смотрю — не хватает. А потом вижу этот перевод. Твоей маме.
Юрий сел напротив, потянулся к ее руке. Вера отдернула.
— Мне не все равно на маму, — продолжал он. — Она одна живет, пенсия у нее небольшая...
— Юра, у твоей матери пенсия двадцать восемь тысяч. Бывший завуч, стаж тридцать пять лет. Я точно знаю — сама же мне говорила в прошлом году. У нее своя квартира, никаких долгов. Она не бедствует.
— Но если ей понадобились деньги...
— А если мне понадобятся? — Вера подняла голову, посмотрела на мужа. — Если я приду и скажу — хочу купить себе ботинки, ты что, тоже сразу дашь?
— Это другое.
— Чем другое?
— Она моя мать, Вера. Она меня родила, вырастила. Двоих нас с Антоном подняла одна, когда отец ушел.
— Это было двадцать пять лет назад, — Вера встала, открыла холодильник, достала йогурт. Есть не хотелось, но нужно было чем-то занять руки. — И при чем тут это? Ты ей обязан всю жизнь деньги отдавать?
— Не всю жизнь. Просто помогать иногда.
— Иногда, — Вера села обратно, открыла йогурт. — Хорошо. А как часто это "иногда"?
Юрий молчал.
— Я сейчас проверю, — Вера снова взяла телефон, начала листать банковские выписки. Июнь, май, апрель... — Так. Двадцать третье июня — семь тысяч. Восьмое июня — пять. Четвертое мая — десять. Девятнадцатое апреля...
— Хватит.
— Нет, подожди, это интересно. Двенадцатое марта — восемь тысяч. Двадцать седьмое февраля...
— Я сказал, хватит! — Юрий стукнул ладонью по столу.
Вера подняла взгляд. Муж сидел красный, челюсть сжата. Злился. На нее злился.
— Шестьдесят две тысячи, — спокойно сказала она. — За полгода ты перевел своей матери шестьдесят две тысячи рублей. Это те деньги, которых нам не хватило на первоначальный взнос бригаде. Мы бы уже ремонт начали, Юра. Уже бы жили нормально.
— Нормально мы и так живем.
— Ты серьезно? — Вера рассмеялась, но смех вышел горьким. — У нас в ванной плитка отваливается. На кухне обои десять лет висят. Я боюсь приглашать к нам людей, потому что стыдно за эту обшарпанность. А ты говоришь — нормально живем.
— Мама важнее ремонта.
— Для тебя, может, и важнее, — Вера встала, выбросила нетронутый йогурт в мусорное ведро. — А для меня важна наша с тобой жизнь. Наша семья. Наши планы.
— А мама не семья?
— Семья. Но у нее своя жизнь должна быть, а у нас своя.
Юрий тоже поднялся, прошел в комнату. Вера слышала, как он включил телевизор, переключал каналы. Разговор окончен, значит.
Она осталась стоять на кухне, глядя в окно. На улице зажигались фонари, начинался вечер. Обычный осенний вечер. Только вот внутри все переворачивалось.
Шестьдесят две тысячи. Больше половины того, что они накопили. Просто так, без ее ведома. Даже не посоветовался.
Вера достала телефон, открыла чат с Ольгой Ивановной. Коллега по поликлинике, опытная медсестра, с ней можно было поговорить о чем угодно.
"Оль, ты завтра на смену?"
Ответ пришел через минуту: "Да, с восьми. Что-то случилось?"
"Расскажу завтра. Нужен совет."
"Жди меня в ординаторской на перерыве."
Вера выключила телефон, прошла в спальню. Юрий лежал на диване в комнате перед телевизором, она слышала звуки какого-то фильма. Легла в кровать, натянула одеяло. Спать не хотелось, но и разговаривать с мужем тоже.
В голове крутилась одна мысль: "Он не посоветовался. Просто взял и перевел. Как будто я не имею права голоса".
***
Утром они позавтракали молча. Юрий ушел на работу первым, даже не попрощался нормально — буркнул что-то в сторону двери. Вера собралась на смену, оделась перед зеркалом в прихожей. Старые ботинки смотрелись жалко, носок на одном потерся до дыр.
