— Ты вообще в своем уме, Максим? Ты реально решил делить МОЮ квартиру за моей же спиной с твоей мамочкой?
Он замер посреди кухни, будто его током шарахнуло. В руках — кружка с уже остывшим кофе. На плите тихо шипела турка, пахло чем-то горьким и подгоревшим — отвлеклась. На улице было серо-серо, типичный ноябрь, когда утро не просыпается, а просто смиряется с существованием.
— Ты сейчас о чём? — он попытался сделать максимально «невинные глазки». — Лён, ты себя накручиваешь.
Я слышала, как вчера по телефону ты с ней обсуждал «нашу» жилплощадь
— «Надо с Аленой поговорить, пусть на тебя перепишет часть, ты ж ей не чужой», — процитировала я, не сводя с него взгляда. — Очень милый семейный подкаст, Макс. Правда, хотела бы дослушать до финала.
Он поморщился.
— Ты подслушивала?
— Я ж у себя дома, какие еще подслушивания? — усмехнулась я, чувствуя, как внутри поднимается лавина. — Говори. Чего вы там насоветовали друг другу?
Максим вздохнул, отставил кружку и присел за стол, будто собрался проводить планёрку.
— Моя мама просто переживает. Ты всё на себя оформила, а если вдруг что… Я останусь ни с чем. Это нечестно.
— «Если вдруг что» — это, например, если мы разведёмся? — я медленно подошла к нему ближе. — Ты уже мысленно меня похоронил или сначала решишь меня кинуть?
— Да почему ты всё передергиваешь?! — повысил он голос. — Речь не о разводе! А о семье! У нормальных людей всё общее!
У нормальных людей не лезут в чужую собственность с калькулятором
— А у нормальных мужчин не возникает мысли претендовать на то, что они даже частично не зарабатывали, — я уже не сдерживалась. — Ты на мой первый взнос дал хоть рубль?
— Но я живу здесь! — резко отрезал он. — Я вкладываюсь, я плачу за продукты, я—
— Ты платишь за пельмени и за свой же бензин, — перебила я. — На этом твой «вклад» заканчивается. А ипотеку, коммуналку, мебель, технику кто тянет? Я! Одна!
Тишина ударила по ушам. Где-то капал кран, тикали часы, а за окном срывался холодный ноябрьский дождь — мелкий, противный, как разговор с коллекторами.
— Лён, ну давай без истерик… — Максим попытался говорить мягче. — Мама просто предложила разумный вариант. Чтобы всё было по-честному.
— По-честному? — я рассмеялась, но смех вышел жесткий. — Чтобы тебе досталась половина того, за что я вкалывала годами? Ты серьезно считаешь это честностью?
Он посмотрел исподлобья. В его взгляде уже не было привычной теплоты. Только упрямство и обида.
В этот момент я поняла — рядом со мной больше нет мужа. Есть только претендент на имущество
— Тебе жалко? — с давлением произнес он. — Я твой муж, а не сосед.
— Муж — это тот, кто стоит рядом, а не в доле, — ответила я спокойно. — А ты сейчас мне напоминаешь человека, который заранее прикинул, что получит при разводе.
Он вскочил.
— Да ты вообще слышишь себя?! Это же недоверие! Мы как должны жить, если ты всё меряешь метрами квадратными?!
— Нет, Макс. Это ты сейчас всё меряешь метрами. Не я.
Я отвернулась к окну. Серые многоэтажки в тумане смотрели на меня так же пусто, как и мой брак.
— Значит, ты против? — спросил он за спиной.
Я обернулась.
Я против предательства, завуалированного под «семейные ценности»
— Я против того, чтобы чужие люди с твоим паспортом в руках решали, что мне делать с моей жизнью. И с моим домом.
— Чужие? Это моя мать!
— Для моей квартиры — чужая.
Он сжал челюсть. Стал ходить по кухне, как зверь в клетке.
— Я просто хочу уверенности в завтрашнем дне, понимаешь?
— А я хочу уверенности в человеке, с которым живу. И, спойлер: я её больше не чувствую.
Он остановился.
— То есть это твой ответ? Ты не будешь ничего оформлять?
Я выдохнула, чувствуя, как руки перестают дрожать.
