Глава 26. Последняя битва французского гарнизона
Канонир вышиб из большой винной бочки пробку, и моряки наполнили кружки мадерой. Французский лейтенант провозгласил тост за русского гостя, Строганов ответил встречным: «За французско-русскую дружбу!». Выпили до дна под громкое и дружное «виват!». Лейтенант знаком велел юнге Гийому наполнить кружки. Так продолжалось примерно десять минут – восторженные восклицания, хлопанье по плечам, дружеские объятия и смех. А когда хмель ударил собравшимся в головы, языки развязались, начались хвастливые россказни о подвигах на суше, на море и на любовном фронте.
Сергей все больше помалкивал, чтобы не сболтнуть чего лишнего и тем не выдать себя. Ведь если бы он стал рассказывать о машинах, самолётах, телефонах, бытовой технике, о компьютерах и прочих достижениях цивилизации, то, естественно, возникли бы вопросы – что это такое? А объяснения породили бы новые вопросы.
Французы же хвастались вовсю, распушили хвосты, как павлины: и кто кого перепьёт, и сколько у кого было женщин, и сколько раз за ночь они в состоянии сделать «это», азартно рассказывали о шумных оргиях, карнавалах, буйстве в портовых кабаках и прочих подобных вещах. Невероятные истории и байки по ходу изложения обрастали новыми, ещё более фантастическими подробностями.
Мадера текла рекой, и, когда подставлять кружки к отверстию всем надоело, юнга просто сорвал с бочки крышку. Участники застолья принялись черпать вино, как воду, запивая им жаренное на огне мясо, болтали, перебивая друг друга, жарили мясо убитого кабана и много пили.
На остров опустилась тропическая ночь, и, чтобы во мраке различать лица друг друга, матросы зажгли факелы. Такие же факелы запалили по углам форта, установив на стенах, чтобы дикари не подкрались в темноте.
Время от времени Гийом отползал в сторону, освобождал свой желудок от рвотных масс, возвращался и продолжал пить, стараясь не отставать от взрослых. В конце концов гарнизон дошёл до кондиции невменяемости: еле живые моряки бродили внутри форта, точно овцы в загоне, натыкались на стены, падали, поднимались, снова падали.
Пили не только вино, но и коньяк. Начали с маленьких стаканчиков, затем стали в кружки полился коньяк. Такого замечательного коньяка Сергей ещё не пробовал – самые дорогие французские коньяки, из всех что он употреблял, этому напитку и в подмётки не годились. А может, так ему только казалось после долгих скитаний и употребления самопального «Антифриза».
В общении французские слова Серж перемежал с английскими, а когда не мог подобрать нужное слово, переходил на русский язык – в основном на матерный, причём, что любопытно, французы понимали эти замысловатые выражения.
Он этому ничуть не удивился, заметив их улыбки и попытки повторить крепкие словечки на русском, при этом, естественно, порядком коверкая. Лестно, что французы знают эти непереводимые выражения. Пьяные физиономии собутыльников светились от счастья, ведь они могли сказать несколько недавно заученных слов новому русскому другу. А разгадка была простой: стоянка в порту Петропавловска позволила иностранцам познакомиться с местным диалектом и даже кое-что запомнить из него.
Постепенно весь гарнизон вырубился напрочь, забыв об охране и наблюдении. Юнга уснул на сторожевой вышке, возле заряженной пушки храпел канонир Поль, остальные спали вповалку среди кружек и бочонков.
Строганову снились кошмары: один страшный сон сменял другой, и каждый новый был ужаснее предыдущего. Вначале привиделись вампиры, кровожадных кровососов сменили людоеды, за ними возникла толпа похотливых амазонок с окровавленными руками и лицами, затем появились улыбающиеся акулы с огромными зубастыми пастями. Неожиданно приснилось кладбище, смрадом тянуло от разрытых могил, из которых вылезали покойники, а на смену разложившимся жмурикам пришли сине-зелёные утопленники. Их было много: повстанец с автоматом, охранник с винтовкой и другие призрачные личности. Они плыли голыми, вниз головой, их клевали чайки, терзали крупные рыбины.
Ещё чуть-чуть, и его сердце, сжавшееся от ужаса в комок, разорвалось бы от страха, а жуткие видения окончательно свели бы с ума. Дикая паника заполняла сознание, мыслей не было, начиналась истерика. Вместо лёгкого забытья и приятного расслабления организм ответил на попойку вот таким образом, видимо, протестуя против неумеренного потребления алкоголя. Строганов судорожно хватал ртом воздух и конвульсивно дёргался всем телом.
Пробуждение было тяжёлым. С трудом подняв веки, полковник осторожно скосил глаза вправо, влево. Французы крепко спали, что-то бормотали во сне, храпели, вскрикивали, утопленников или людоедов не наблюдалось.