В поликлинике утро выдалось тяжелым. Пациентов много, все спешат, нервничают. Вера работала на автомате, выдавала направления, отвечала на вопросы, но мысли были совсем не здесь.
В обеденный перерыв она нашла Ольгу Ивановну в ординаторской. Коллега сидела у окна, ела принесенную из дома еду.
— Ну что, рассказывай, — сказала Ольга, едва Вера присела рядом.
Вера выложила все. Про ботинки, про переводы, про вчерашний разговор. Говорила быстро, сбивчиво, понимала, что звучит истерично, но остановиться не могла.
Ольга слушала молча, кивала. Когда Вера закончила, коллега вздохнула.
— Знаю я таких свекровей, — сказала она. — У самой было похоже. Двадцать лет мужа на крючке держала. Все время что-то нужно было — то на лекарства, то на ремонт, то еще на что. А у самой деньги на книжке лежали.
— Думаешь, у нее тоже есть?
— А ты проверь. Намекни как-нибудь, понаблюдай за реакцией.
— Юра разорвет меня, если узнает, что я к его маме с такими вопросами полезу.
— Тогда живи дальше так же, — Ольга пожала плечами. — Отказывай себе во всем, копи на ремонт, который так и не начнется. Потому что у свекрови всегда будут срочные нужды.
Вера кусала губу. Права Ольга или нет? Может, действительно Светлане Павловне нужны эти деньги? Может, она действительно еле концы с концами сводит?
Но шестьдесят две тысячи за полгода — это слишком много для человека, который просто нуждается в небольшой помощи.
Вечером Вера решилась. Когда Юрий пришел с работы, она сказала:
— Я хочу съездить к твоей маме. Поговорить.
— О чем?
— О деньгах. О том, что происходит.
— Вера, не надо. Не лезь.
— Почему не надо? Это касается нашей семьи, наших денег. Я имею право знать.
— Она тебе ничего не скажет. Только обидится.
— Пусть обижается, — Вера взяла сумку. — Я еду.
— Подожди, я с тобой.
— Нет. Мне нужно поговорить с ней наедине.
Юрий хотел что-то сказать, но промолчал. Вера вышла из квартиры, спустилась к машине. До дома свекрови ехать минут двадцать, но она специально выбрала окружную дорогу — нужно было собраться с мыслями.
Светлана Павловна жила в спальном районе, в старой пятиэтажке. Квартира двухкомнатная, всегда чистая и прибранная. Свекровь следила за порядком фанатично — даже ковры на стенах висели, как в советские времена.
Вера поднялась на третий этаж, позвонила в дверь. Открыла Светлана Павловна быстро, видимо, смотрела в глазок.
— Вера? — Удивление в голосе было наигранным. — Что-то случилось?
— Нужно поговорить.
— Проходи.
Они прошли на кухню. Светлана Павловна жестом предложила сесть за стол, сама осталась стоять у окна. Поза защитная, руки скрещены на груди.
— Слушаю тебя.
— Светлана Павловна, Юра переводит вам деньги, — начала Вера. — Много и часто. За полгода набралось больше шестидесяти тысяч.
— И что?
— Мы копим на ремонт. Планировали начать в этом месяце, но теперь не хватает как раз той суммы, что ушла к вам.
— Юра мой сын, — свекровь выпрямилась. — Он сам решает, помогать мне или нет. Ты тут вообще при чем?
— При том, что это наши общие деньги. Семейные.
— Семейные, — Светлана Павловна усмехнулась. — А я что, не семья? Я его родила, вырастила. Одна двоих детей подняла, когда муж бросил. Работала на двух работах, себе ни в чем не позволяла. И теперь, когда мне нужна помощь, я не имею права попросить у сына?
— Имеете, — Вера старалась говорить спокойно. — Но мы тоже имеем право знать, на что идут наши деньги. И планировать свою жизнь.
— Ваша жизнь, — свекровь подошла ближе, оперлась руками о спинку стула. — Ваш ремонт. А я уже старая, мне скоро шестьдесят. Мне уже не до ремонтов, мне нужна поддержка.