Если для тебя важнее квадратные метры, а не я — можешь начинать собирать вещи уже сейчас
Он уставился на меня так, будто я только что ударила его. Но правда больнее любой пощёчины.
— Ты мне ультиматумы ставишь? — злость начала переливаться через край.
— Нет. Я просто наконец-то говорю прямо.
Пауза. Длинная. Тяжёлая. Каждая секунда — как новый гвоздь в крышку нашего брака.
— Ладно, — процедил он. — Тогда я тоже скажу прямо. Если ты не готова делить со мной имущество, значит, я для тебя — никто.
Я горько усмехнулась.
— А ты сейчас кто? — спросила тихо. — Муж или конкурент на рынок недвижимости?
Он отвернулся. Молчание снова стало ответом.
Именно в этот момент что-то во мне окончательно оторвалось и больше не приклеилось
Он взял куртку с крючка.
— Я поеду. Мне надо остыть.
— Отличная идея, — выдохнула я. — Только ключи оставь. На всякий случай.
Максим замер, потом демонстративно бросил связку на тумбочку.
— Ты ведешь себя как чужой человек, Алена.
— Нет, Максим. Я впервые веду себя как своя.
Дверь захлопнулась. В квартире снова стало тихо. Слишком тихо.
Я медленно опустилась на стул, чувствуя, как внутри клокочет смесь боли, злости и странного облегчения.
Осенний ноябрь заглянул в окна своим холодным дыханием. Город жил своей жизнью — кто-то спешил с работы, кто-то ругался по телефону, кто-то просто шел по мокрому асфальту под зонтами.
А я сидела и смотрела на свою кухню.
Это был не просто дом. Это было всё, что я построила сама
И теперь на это «всё» начал охоту самый близкий мне человек.
Телефон завибрировал. Сообщение от него:
«Мы ещё поговорим. Ты всё поймешь.»
Я усмехнулась и прошептала в пустоту:
— Нет, Максим. Это ты… скоро очень многое поймёшь.
Телефон снова завибрировал, будто издевался.
— Да угомонись ты уже, — буркнула я, глядя на экран.
«Максим» — высветилось имя. Я смотрела на него пару секунд, потом всё же ответила.
— Чего тебе?
— Нам надо поговорить, — голос у него был уже не горячий, скорее холодный и деловой. — Нормально. Без криков. Как взрослые люди.
Когда мужчина говорит «как взрослые», жди либо подвох, либо попытку дожать
— Ты только что хотел отжать у меня половину квартиры, — спокойно ответила я. — На этом взрослая часть закончилась. Дальше что?
— Я сейчас не один, — бросил он как бы между делом.
Во мне что-то резко напряглось.
— В каком смысле — не один?
— С мамой. Мы у подъезда. Надо решить это всё сегодня.
Я на секунду даже зависла от наглости.
— Ты решил устроить семейный совет под моими окнами?
— Алена, хватит играть в жертву. Мы просто хотим поговорить. По-человечески.
По-человечески — это когда не приползают вдвоем решать, кому что достанется из моей жизни
— На лестничной площадке поговорите. Только не со мной.
— Алена, открой, — уже резко сказал голос Елены Викторовны в трубке. — Мы не уйдём, пока всё не проясним.
— Прекрасно, — я усмехнулась. — Тогда придется вам там заночевать. Плед захватили?
Я сбросила вызов.
Сердце билось быстро, но страха не было. Только ярость и какая-то ледяная решимость. Я подошла к двери, посмотрела в глазок. Они реально стояли там: Максим с руками в карманах и его мама — идеально прямая, как будто это она тут хозяйка.
Звонок раздался резко, почти агрессивно.
Я открыла дверь, но на цепочку.
— Ну? — холодно спросила. — Ваш звездный дуэт слушает меня внимательнее, чем я — вас.
— Алена, это несерьезно, — начала Елена Викторовна, сразу входя в свою роль. — Ты ведешь себя, как обиженная девочка. А надо думать о будущем.
— О моем будущем? — я склонила голову. — Или о будущем Максима в МОЕЙ квартире?
Максим шагнул ближе.
— Ты звучишь как враг, — процедил он. — Мы же семья, чёрт возьми.
Семья не строится на ультиматумах и мамкиных советах
— Семья — это когда мужчина прикрывает тебя, а не выставляет под удар, — ответила я. — А ты привёл ко мне переговорщика.