– Уф! – выдохнул, обрадовавшись, он. – Приснится же такое! К чему снятся покойники и утопленники? Наверняка к перемене погоды...
Нервная дрожь постепенно прошла, сердечный ритм вошёл в норму, но едва сомкнул глаза – опять началось. Усилием воли полковник отогнал вновь нахлынувшие на него видения, на сей раз это были кривляющиеся раскрашенные туземные физиономии. Сергей потряс головой, пытаясь избавиться от кошмаров, сел, раскачиваясь, возле опустошённого бочонка.
Очень хотелось пить! В горле першило, словно он наглотался песка, во рту отчётливо ощущался вкус тухлого мяса. Воды, воды, воды! Строганов готов был убить целое племя за кружку холодной ключевой водицы – совсем озверел от жажды.
В стороне стоял кувшин, но до него ещё предстояло добраться. Полковник приподнялся на локтях, встал на колени – перед глазами закружились в хороводе крепостные стены, и он рухнул без сил на песок. Вторая попытка достигнуть живительной влаги продолжалась дольше, но была столь же безуспешной: Строганов постоял минуту на коленях, точнее, на корточках, но внезапный сильный порыв ветра опрокинул его на спину. Свалившись на песок, полковник перестал предпринимать бесполезные попытки встать и просто пополз, как змея. И все же добрался до заветной цели! Отдышался, обхватил сосуд с водой дрожащими руками, наклонил горлышко к себе и принялся жадно ловить языком и губами выплёскивающуюся влагу. Три глотка, и произошло чудо: он и впрямь ожил.
Передохнул чуток, трясущейся рукой взялся за ручку драгоценного сосуда и хлебнул от души, выпив одним махом половину его содержимого. Хорошо, что в кувшине была пресная вода, но если бы даже морская – выпил бы и её.
Жажда чуть отпустила, организму заметно полегчало, но ненадолго. Внезапно Серегу замутило, окружающие предметы снова завертелись перед глазами, голову словно стянули железными обручами, а по желудку прошлись наждаком, крепко сжали его и вытряхнули содержимое наружу.
Отёр рот ладонью, отполз от стены, лёг на спину и посмотрел в бездонное небо. Небосвод закрутился над ним в диком хороводе, казалось, что звезды скакали, метались, плясали – закрыл глаза, но это не помогло, голова продолжала кружиться. Страдалец вновь очистил желудок, надсадно, надрывно, до желчи. Это хорошо, не будет алкогольного отравления!
Пошатываясь, полковник добрел до стены, перелез по лестнице ворота, спрыгнул вниз и, спотыкаясь, вышел из крепости. Загребая ногами песок, с трудом добрался до берега, упал на песок, лежа, разделся и, побросав одежду в лодку, плюхнулся в воду. Море было тёплым, как парное молоко, ласковым, освежающим. Волны шелестели песком, играли мелкими ракушками и камушками. И через полчаса монотонного покачивания на воде боль отпустила.
«Нет, дорогие друзья, определённо, с пьянством надо кончать! Так пить нельзя, даже на радостях, в связи с исторической встречей с иностранными товарищами. Пусть хоть знаменитый Лаперуз воскреснет и предложит выпить, или объявится сам Колумб и пригласит к столу – давай, мол, дерябнем, за успешное окончание путешествия по морям и океанам. Да если и Магеллан – ни за что, баста! И никаких фуршетов.
Обидно, до чего вообще несправедлив мир. Когда было с кем заняться амурами, не было коньяка для поднятия настроения, теперь, наоборот, море коньяка и вина, а близости с женским полом не предвидится. Эх, нет в жизни гармонии», – такой внутренний монолог на этот раз произнёс Строганов.
Нахлынули грустные воспоминания о недавно погибших верных подругах, и Сергей, не стесняясь, горько заплакал. До чего хороши были девчонки! Ай, как бы мы могли с ними славно зажить на этом острове, или на каком другом. Проклятые старые ведьмы! Убили моих лапушек, голубок, шоколадок...
Утерев слезы, он умылся, ещё разок очистил желудок, и хмель постепенно отступил, голова вновь заработала ясно. Внезапно нахлынула тревога м Серж забеспокоился: «Чего это я разнежился в море, разлёгся, а если акула подплывёт?..»
Пулей выскочил из воды. Возвращаться в крепость не хотелось, здесь свежий морской воздух вентилировал лёгкие, пахло водорослями, солью и йодом, а не отбросами и испражнениями.
«Жизнь и так полна неприятностей, и все они исходят от людей, – подумал Серега. – Видимо, поэтому мне так хочется слиться с природой и хоть на миг почувствовать себя её частицей».