— Светлана Павловна, у вас хорошая пенсия. Двадцать восемь тысяч. Своя квартира. Вы не бедствуете.
Лицо свекрови изменилось. Стало холодным, жестким.
— Ты приехала проверять, на что я трачу деньги? — голос ее стал тихим, опасным. — Считать мои расходы?
— Я приехала понять, почему мой муж отдает вам деньги, которые мы копили на нашу совместную цель.
— Потому что я его мать! — Светлана Павловна повысила голос. — Потому что я имею право на его помощь! А ты кто такая? Три года назад в его жизни появилась. Медсестра из поликлиники. Думаешь, я такую невестку хотела для сына?
Вера встала. Сердце колотилось, в висках стучало.
— Что вы сейчас сказали?
— То, что думаю. Юра мог бы найти кого получше. Умнее, образованнее. С положением. А не простую медсестру, которая теперь еще и копейки считает.
— Понятно, — Вера взяла сумку, направилась к выходу. — Теперь мне все понятно.
— Убирайся! — крикнула вслед свекровь. — И запомни — Юра мой сын. Он мне всегда поможет, что бы ты ни говорила!
Вера вышла из квартиры, спустилась по лестнице. На улице остановилась, прислонилась к стене дома. Руки тряслись, дышать было тяжело. Слова свекрови гудели в голове: "Медсестра из поликлиники. Думаешь, я такую невестку хотела?"
Значит, дело не в деньгах вообще. Дело в том, что Светлана Павловна считает ее недостойной своего сына. И держит Юру на коротком поводке, не давая по-настоящему отделиться.
Вера достала телефон, позвонила мужу. Он взял трубку сразу.
— Ну что, поговорила?
— Да. Она мне все объяснила.
— И что она сказала?
— Что я недостойная жена для тебя. Простая медсестра, не того уровня.
Юрий молчал.
— Ты слышал меня? — переспросила Вера.
— Слышал. Мама не это имела в виду...
— Имела. Именно это. Она считает, что имеет право на твои деньги, потому что я — так, случайная девушка, которая три года назад появилась.
— Вера, успокойся. Приезжай домой, поговорим нормально.
— О чем говорить? — голос ее сорвался. — Твоя мать только что в лицо мне сказала, что я тебе не пара. А ты молчишь!
— Я не молчу. Я... Просто мама расстроена, вот и наговорила лишнего.
— Расстроена, — Вера рассмеялась. — Хорошо. Езжай к ней, успокаивай. А я домой.
Она сбросила звонок, села в машину. Ехала медленно, боялась, что не справится с управлением — руки подрагивали, перед глазами все плыло.
Дома она рухнула на диван, уткнулась лицом в подушку. Плакать не хотелось — внутри была пустота. Холодная, неприятная пустота.
***
На следующее утро Вера проснулась от звонка телефона. Юрий уже ушел на работу, его половина кровати была холодной. На экране высветилось неизвестное имя, но номер показался знакомым.
— Алло?
— Вера, это Лидия Кравцова, соседка снизу. Помнишь меня?
Как же не помнить. Лидия Петровна — главная сплетница подъезда, дружила со Светланой Павловной. Вера редко с ней пересекалась, но каждый раз чувствовала себя под микроскопом.
— Помню. Здравствуйте.
— Слушай, я тут слышала от Светланы Павловны... Вы с Юрой правда ей запретили деньги давать?
Вера сжала телефон так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Лидия Петровна, это наши семейные дела.
— Ну как же семейные, когда вся лестничная площадка обсуждает. Светлана Павловна так расстроена, рассказывала, что ты приезжала, устроила ей допрос. Говорила, что она теперь для вас обуза.
— Я такого не говорила.
— А она говорит, что говорила. Еще сказала, что ты запретила Юре ей помогать. Как же так, Вера? Она же его мать. Старый человек, одна живет.
— До свидания, Лидия Петровна, — Вера сбросила звонок.
Значит, так. Светлана Павловна пошла в атаку по другому фронту. Распускает слухи, выставляет невестку в плохом свете. Классическая манипуляция — создать образ жертвы, прижатой к стене жестокой и жадной женой сына.
