В этом году в поездах дальнего следования появились семейные купе. Благая идея обернулось опасениями пассажиров, как случайно не оказаться в детском купе. Наш читатель Алексей рассказал, как однажды с ним произошло подобное.
Суть семейного купе проста: купить билет туда могут только пассажиры с детьми. Такие купе добавили во все поезда ФПК – где-то по одному, а где-то и по два. На схеме вагона на сайте РЖД и в мобильном приложении такие купе отмечены значком.
Купить билет в такое купе могут только пассажиры с детьми до 18 лет. Количество взрослых в заказе при этом не ограничено. Таким образом, если билет покупает одна мамочка с ребенком до пяти лет без места, то три другие места остаются свободными. В теории билеты могут купить хоть четверо пассажиров с детьми без места. Тогда в купе поедут восемь человек.
Но вне сезона чаще всего такие купе так и остаются пустыми вплоть до отправления поезда.
Подобная ситуация может встретиться и в обычном купе, ведь пассажирам с детьми никто не запрещает выбрать любое место в вагоне.
Более того, в купе с детьми обычный пассажир попасть не может, а вот в любом другом купе может встретиться с громкими попутчиками.
«Однажды я попал в такое купе. Тогда, правда, детские купе еще не выделяли. Это было обычное купе поезда, идущего на юг, в начале июня, сразу после начала каникул», – вспоминает наш подписчик Алексей.
По словам мужчины, он сел в купе на нижнее место в Москве, напротив была мамочка с девочкой. Он не имел ничего против. Поезд тронулся, они разговорились и порадовались, что едут без попутчиков. Девочка вела себя тихо, играла в куклы, смотрела в окно, что-то раскрашивала.
Громко, неспокойно и с запахами
Рассказывает Алексей:
«Однако счастье было недолгим. В Рязани дверь купе распахнулась, будто ее снес порыв ветра. Внутрь ворвался мальчишка лет пяти, за которым волоклась его мама с огромной коляской и бесконечными пакетами. Мальчик не просто вошел – он занял все пространство. Пока его мама пыталась запихнуть багаж куда-то наверх, он уже прыгал на мою нижнюю полку, раскачивался, цеплялся ногами за мою сумку. Мамочка сделала ему замечание таким тоном, будто знала, что он не послушает.
Моя тихая соседка напротив напряглась, прижала куклу к себе, а ее девочка смотрела на новоприбывшего так, как смотрят на грозу. Через пару минут игрушки уже летали по всему купе. Дети начали делить фломастеры, каждый раз объявляя войну. Мальчик залез под стол, потом обратно, потом бросился к окну так, что я едва успел отодвинуть ноги. Я пытался сохранять спокойствие, но внутри уже подрагивала жилка раздражения.
Запахи были следующим ударом. Новая соседка достала контейнеры с едой – курица, яйца, все сразу, весь букет поездной классики. Мальчику тоже дали еду, и часть обеда тут же оказалась на столе, на полу, и чуть не на моих брюках. Девочка напротив потребовала банан, и ребенок решил его очищать самостоятельно. Банан выскальзывал, ломался, лип, размазывался по ртам.
Я очень надеялся, что больше попутчиков не будет, но когда поезд остановился, дверь снова открылась, и вошла еще одна мама – теперь уже с малышкой двух лет, только начинавшей говорить. Она знала мало слов, но умела произносить их громко. Девочка тут же взялась за изучение купе: трогала занавески, залезала под стол, трогала мои ботинки, пыталась забраться на верхнюю полку.
Мальчик моментально оживился и решил показать малышке, как он прыгает со ступеньки на сиденье. Девочка, что была здесь изначально, решила не отставать, и вот уже двое детей носились по купе, которое давно перестало быть местом для отдыха и стало походить на игровую комнату площадью три квадратных метра.
«Мы вас, наверное, замучили»
Мамочки мгновенно нашли общий язык. Они болтали без остановки, обсуждали цены на подгузники, садики, школы, воспитание. Их голоса сливались в непрерывный гул, и я чувствовал, что перегреваюсь умственно. При этом они смотрели на меня так, будто я элемент интерьера – что-то вроде полки или стремянки.
Запахи стали еще тяжелее: курица смешалась с бананами, бананы с каким-то печеньем, которое громко шуршало, когда его доставали. Крошки попадали на сиденья, на пол, иногда на меня. Дети затеяли игру в «магазин»: выкладывали игрушки на стол, требовали друг от друга воображаемые деньги, спорили. Машинки, которыми они играли, постоянно падали на мои ноги.
Я однажды попытался выйти в коридор, просто вдохнуть свежего воздуха. Но стоило мне встать, как дети решили, что это часть игры, и побежали за мной. А позже заняли мою полку.
На мои попытки прилечь дети реагировали как по команде – они начинали забираться ко мне на полку. Мальчик вел себя так, будто вся эта территория – его личный парк развлечений. Девочка рисовала, но каждые три минуты происходила битва за фломастеры. Малышка маршировала по центру и требовала повторять за ней слова, которые она знала. Мамочки поддакивали, поощряли, смеялись.
Я выживал.
«Мы вас, наверное, замучили», – то и дело говорили женщины.
Деться было некуда: ресторана нет, стоянки короткие, все места в других купе заняты.
«Я никого не виню. И детей тоже»
Наступила фаза укладывания. А она громкая. Кто-то не хотел ложиться. Кто-то требовал мультики. Кто-то плакал. Каждый раз, когда я думал, что наступила тишина, кто-то из детей снова начинал ворочаться или разговаривать во сне.
Ночью я лежал на своей полке абсолютно неподвижно, словно боялся потревожить мнимое спокойствие. Купе было заполнено запахами еды, фруктов, детских кремов и еще чего-то неопределимого. Я слушал сопение, всхлипы, вздохи, хруст пакетов, и понимал, что это будет самая бессонная ночь за последние годы.
К счастью, все уснули.
Утром я вышел в Ростове, когда дети еще спали. Но, кажется, я их разбудил. На мое место садился другой мужчина.
«Сил тебе, брат», – сказал я, выходя из купе и встретив его.
Он не понял. Наверное, понял позже.
Я никого не виню. И детей тоже. Все такие, какие есть, и мамочки не специально устраивали этот хаос, просто надо было ехать на юг, на летние каникулы. Но с той поездки я всегда с опаской беру билеты летом. Иногда переплачу за СВ, а иногда беру боковушку в плацкарте. Там встретить детей шансов меньше.