В предрассветной дымке, с первыми лучами солнца, Строганов побрёл к изгороди. На мгновение лёгкий ветерок развеял густые ватные хлопья тумана, и он успел заметить отряды дикарей, передвигающиеся к форту с двух сторон. Видимо, каким-то невероятным образом племена сумели договориться о единстве действий против европейцев, прекратили междоусобицу и на время зарыли топор войны.
Серега испугался, что попадёт в плен, и стремглав помчался к крепости. Успел – опередил дикарей! Он с трудом подтянулся на ослабевших руках и перебросил тело через частокол. Повезло, за изгородью рухнул в пыль, лишь слегка оцарапавшись о торчащие у стен сучья, не наткнувшись ни на один воткнутый в почву острый кол. Потирая на ходу ушибленный зад, принялся тормошить вчерашних собутыльников.
– Vive la France! – рявкнул все ещё нетрезвый лейтенант. – Да здравствует Франция! Да здравствует король! Смерть гугенотам!
– Лейтенант, какие, на хрен, гугеноты? Вы их двести лет тому назад перебили. Тихо, не ори!
Фрапен открыл глаза и начал озираться, словно был не в себе. Затем тупо уставился на русского офицера и спросил хриплым голосом:
– Ты кто?
– Конь в пальто! Серж Строганов я. Или ты забыл, с кем вечером коньяк пил и устрицами закусывал? Обнимались, лобызались, и на тебе – не узнал. Эх ты, морда роялистская, монархист проклятый. Вчера о свободе говорил, о просвещении, а сегодня запел: «Да здравствует король». Я тебе сейчас устрою Варфоломеевскую ночь!
– Пардон, месье полковник. Примите мои глубочайшие заверения в искреннем к вам уважении и почтении… – На последней фразе французик громко икнул.
Фу-у-у. Вот тебе и почтение. Хорошо хоть, что рыло отвернул в сторону.
– Эх ты, бургундец, где тебя учили манерам?
– Я не бургундец, из Марселя я, – обиделся лейтенант.
– Ну и радуйся. Сейчас шкуру с твоей марсельской задницы пустят на новый барабан. Папуасы продвигаются к крепости с двух сторон.
– Они вовсе не папуасы, а обитатели… – начал было лейтенант, но Серега оборвал его:
– Мне все равно, кто они! Но задницы наши на барабанах и тамтамах будут звучать что надо. А из вашей филейной части приготовят бифштекс. Комендант, да приди же ты в себя!
Сон и хмель лейтенанта как рукой сняло. Он стремглав кинулся к бойнице, посмотрел на побережье и всплеснул руками:
– Да их там сотни!
Комендант заметался между спящими товарищами, тормоша их. Хмельной гарнизон, ругаясь, поминая морского дьявола, бога мать и ещё много чего, проснулся, матросы сразу осознали надвигающуюся опасность и заняли боевые позиции.
– Канонир, целься. Пли! – лейтенант взмахнул саблей, пушка выстрелила, ядро прошило толпу дикарей и разорвалось в их гуще, разметав взрывом в клочья несколько головорезов и тяжело ранив добрый их десяток осколками.
– Ура! – крикнул он, радуясь точному попаданию.
– А наш канонир молодец! Меткий выстрел, – ликовал стоящий на вышке Гийом.
Поль, даже не глядя на результат первого выстрела и не слушая похвал, по команде лейтенанта развернул орудие и потянул его к бойнице у противоположной стены. Юноша бросился ему на помощь, туда же поспешил и Сергей. Вместе они быстро установили пушку на огневую позицию, почистили и зарядили. Канонир прицелился и выстрелил – граната проредила нестройные шеренги атакующих туземцев из второго племени.
– Финита ля комеди! – Поль отряхнул с себя пыль, взял в руки шпагу и кортик. – Господа, докладываю: больше ни пороха, ни зарядов. Пойдём рубиться на саблях. Господи, помоги нам!
По угрюмой физиономии пушкаря пролегал страшный, глубокий шрам от давнего ранения, рассёкший левую щеку, переносицу и лоб. Этот вояка, видимо, когда-то давно и довольно крепко, пострадал во время абордажного боя. Повезло ему, таким ударом могло и мозги напрочь вышибить.
Тем временем остальные осаждённые, не задействованные у орудия, постреливали из мушкетов по зазевавшимся туземцам, не успевшим вовремя скрыться в зарослях.
– Внезапный штурм дикарям не удался! – ликовал лейтенант. – Но надолго ли мы отбили у них охоту воевать? Досадно, но теперь крепость лишилась артиллерии, мы остались почти без пороха для ружей. Что предпримем, господин полковник? Каковы будут ваши предложения?