Вера оделась, собралась на работу. В поликлинике она работала как в тумане, механически выполняя обязанности. Ольга Ивановна заметила ее состояние, подошла в обеденный перерыв.
— Ездила к свекрови?
— Ездила, — Вера рассказала о разговоре, о звонке Лидии Кравцовой.
— Началось, — кивнула Ольга. — Теперь она будет всем жаловаться, какая ты плохая. Стандартная тактика. Она не просто деньги хочет — она хочет контролировать сына. А ты помеха.
— Что мне делать?
— Разговаривать с мужем. Жестко, прямо. Пусть выбирает — или он с тобой строит свою жизнь, или остается маменькиным сыночком до старости.
Вера кивнула, но внутри все сжалось. Ультиматум — это крайняя мера. А вдруг Юра выберет мать?
Вечером, когда муж вернулся домой, Вера встретила его серьезным разговором. Они сели за стол на кухне, и она начала без предисловий:
— Твоя мать распускает про меня слухи. Лидия Кравцова звонила, говорит, что вся лестничная площадка обсуждает, какая я жадная жена.
Юрий вздохнул.
— Мама расстроена. Она не со зла.
— Не со зла? Юра, она специально выставляет меня в плохом свете. Говорит, что я ей устроила допрос, что запретила тебе помогать.
— Ну ты же действительно приезжала с претензиями...
— С претензиями?! — Вера повысила голос. — Я приехала выяснить, почему наши общие деньги уходят к твоей матери без моего ведома! Это нормальный вопрос!
— Для тебя, может, и нормальный. А для мамы это обида. Она всю жизнь мне отдала, а теперь я, получается, за каждую копейку должен перед женой отчитываться.
— Юра, мы женаты три года. Три года живем вместе, планируем вместе. Когда ты начнешь понимать, что твои решения касаются не только тебя?
— А когда ты начнешь понимать, что мама для меня важна?
— Я не говорю, что она не важна! — Вера встала, прошлась по кухне. — Я говорю о другом. О том, что у нас должны быть свои приоритеты. Наша жизнь, наши планы. А не бесконечное спонсирование твоей матери, которая, между прочим, совсем не бедствует!
— Откуда ты знаешь? Может, ей действительно не хватает на жизнь.
— У нее пенсия двадцать восемь тысяч, Юра! Двадцать восемь! Это больше, чем у половины работающих людей. И своя квартира, никаких долгов.
— Но ей нужна помощь...
— Ей нужен контроль над тобой, — резко сказала Вера. — Вот что ей нужно. Она держит тебя на коротком поводке через чувство вины. Ты для нее не самостоятельный мужчина, а вечный должник.
Юрий побледнел.
— Как ты можешь такое говорить?
— Потому что это правда. Подумай сам — сколько лет отец ушел? Двадцать пять. Ты давно взрослый, самостоятельный. Но мама до сих пор напоминает тебе, как тяжело ей было вас растить. Это манипуляция, Юра.
— Заткнись! — он резко встал, стул со скрежетом отъехал назад. — Не смей так говорить о моей матери!
Вера замерла. Муж никогда не повышал на нее голос так резко. В его глазах была злость, настоящая злость.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Не буду. Но тогда объясни мне — как мы дальше будем жить? Ты так и будешь каждый месяц отправлять ей деньги? А наши планы?
— Найдутся деньги и на ремонт, и на маму.
— Откуда? Мы оба работаем, зарплаты стабильные, но не космические. Если ты каждый месяц будешь отдавать ей по десять тысяч, мы никогда не накопим.
— Тогда откажись от своего ремонта! — выпалил Юрий. — Будем жить так, как есть!
— То есть я должна отказаться от своих желаний, чтобы твоя мать могла получать деньги, которые ей даже не нужны?
— Нужны! Они ей нужны!
— Докажи, — Вера скрестила руки на груди. — Давай съездим к ней вместе, посмотрим, на что она их тратит. Может, у нее действительно какие-то расходы. Тогда я извинюсь.
Юрий молчал, отводил взгляд.
