11 сентября 1774 года яицкие казаки сдали Пугачёва властям. Самозванец, полтора года державший в страхе империю, стал обычным арестантом.
Екатерина II не спешила с казнью. Ей нужно было понять: как простой донской казак сумел поднять против неё пол-России.
Четыре месяца следствия медленно ломали Пугачёва. Не только тело — дух.
Разбираюсь, что происходило с самым известным бунтовщиком империи в последние месяцы и что он рассказал на допросах.
Клетка и генерал
Везти опасного преступника в Москву доверили Александру Суворову. Сорокачетырёхлетний генерал уже прославился подавлением польских конфедератов. Но конвоирование пленника — задача непривычная.
- Пугачёва заперли в железную клетку полтора на полтора метра. В кандалах. Без возможности распрямиться. Каждую остановку Суворов лично проверял замки. Каждую ночь выставлял двойные караулы.
Странность была в другом — полководец разговаривал с пленником. Расспрашивал о тактике, о планах походов, о захвате крепостей. Позже Суворов признался: «В этом разбойнике есть военный талант».
Когда в одной из тюрем начался пожар, Суворов всю ночь не отходил от клетки. Охранял или изучал? Неясно.
Тринадцать раз одно и то же
В Москве началось следствие. Пугачёва допрашивали тринадцать раз. Каждый раз те же вопросы: кто помогал? откуда деньги? есть связь с Турцией? с Францией? с поляками?
Первые месяцы самозванец держался спокойно. Отвечал односложно. Без заискивания. Да, называл себя Петром III. Да, обещал крестьянам волю. Да, хотел идти на Москву. О сообщниках — молчание.
Параллельно допрашивали двенадцать тысяч участников восстания. Пытали, секли кнутом, ломали на дыбе. Искали следы большого заговора. Находили только крестьянское отчаяние.
- Яицкие казаки говорили о потерянных привилегиях. Башкиры жаловались на насильственное крещение. Крепостные рассказывали о барщине и побоях. Никаких тайных покровителей. Никаких иностранных денег.
Когда он сломался
К концу ноября что-то изменилось. Может, боль от кандалов. Может, понимание безнадёжности. Может, обещания следователей сохранить жизнь за полные показания.
Он заговорил. Рассказал о планах похода на Петербург. О желании освободить всех крепостных. О намерении казнить императрицу и её сына. Признался в том, что и так все знали. И в том, чего не делал.
- Следователи записывали каждое слово. Но чем больше говорил Пугачёв, тем яснее становилось: за ним никто не стоял. Восстание родилось не в кабинетах заговорщиков. А в избах крепостных, в казачьих куренях, в башкирских аулах.
Без раскаяния
В показаниях Пугачёва не было покаяния. Он объяснял действия, но не оправдывался. Говорил: крестьяне имеют право на волю, казаки — на старинные привилегии, инородцы — на веру предков.
«Я хотел дать людям то, чего они просили», — повторял. Следователи ждали раскаяния, слёз, мольбы о пощаде. Ничего этого не было. Даже сломленный, Пугачёв оставался убеждённым в правоте дела.
- Это раздражало власти больше, чем само восстание. Бунтовщик, не считающий себя виноватым, опаснее тысячи раскаявшихся преступников.
Болотная
10 января 1775 года на Болотной площади собрались тысячи москвичей. Кто-то из любопытства. Кто-то — убедиться, что самозванец действительно умрёт. Многие втайне сочувствовали.
Пугачёв взошёл на эшафот без помощи палачей. Перекрестился на церковь Климента Папы Римского. Успел крикнуть что-то толпе. Слова потонули в гуле голосов.
- Топор упал быстро. Екатерина в последний момент заменила четвертование обычной казнью — отрубили голову, потом разрубили тело. Небольшое милосердие, ничего не менявшее.
Что осталось
Восстание подавили. Вождя казнили. Участников сослали в Сибирь. Но вопросы, которые поставил самозванец, остались без ответов.
Крепостное право не отменили — ужесточили. Казачьи привилегии урезали ещё больше. Инородцев крестили с прежним усердием.
- Пугачёв не был ни гением, ни злодеем. Он был зеркалом, в котором российское общество увидело собственные противоречия. Зеркало разбили вместо того, чтобы исправить отражение.
Через тридцать лет дворяне вышли на Сенатскую площадь с теми же вопросами о справедливости. Через век крестьяне снова взялись за топоры. Через полтора века империя рухнула под тяжестью нерешённых проблем.
Возможно, если бы власть прислушалась к тому, что говорил казак Пугачёв в застенках, история пошла бы иначе. Но власть предпочла топор палача живому разговору с народом.