— Да, я тоже знала Владимира. У нас родился сын, Серёжа. Он хороший парень растёт, в футбол играет, — женщина по имени Ольга из Курска говорила спокойно, почти буднично, словно рассказывала о давнем знакомом. Марина уже не удивлялась. Она сидела в её уютной кухне с обоями в цветочек и пила чай с вишнёвым вареньем, слушая очередную вариацию той же истории.
Это была уже пятая или шестая женщина? Марина сбилась со счёта. После Воронежа был Краснодар, потом Тамбов, Липецк, Курск. Она превратилась в странницу, объезжающую города по чудовищному маршруту, составленному из фотографий в железном ящике. Каждая поездка была похожа на предыдущую: настороженность при встрече, узнавание на фото Владимира, тихая исповедь за чашкой чая, рассказ о ребёнке — мальчике или девочке, — и неизменное: «Он никогда не обещал мне ничего», «Он честно сказал, что женат», «Я ему благодарна».
Никаких скандалов. Никаких претензий. Никакой ненависти к ней, Марине. Только ровная, светлая печаль и благодарность человеку, который подарил им самое ценное — ребёнка. Это было хуже, чем если бы она наткнулась на злость или агрессию. Это спокойное принятие её роли, роли официальной жены, но не единственной женщины, ломало все внутренние опоры. Она чувствовала себя не обманутой женой, а каким-то администратором в странном проекте, о котором её даже не поставили в известность.
Она вернулась домой. Квартира встретила её гробовой тишиной и пылью, осевшей на мебель. Она не включала свет, прошла в гостиную по тёмному коридору и села в кресло, в котором всегда сидел Владимир. Оно всё ещё хранило слабый отзвук его запаха — табака и мужского одеколона, смешанного с запахом кожи. Она вдохнула его, и сердце сжалось не от тоски, а от странного, почти мистического ужаса перед непостижимостью этой души, которая была ей так близка и так чужда одновременно.
Перед ней на столе лежала разложенная география его двойной жизни. Фотографии женщин. Распечатанные Сергеем адреса. Имена детей, которые она механически записывала в блокнот: Катя, Антон, Серёжа, Настя, Олег, Полина… Получался целый школьный класс. Её собственный сын, Дмитрий, даже не подозревал, что у него по всей стране есть братья и сёстры. Целая рассыпанная семья. И все эти дети были рождены по одной схеме: одинокая женщина, временная ласка, честное предупреждение о наличии семьи и щедрый, но дозированный дар отцовства.
Она взяла в руки одну из вещей из ящика — тот самый простой, дешёвый платочек. Она так и не узнала, кому он принадлежал. Возможно, той, которую не нашла. Или той, которая не захотела с ней говорить. Она гладила шершавую ткань и думала, перебирая в памяти все эти поездки, все эти кухни, все эти лица.
Он не был монстром. Монстров боятся, их ненавидят. Эти женщины его благодарили. Он не был и альтруистом — его помощь была дозированной, он не бросал всё и не мчался по первому зову. Он был… системой. Точным, выверенным механизмом. Он находил одиноких, несчастливых женщин, часто с тяжёлой судьбой, и давал им то, в чём они больше всего нуждались — внимание, заботу и ребёнка. А себе он брал… что? Чувство собственной значимости? Ощущение, что он, простой дальнобойщик, строит свою маленькую империю? Оставлял после себя наследников, словно древний царь? Или пытался заполнить какую-то внутреннюю, страшную пустоту, которую не могла заполнить их с Мариной благополучная, но, видимо, недостаточная для него жизнь?
Она вспомнила, как он всегда говорил о их сыне: «Главное, чтобы корень был крепким». Оказывается, он позаботился, чтобы «корней» было много. Разбросанных, тайных, но крепких. Он сеял свою плоть и кровь по всей русской земле, как сеятель, который бросает зёрна в разные почвы. Его не заботила картина целого, его устраивало количество. Возможно, в этом была его личная, извращённая философия бессмертия.
В голове неотступно звучал один и тот же вопрос, который она не успела, не смогла, не догадалась задать ему при жизни. Зачем? Какой демон им двигал? Что за пустота зияла в его душе, которую он пытался заполнить этими разрозненными семьями? Она думала, что знает все его привычки, все пристрастия — он любил пельмени с перцем, смотрел футбол, читал перед сном детективы. Но этого главного, этого стержня, на котором держалась вся его личность, она не видела. Она жила с тенью, с искусной маской, которая изображала мужа и отца, в то время как настоящий Владимир был там, на дорогах, в чужих городах, в чужих постелях, совершая своё тихое, методичное паломничество.
Она подошла к их старой семейной фотографии, висевшей на стене. Владимир обнимал её и десятилетнего Дмитрия, все трое улыбались. Она всегда видела в этой фотографии счастье, крепость, нерушимость. Теперь ей казалось, что его улыбка была отстранённой, а взгляд устремлённым куда-то далеко, за рамку кадра, навстречу другим женщинам, другим детям, другим, параллельным жизням. Он был не с ними в этот момент. Его душа уже странствовала.
Правда, которую она так яростно искала, оказалась горше любой лжи. Ложь можно простить, разоблачить, пережить. А что делать с правдой, которая не укладывается в рамки привычных понятий добра и зла? Её муж не был ни подлецом, ни героем. Он был создателем сложной, извращённой вселенной, в которой у него было множество ролей, и роль верного мужа была лишь одной из них, и, возможно, не самой главной. Он был архитектором, построившим дом с множеством комнат, и Марина всю жизнь прозябала в прихожей, даже не подозревая о существовании других, роскошных апартаментов.
Она подошла к железному ящику, стоявшему в углу комнаты. Она больше не испытывала к нему ненависти или страха. Только бесконечную, всепоглощающую усталость и щемящую, почти невыносимую жалость. Жалость к нему, замурованному в своих демонах. К этим женщинам, принявшим такую урезанную версию любви. К их детям, которые будут знать его только как «дядю Володю». И к себе. К той наивной дуре, которой она была все эти годы.
Она захлопнула крышку. Глухой, окончательный щелчок замка прозвучал как точка. Точка в истории, которой не было. Точка в жизни, которая оказалась фикцией. Правда была добыта, выстрадана, оплачена её душевным покоем. Но мира она не принесла. Только оглушительную, звенящую тишину. И горькое осознание того, что самый главный вопрос, обращённый в пустоту, так и останется без ответа. Навсегда.
Спасибо, что дочитали эту историю до конца. Какие чувства остались у вас после развязки? Сможет ли Марина когда-нибудь примириться с этой правдой? А как поступили бы вы на её месте — продолжили бы поиски или предпочли бы незнание? Поделитесь вашим мнением в комментариях — для меня очень важны ваши мысли и впечатления.
Если история затронула вас, поддержите канал лайком и репостом — это поможет каналу развиваться и радовать вас новыми историями.
Возможно, вам будет интересна и другая история