— Не можешь доказать? — продолжала Вера. — Потому что сам не знаешь, на что она их тратит. Просто даешь, потому что она попросила.
— Она моя мать!
— А я твоя жена! — Вера подошла к нему вплотную. — Когда ты это поймешь? Когда перестанешь быть маменькиным сынком и станешь мужем, который отвечает за свою семью?
Юрий развернулся и вышел из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь — он ушел.
Вера осталась стоять посреди кухни, чувствуя, как все внутри холодеет. Они поругались по-настоящему. Впервые за три года так серьезно.
И она не была уверена, что они помирятся.
***
Юрий вернулся только поздно вечером. Вера не спала, сидела на кухне, смотрела в окно на темный двор. Услышала, как открылась дверь, как он разделся в прихожей. Не пошла навстречу.
Он появился на пороге кухни, лицо усталое, измученное.
— Я был у мамы.
— Догадалась.
— Она плакала. Сказала, что ты ее унизила. Что ей теперь стыдно перед соседями.
Вера повернулась к нему.
— И ты, конечно, ее успокаивал. Говорил, что я не права.
— Говорил, что мы разберемся. Что это недоразумение.
— Недоразумение, — Вера встала. — Юра, ты правда не видишь, что происходит? Твоя мать манипулирует тобой. Деньги ей не нужны. Ей нужно, чтобы ты постоянно чувствовал себя виноватым. Чтобы ты бегал к ней, жалел, помогал.
— Ты не знаешь моей матери.
— Знаю. Знаю лучше, чем ты думаешь. Она с первого дня нашего знакомства показывала мне, что я недостойна тебя. Помнишь, как она при мне спрашивала, почему ты не встречаешься с дочкой ее подруги? Той, что в банке работает? Или когда узнала, что я медсестра, сказала: "Ну, главное, чтобы ты Юру любила".
— Она просто переживает за меня.
— Она хочет тебя контролировать! — Вера подошла ближе. — И деньги — это способ контроля. Пока ты ей платишь, ты у нее в долгу. Вечный должник.
Юрий отвернулся.
— Я не хочу об этом говорить.
— А мне нужно. Потому что дальше так жить нельзя. Я не готова всю жизнь экономить на себе, чтобы твоя мать могла получать деньги, которые копит на своем счету.
— Откуда ты знаешь, что копит?
— Не знаю. Но предполагаю. Потому что не верю, что человек с такой пенсией и без долгов нуждается в постоянной финансовой помощи.
— Хватит! — Юрий резко обернулся. — Хватит копаться в моей матери! Она меня родила, вырастила, дала образование. А ты пришла три года назад и уже указываешь, как мне жить!
— Три года назад, — повторила Вера тихо. — Три года мы вместе. Но для тебя это ничего не значит, да? Мама важнее.
— Не передергивай.
— Я не передергиваю. Я просто вижу ситуацию такой, какая она есть. Ты выбираешь ее. Каждый раз выбираешь ее.
Юрий молчал, глядя в пол.
— Ладно, — Вера прошла мимо него в спальню. — Спокойной ночи.
В пятницу вечером, когда Вера вернулась с работы, в их дверь позвонили. Открыла — на пороге стоял Антон, младший брат Юры, и его жена Ирина.
— Привет, — сказал Антон. — Можно войти?
— Конечно, — Вера отступила в сторону. — Проходите. Юра еще не пришел, минут через двадцать должен быть.
— Мы как раз хотели с вами обоими поговорить, — Ирина сняла куртку, повесила на вешалку.
Они прошли на кухню, сели за стол. Вера поставила чайник — старая привычка, к гостям нужно что-то подать. Но потом вспомнила запрет и просто села напротив.
— Что случилось? — спросила она.
— Мама звонила, — Антон положил локти на стол. — Жаловалась на вас с Юрой. Сказала, что вы ей запретили помогать. Что Вера устроила скандал, унизила ее.
— Я не унижала...
— Мы знаем, — перебила Ирина. — Антон, расскажи ей.
Антон вздохнул.