Елена Викторовна вскинула брови.
— Я — мать, и я имею право беспокоиться за сына. Ты слишком резкая для замужней женщины.
— А вы слишком наглая для человека, которого не звали, — отрезала я. — В чем суть вашего визита, по пунктам, без театра?
— Хорошо, — Максим взял слово. — Либо ты оформляешь на меня половину квартиры, либо мы расходимся, и я подаю в суд, чтобы доказать, что вкладывался в ремонт и улучшения. Имею право.
Я даже рассмеялась от неожиданности такого уровня цирка.
Он угрожал мне судом… в моей собственной квартире
— Ты сейчас серьёзно? — я хлопнула глазами. — Ты хочешь забрать у меня то, что куплено задолго до тебя?
— Я хочу справедливости! — почти рявкнул он.
— Тогда начни с себя. Покажи чеки за «твоё» участие. На обои? На плитку? На холодильник?
Он замолчал.
— Слушай, Максим, — сказала я уже спокойнее. — Давай по-честному. Ты не квартиру хочешь. Ты хочешь компенсировать свой провал. Тебе обидно, что у меня есть, а у тебя — нет.
Елена Викторовна вмешалась:
— Не смей унижать моего сына! Ты просто боишься потерять контроль.
— Я боюсь оказаться в дураках, — парировала я. — Но уже нет. Вы опоздали.
Я сняла цепочку и открыла дверь полностью.
Они на секунду замерли. Максим, видимо, подумал, что это победа.
— Проходите, — холодно сказала я. — Только не в гостиную. На кухню. Там вам будет проще проглотить то, что услышите.
Они прошли. Елена Викторовна оглядывалась, как будто уже мысленно расставляла здесь свою мебель.
Я достала из ящика папку и положила на стол.
Если играть — то по-взрослому. С документами.
— Что это? — спросил Максим.
— Копии всех платежей за квартиру, ремонт, коммуналку, технику, — спокойно ответила я. — И второе — заявление на развод. Я уже всё заполнила.
Комната словно застыла.
— Ты что, совсем? — прошипел он. — Вот так просто? Из-за каких-то бумаг ты всё ломаешь?
— Нет, Максим. Не из-за бумаг. Из-за того, что ты показал своё настоящее лицо.
Елена Викторовна резко встала.
— Ты пожалеешь! Мужчины так не валяются на дороге!
Я усмехнулась.
— Ничего, я уже на достаточном уровне жизни, чтобы не подбирать с проезжей части.
Максим побледнел.
— Значит, всё? — спросил он тихо.
— Всё началось только сейчас, — ответила я и подвинула к нему заявление. — Подпиши. И уходи красиво. Впервые за всё время.
Иногда самое громкое предательство происходит в полной тишине
Он смотрел на лист, потом на меня. В его глазах было всё: злость, страх, обида, жадность. Но любви не было.
Он взял ручку и подписал.
И в этот момент у меня даже сердце не ёкнуло. Как будто всё умерло уже давно. Сегодня просто оформилось официально.
— Я заберу остальное позже, — сказал он, вставая.
— Забирай сейчас, — ответила я. — Потом здесь для тебя будет только воздух. И то — чужой.
Он кивнул. Вышел. Елена Викторовна смерила меня ненавистным взглядом и вышла следом.
Дверь закрылась.
Точка. Или новая строка.
Я стояла посреди тишины и вдруг сказала вслух, сама себе:
— Ну здравствуй, настоящая жизнь.
Телефон снова зазвонил. Подруга.
— Ну что? Как ты? — спросила она.
— Я? — усмехнулась я, глядя на свою кухню, на свои стены, на своё пространство. — Я только что выгнала жадность из своей квартиры. Кажется, теперь тут можно нормально дышать.
— И что дальше?
А дальше — я. Без балласта. Без страха. Без фальши.
— А дальше начинается самое интересное, — ответила я и пошла варить себе кофе. — Он же не знáл, с кем связался.
За окном всё так же моросил ноябрь. Люди спешили по делам, кто-то ругался, кто-то мирился, а я…
А я впервые за долгое время чувствовала себя не заложницей, а хозяйкой. Не дома даже — своей собственной жизни.
Финал.