Обычно я не хожу вокруг да около, а подчиняюсь собственным правилам: прочитала книгу — будь добра сразу же о ней и написать. Но в этот раз я бродила в этой послекнижной тоске пару недель, не зная, куда себя деть, и радуясь, что у меня нет ни карт, ни обоев, и негде искать соглядатаев.
«Мелкий бес» меня душил и вызывал тошноту, а потом у меня вырывался саркастический смешок, чтобы сразу после него мне хотелось громко и картинно захлопнуть книгу и смотреть в стену. Сологуб будто бы отправил меня на горки отрицательных эмоций всех оттенков, по пути наказав перемерить и пересчитать все свои моральные принципы. К финалу я приехала душевно растрепанной, но мне неожиданно... понравилось. (Хотя не планирую читать подобное в ближайшее время, Сологуб и Золя в одном месяце меня морально надломили).
Ардальон Борисович Передонов, возможно, так и останется одним из самых неприятных героев моего литературного багажа. Учитель-садист и домашний тиран, завистник и ябеда, параноик, подозревающий всех в предательстве, суетящийся мелкий человечек без мнения и совести. Жестокость к другим, розги и мечты о повышении — почти единственное, что его может порадовать.
Раньше эти книги Передонов держал на виду, чтобы показать, что у него свободные мнения, — хотя на самом деле он не имел ни мнений, ни даже охоты к размышлениям. И эти книги он только держал, а не читал.
И само окружение ему соответствует: в сером, скучном провинциальном городишке не так-то просто отыскать хорошего человека. Многие потворствуют Передонову в его параноидальных фантазиях — поддерживают их, посмеиваются, дают им новую почву. И, чем больше он сходит с ума, тем более призрачным, более безумным выглядит сам город. Иногда даже таинственная, мелькающая Недотыкомка казалась более живой и очевидной, чем сам Передонов или кто-то из его знакомых.
А на земле, в этом темном и вечно враждебном городе, все люди встречались злые, насмешливые. Все смешалось в общем недоброжелательстве к Передонову, собаки хохотали над ним, люди облаивали его.
Но если главы Передонова окрашены в тоскливые цвета, то другую сюжетную линию, линию гимназиста Саши и барышни Людмилы, читать проще. Но этой то простотой, этой языческой игривостью эти главы и страшны. Барышня, играясь, совращает школьника, принимая его хрупкость и красоту за признак этакой бесполой куклы, на которой можно воплощать свои потаенные желания. Эти сцены удушали (буквально, ведь они пропитаны духами Людмилы) и укачивали.
– Самый лучший возраст для мальчиков, – говорила Людмила, – четырнадцать-пятнадцать лет. Ещё он ничего не может и не понимает по-настоящему, а уж все предчувствует, решительно все. И нет бороды противной
Хотя и в сценах Передонова встречается этот удушливый эротизм. Например, глава, в которой он ночью пробирается в дом ученика, чтобы, при поддержке мамы мальчика, его выпороть. Чем не любовное свидание, полное жестоких фантазий?
И да, я помню, что упоминала свой саркастичный смех. Я действительно смеялась на главе с визитами Передонова, когда воображаемые сплетники и злопыхатели переполнили его голову и выплеснулись на город.
Я много чувствовала, пока читала, и чувствовала самое разное, от скуки начала до раздражения, от ужаса до жалости. А потом случилась глава маскарада, на которой я забыла как дышать, и переслушала ее в аудиоверсии. Одно из самых ярких книжных переживаний последних месяцев. И из-за нее мне захотелось вернуться к роману спустя время. Может быть, я буду более подготовленной. А может быть, к передоновщине вообще нельзя быть готовой, но можно увидеть что-то новое.
Откуда-то прибежала маленькая тварь неопределенных очертаний — маленькая, серая, юркая недотыкомка. Она посмеивалась и дрожала и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивал к ней руку, она быстро ускользала, убегала за дверь или под шкап, а через минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась — серая, безликая, юркая.
Проходите, располагайтесь, Книжный Енот вам всегда будет рада и расскажет о самых захватывающих и интересных книгах.