— Вера, наша мама... Она особенный человек. Всегда была такой. Когда мы с Юрой были маленькими, она постоянно говорила мне, что Юра любимчик. Что он умнее, лучше, что он ее надежда. А мне — что я должен быть благодарен, что она вообще нас растит. После отца тяжело было, это правда. Но она использовала это. Постоянно напоминала, как ей трудно, как мы должны ценить ее.
— Когда Антон съехал от нее, — продолжила Ирина, — она два месяца с ним не разговаривала. Говорила всем, что сын ее бросил. А он просто снял квартиру, потому что нашел работу в другом районе.
— И Юре она говорила, что я неблагодарный, — добавил Антон. — Что бросил ее одну. Хотя я каждую неделю приезжал, помогал с ремонтом, давал деньги. Но для нее этого было мало.
Вера слушала молча, в горле стоял комок.
— Когда мы с Ириной поженились, мама сказала мне: "Жена у тебя хорошая, но я надеюсь, ты не забудешь, кто тебя вырастил". Это было на нашей свадьбе, — Антон усмехнулся горько. — В первый год брака она звонила каждую неделю, просила денег. То на лекарства, то на продукты, то еще на что-то. Я давал, потому что думал — действительно нужно. Пока Ира не увидела случайно ее сберкнижку.
— Что? — Вера выпрямилась.
— Мама попросила меня забрать документы из банка, — объяснила Ирина. — Я поехала, получила. По дороге домой заглянула в конверт — там лежала выписка со счета. На книжке было больше полумиллиона.
— Полумиллиона? — Вера не верила своим ушам.
— Ага, — кивнул Антон. — Три пенсии лежали нетронутые. Плюс какие-то накопления еще. А она нам с Юрой жаловалась, что денег не хватает.
— Когда я показала это Антону, мы приехали к ней, спросили напрямую, — Ирина говорила спокойно, но в голосе чувствовалась старая обида. — Она не отрицала. Сказала, что это деньги на старость, на похороны. Что она имеет право их копить. Но зачем тогда просить у нас?
— Контроль, — ответил Антон. — Ей важно, чтобы мы чувствовали себя обязанными. Чтобы постоянно помогали, приезжали, звонили. Не потому что хотим, а потому что должны.
— Мы после того разговора сказали, что больше не будем давать деньги просто так, — продолжила Ирина. — Только если реально что-то серьезное случится. Она обиделась. Месяца два не звонила нам.
— А потом начала звонить Юре чаще, — добавил Антон. — Я замечал. И предупреждал брата, рассказывал про сберкнижку. Но он не поверил. Сказал, что я просто хочу отмазаться от помощи маме.
Вера закрыла глаза. Значит, Юра знал. Знал и все равно продолжал отправлять деньги.
В этот момент открылась входная дверь. Юрий вошел, увидел брата с женой и остановился.
— Антон? Что вы здесь делаете?
— Поговорить приехали, — Антон встал. — Садись, брат. Нам с тобой нужно серьезно поговорить.
Следующий час они говорили. Антон рассказывал Юрию то же, что только что рассказал Вере. Про манипуляции, про сберкнижку, про то, как мать всю жизнь держала их на коротком поводке.
Юрий слушал, лицо у него было каменным. Иногда пытался возразить, но Антон обрывал его.
— Перестань защищать ее, — говорил младший брат. — Она нас любит, это правда. Но любовь у нее какая-то собственническая, удушающая. Она не хочет, чтобы мы были самостоятельными. Ей нужно, чтобы мы всегда были при ней, зависели от нее.
— Но она нас вырастила одна...
— И мы ей благодарны! — Антон повысил голос. — Черт возьми, Юра, я ей благодарен! Но это не значит, что я должен всю жизнь жить под ее контролем! У меня своя семья, свои планы. И у тебя тоже.
— Мама звонила нам на этой неделе, — сказала Ирина. — Просила денег. Пять тысяч на "срочные нужды". Мы отказали. У нас ипотека, маленький ребенок, мы не можем себе позволить просто так раздавать деньги.
— И она что сказала? — спросила Вера.
— Что мы неблагодарные. Что забыли, кто нас вырастил. Обычное, — Ирина пожала плечами.
