Между пальцами Ормузда, стиснувшими сломанную книгу, пробиваются лучи света. Они мерцают, как будто под раздавленной обложкой до сих пор работает голопроектор. В лучах возникают образы – сгорбленные фигуры со звериными головами. Вот гончий пёс. Из его открытой пасти течёт кровь, язык пульсирует между клыками. У другого под глубоко надвинутым капюшоном виднеется воронья голова. Третье – скелет стервятника, с костей свисают лохмотья гниющей плоти. У последнего – голова змеи с перламутровой чешуей. Они тянутся к сиянию, что исходит от рук Ормузда, нетерпеливо пытаются схватить его, пожирают глазами.
– Это изображения ложных богов, жаждущих смерти Императора, алчущих человеческих душ. Бывают ли божества слепыми? Эти определённо слепы. Они могли видеть только свою победу и, как случается со всеми нами, не заметили, что серьёзно рискуют потерпеть неудачу…
Ариман не нуждается в объяснениях. Он понимает, что происходит. Ему нужно только дойти до двери. Выбраться из библиотеки. Надо сделать всего-то два шага. Но он не способен двинуться с места, а Ормузд по-прежнему твердит своё, всё настойчивей, всё громче.
– Что происходит, когда объект подвергается сильному давлению, а затем внезапно пропадает?
Свет уходит из его ладоней.
– Схлопывание, – говорит брат Азека.
Всё и вся немедленно устремляется в сферу, где раньше находилась смятая книга. Ормузд съёживается и исчезает между собственными руками. Сущность Аримана уносится в ту же точку.
Мрак. Гнетущий мрак. Словно на него обрушились воды целого океана.
– Хорус мёртв, – произносит голос Ормузда. – Пси-давление, которое ложные боги оказывали на мир через Воителя, коллапсировало в оставшуюся от него пустоту, что привело к эфирному схлопыванию невиданных масштабов. Психическая мощь, которая переполняла Императорский дворец, Терру, Солнечную систему, сейчас утекает в этот вакуум… Как если бы детонация бомбы высосала из воздуха кислород и тем самым затушила пламя вокруг себя…
Азек снова видит библиотеку. В ней горят книги. Пылают страницы. Свитки вспыхивают факелами. Инфо-планшеты рассыпаются пеплом.
– Или если бы случилось землетрясение, из-за которого вода ушла от берегов, и теперь рыба задыхается на дне морском…
Книжные переплёты разносит на куски. Страницы взмывают в воздух. Ариман видит, как пиктограммы, выведенные чернилами на листах пергамента, полыхают синим огнём. На его глазах образы мёртвых городов и рухнувших небес обращаются в прах. Напечатанные строфы развеиваются струйками дыма. Все сочинения в этой библиотеке так или иначе говорили о варпе. Каждая строчка поэзии, каждый словарь мёртвого языка имели отношение к Великому Океану снов и душ.
– Всё, что было связано с варпом, ныне утратило эту связь, – говорит Ормузд.
«Я» Аримана мчится наружу и вверх. Сквозь потолок, сквозь камень и металл этажей Дворца. Всё вокруг распадается. Когда мощь Эмпиреев достигла апогея, сама концепция времени и пространства утратила силу. Взаимосвязь локации и мгновения обрела новые формы. Двери теперь открываются в прошлое. Лестницы на башнях ведут наверх, пока не упрутся в землю. Из тверди колоссальных стен выпирают разрушенные бастионы. Алые и охряные небеса содрогаются, будто шмат окровавленного мяса. Пока Азек наблюдает, реальность с громовым раскатом втискивается в привычные границы. Пространство и время становятся на свои места. Тут и там грохочут взрывы – это аннигилирует материя, попавшая туда, где уже находилось другое вещество.
Всё это открывается Ариману в один миг, когда его «я» устремляется прочь из тела. Он не может ни остановить видение, ни управлять им. Он поднимается выше и выше, в огромную тень «Мстительного духа». Вместе с ним гигантской приливной волной вздымается варп, пронизанный всеми цветами кошмаров. Мимо проносятся обрывки демонических сущностей. Твари, состоящие из глаз, когтей и перьев, истаивают на лету.
Внизу, в руинах Дворца, Ариман видит какое-то чудовище, опустившее лапу на край багровой скалы. Прячущиеся за ней солдаты стоят на коленях, плачут и, задыхаясь, шепчут бессмысленные молитвы. Демон заносит когти для удара, и тут на него накатывает взрывная волна. Сущность твари рассеивается дымом. Его плоть распадается в мгновение ока. Он мечется, растворяясь в чёрном тумане. Вопли его подобны крикам умирающих птиц. Солдаты, укрывшиеся в тени скалы, не смотрят вверх, а продолжают молиться. Люди проживут ещё немного, но их души сломлены, и они никогда не забудут этот миг.
На развалинах стен внезапно падают, ослабев, воины в цветах Сынов Хоруса. Ушли нерождённые, с которыми Астартес делили тела, и теперь они всего лишь плотские оболочки, чьи растерзанные души истекают болью.
И так продолжается повсюду. Взору Аримана доступна каждая подробность, и в то же время он видит всё в целом. Азек – часть картины, наблюдатель, несомый течениями иссыхающего океана. Он вдруг понимает, что это зрелище — самое прекрасное и самое ужасное из всех, что ему довелось узреть. И материю, и эфир пронизывают волновые узоры. В ближайшие недели, пробираясь между обломками, выжившие будут на всём находить метку схлопнувшегося варпа, точно кровавые отпечатки пальцев убийцы. На каменных блоках они обнаружат застывшие круги, и прикосновение к ним заставит людей кричать. Сквозь пробоины во взрывозащитных дверях будет выть ветер, и звук этот напомнит им доносящийся издалека смех. Они найдут цистерны с обжигающе горячей, никогда не остывающей водой там, где нет никаких источников тепла. На страницах блокнотов и на пергаментных листах появятся слова мёртвых языков, записанные по спирали.
Ариман видит всё это из своей точки обзора, видит сингулярность в сердцевине водоворота. Дыру в центре всего сущего, которая когда-то была Хорусом. Вихрь. Всесокрушающую спираль. Это продлится недолго. Всего лишь миг, необозримый миг, отголосок вечности. Когда он закончится, останутся лишь прах и эхо тишины в душах уцелевших. Ариман знает, что его среди выживших не будет. Его сущность исчезнет в центре вихря. Тело разорвёт в клочья. Что от него останется? Прах, наверное. Струйка праха, летящая сквозь тьму в тщетных поисках пристанища.
– Это конец, брат мой, – слышит он голос Ормузда, звучащий так близко, словно тот шепчет на ухо.
Вот только говорит не его брат. Это голос самого Азека.
«Ex Libris» Джон Фрэнч.