Юрий сидел, глядя в стол. Молчал долго. Потом тихо спросил:
— Антон, а ты думаешь, она действительно нас не любит? Просто манипулирует?
— Любит, — ответил брат. — Но неправильно. Она не научилась нас отпускать. Для нее мы до сих пор маленькие мальчики, которые без нее не справятся.
— Может, стоит поговорить с ней? — предложила Вера. — Вместе. Объяснить, что вы готовы помогать, когда действительно нужно. Но не готовы мириться с манипуляциями.
— Пробовали, — Антон покачал головой. — Она не слушает. Для нее это предательство.
— Но попытаться можно, — настаивал Юрий. — Я не хочу терять мать.
— Ты ее не потеряешь, — Ирина положила руку на плечо Юрию. — Просто отношения станут другими. Более честными.
Они договорились, что в субботу поедут к Светлане Павловне вместе — оба брата. Поговорят серьезно, без эмоций.
***
Суббота выдалась пасмурной. Вера проводила мужа до двери, он был бледный, нервничал.
— Может, ты поедешь со мной? — попросил он.
— Нет. Это ваш с Антоном разговор. Мужской. Мне там не место.
— А вдруг она совсем откажется разговаривать?
— Тогда вернешься. Но попытаться нужно.
Юрий кивнул, вышел. Вера осталась дома одна, ходила по квартире кругами, не находила себе места. Пыталась отвлечься уборкой, но все мысли были там, у Светланы Павловны.
Юрий вернулся поздно вечером. Лицо у него было измученное, глаза красные.
— Ну что? — Вера встретила его на пороге.
— Разговаривали два часа, — он снял куртку, прошел на кухню, плюхнулся на стул. — Мама не хотела слушать сначала. Кричала, плакала. Говорила, что мы неблагодарные, что предаем ее.
— И что вы ей ответили?
— Антон был жестким. Сказал прямо — или она перестает манипулировать, или мы общаться не будем. Я пытался мягче, но она не слышала. Все время повторяла одно и то же — что мы ей обязаны, что она нас одна вырастила.
Вера села рядом.
— А про сберкнижку спросили?
— Спросили. Она не отрицала. Сказала, что это ее деньги, она имеет право их копить. А от нас имеет право просить помощи, потому что мы ее сыновья.
— И что дальше?
— Дальше я сказал, что готов помогать, когда действительно нужно. Но хочу знать, на что идут деньги. И не готов делать это тайком от жены, — Юрий посмотрел на Веру. — Она обозвала тебя. Сказала, что ты меня настроила против нее.
— Конечно. Я же виновата во всем.
— Я ее остановил. Сказал, что Вера права. Что мы семья и должны принимать решения вместе. Мама... Она побледнела. Сказала: "Значит, ты выбираешь ее, а не меня?"
Вера напряглась.
— И что ты ответил?
— Что я не выбираю. Что люблю их обеих. Но с тобой я строю свою жизнь. А она — моя мать, и я всегда буду о ней заботиться. Но по-другому.
— Она приняла это?
Юрий покачал головой.
— Нет. Сказала, чтобы мы уходили. Что больше не хочет нас видеть.
— Юра...
— Знаю. Антон говорит, что она всегда так делает. Обижается, замыкается. Потом отходит. Но не знаю, сколько времени это займет.
Вера взяла его руку.
— Ты поступил правильно.
— Мне тяжело, — голос его дрожал. — Это моя мать, Вера. Я не хочу, чтобы она страдала.
— Она не страдает. Она злится, что потеряла контроль. Это разные вещи.
Юрий кивнул, но видно было, что ему по-прежнему тяжело.
Следующие недели прошли в странном напряженном спокойствии. Светлана Павловна не звонила, на сообщения не отвечала. Юрий пытался связаться с ней несколько раз, но она сбрасывала звонки.
— Она всегда так, — говорил Антон, когда они встречались. — Помню, в детстве, когда я отказывался делать что-то, что она хотела, она по три дня со мной не разговаривала. Сидела, смотрела так... укоризненно. Пока я не извинялся.
— Но я же не маленький ребенок, — Юрий нервничал. — Мне тридцать пять лет.
— Для нее ты все еще ребенок. Вот в чем проблема.
Вера видела, как мужу тяжело. Он ходил мрачный, часто смотрел в телефон, проверяя, не написала ли мать. Она старалась поддерживать его, но понимала — процесс этот долгий и болезненный.
Зато они начали ремонт. Наконец-то накопили нужную сумму. Бригада приехала, начали работу. Вера выбирала плитку для ванной, обои для кухни. Юрий помогал, хотя было видно, что не весь тут.
В один из вечеров, когда они красили стены в комнате, Юрий внезапно сказал:
— Прости, что не поверил тебе сразу.
Вера отложила валик.
— О чем ты?
— О маме. Ты сразу увидела, что она манипулирует. А я не хотел верить. Защищал ее, обвинял тебя. Прости.
— Не извиняйся, — Вера подошла, обняла его. — Это был твой выбор. Трудный, но ты его сделал.
— Думаешь, она когда-нибудь простит?
— Не знаю. Может быть. Но даже если нет — это не конец света. Ты не виноват в том, что хочешь жить своей жизнью.
Юрий прижался к ней, стояли так молча. За окном шел дождь, стучал по подоконнику. В комнате пахло краской, но это был приятный запах — запах новой жизни, которую они строят.
Телефон Юрия зазвонил. Он посмотрел на экран — мать. Замер, глядя на имя. Вера чувствовала, как напряглось его тело.
— Возьми, — тихо сказала она.
Юрий качнул головой.
— Нет. Не сейчас.
Он отклонил звонок, положил телефон на подоконник. Вера не комментировала. Это был его выбор.
Они продолжили красить стену. Размеренно, молча, плечом к плечу. За окном дождь усиливался, но в квартире было тепло и уютно.
На полке у входа стояли новые осенние ботинки Веры. Те самые, о которых она мечтала три месяца назад. Красивые, удобные, именно такие, как хотелось. Юрий купил их на прошлой неделе, принес домой, сказал: "Прости, что пришлось ждать".
Вера тогда расплакалась. Не из-за ботинок — из-за того, что муж наконец-то понял. Понял, что они — одна команда. Что ее желания и мечты так же важны, как материнские просьбы.
Светлана Павловна так и не позвонила больше. Прошел месяц, потом второй. Через соседку Лидию Кравцову иногда доходили слухи — мол, Светлана Павловна всем рассказывает, что сыновья от нее отвернулись. Что неблагодарные невестки настроили их против матери.
Ирина только усмехалась, услышав это:
— Пусть рассказывает. Кто знает правду, тот поймет.
Антон с Юрой изредка пытались дозвониться до матери, но она не брала трубку. Отправляли сообщения — читала, но не отвечала. Привычная тактика — обиженное молчание.
— Рано или поздно отойдет, — говорил Антон. — Просто ей нужно время. И понимание, что манипуляции больше не работают.
Юрий кивал, но видно было, что ему все еще тяжело. Особенно по вечерам, когда вспоминал детство, мать, как она их с братом растила. Вера не мешала ему грустить. Знала — это часть процесса. Отделение от родителей всегда болезненно, даже если оно необходимо.
Ремонт подходил к концу. Квартира преображалась — свежие стены, новая плитка в ванной, обновленная кухня. Вера стояла посреди комнаты, оглядывала результат. Наконец-то они добились своего. Их дома. Их пространства.
— Красиво получилось, — сказал Юрий, обнимая ее со спины.
— Очень, — согласилась Вера.
Они помолчали, глядя на обновленную квартиру. В груди у Веры было спокойно. Да, со свекровью отношения не наладились. Да, возможно, Светлана Павловна так и не примет их выбор. Но это уже не их проблема.
Они сделали то, что должны были сделать — поставили границы. Защитили свою семью, свои планы, свое будущее. И это было правильное решение, каким бы трудным оно ни казалось.
За окном стемнело. Дождь прекратился, на небе проглядывали звезды. Вера прислонилась к мужу, чувствуя его тепло и поддержку. Они справились. Вместе.
И это было самое главное.