– Быстро отступать к берегу! Загружаем тримаран пресной водой, вином, коньяком, снедью и уплываем, куда волны и ветер вынесут. А там – как повезёт, – ответил полковник Строганов.
– А если нас нагонят? – засомневался шевалье Луи.
– Проскочим! Пойдём одновременно под парусом и на вёслах!
– Друзья мои, – обратился лейтенант к своим, – другого выхода у нас нет. Обороняться бессмысленно, не сегодня, так завтра, они нас все равно одолеют. – воскликнул. – Приказываю: идём на прорыв к лодке! – воскликнул он.
Французы горячо одобрили и поддержали план отступления. Каждый взял по грозди бананов и по бочонку с питьем.
Однако операция прошла не так гладко, как хотелось. Едва осаждённые вышли из форта, направляясь к лодке, как на них тут же устремились две диких, вопящих орды.
Размалёванные шайки туземцев бежали, размахивая палками, копьями, метая дротики, пуская стрелы. О пощаде не могло быть и речи. Сергей забросил за плечи рюкзак и автомат, схватил первый попавшийся бочонок, выскочил из форта и что есть сил, не оглядываясь, помчался к тримарану. Французы несколько замешкались, пытаясь вынести в сундуке корабельную казну и судовые документы, и тем самым совершили роковую ошибку – под тяжестью ноши они увязли в рыхлом песке и безнадёжно отстали от полковника.
– Бросайте сундук! Тащите только продукты и воду! – закричал Серега морякам, но его не слышали. Алчность и служебный долг возобладали над инстинктом самосохранения: кто же бросает сундук, наполненный деньгами?..
Лишь юный Гийом, не обременённый чувством долга, подхватив бочонок вина, стремглав бросился вслед за россиянином. Опередив приотставшую команду, Строганов не смог стрелять, потому что давно нечищеное оружие дало осечку – перекосило патрон. Запрыгнув в лодку, быстро разобрал и вновь собрал автомат, покорёженную гильзу выбросил в воду, дослал патрон в патронник и изготовился.
– Уф-ф! Ну наконец-то, – произнёс Серж с облегчением – теперь он мог помочь новым друзьям огневой поддержкой. Однако помогать было поздно: брошенный меткой рукой камень раздробил затылок канонира, и в уже павшего матроса туземцы воткнули несколько копий и дротиков, отравленных ядом.
Остальные моряки, поняв свою оплошность, оставили в покое сундук и устремились к лодке, но путь к отступлению им уже перерезал передовой отряд аборигенов.
В воздухе замелькали палки, дубины, копья. Шевалье Луи де Брожак и плотник Анри выстрелили из пистолетов, пытаясь расчистить себе дорогу, на солнце сверкнула сабельная сталь, но численность противника победила мастерство бывалых воинов. Де Брожак рубил туземцев одного за другим, но павших тотчас сменяли новые воины и тыкали в него копьями, дубинами и дротиками. Умелые французские фехтовальщики, испытанные во многих битвах и сражениях, дрогнули – бывает, что и муравьи убивают слона.
Прицельно вести огонь мешала суета. Некоторое время Сергей выбирал мишени, но вскоре понял, что промедление смерти подобно. Стреляя одиночными, он быстро использовал весь последний магазин – тридцать патронов выбили около пятнадцати нападающих, но это не спасло моряков. Последние сподвижники великого мореплавателя Лаперуза, один за другим, пали под напором дикой толпы охотников за черепами.
Теперь Строганов не опасался задеть союзников и, раздосадованный гибелью товарищей, швырнул что было сил последнюю гранату в дикую толпу, празднующую победу. Взрыв сразил нескольких дикарей наповал, раненные поползли к джунглям, но к берегу спешила новая шайка.
Гийом в спешке выронил из рук бочонок, поднял его, потом внезапно запнулся и упал лицом в песок, поднялся, но на это ушли драгоценные минуты. Когда юнга добежал до береговой кромки, тримаран течением успело отнести на несколько метров. Юноша закричал полковнику и замахал левой рукой.
Но ветер постепенно сносил лодку от берега к центру лагуны, Сергей был занят стрельбой и не управлял судёнышком – оно медленно дрейфовало.
Строганов бросил автомат и принялся подгребать веслом обратно к пляжу. Юнга был легко ранен, в бедро и в плечо, кровь сочилась по его телу, однако, превозмогая боль, он продолжал двигаться навстречу спасению. Парнишка умолял Сергея вернуться. Полковник грёб все интенсивнее – расстояние между ним и юнгой быстро сокращалось.
С берега раненного Гийома прикрывал исколотый копьями лейтенант Фрапен: медленно отступая, и опираясь на ножны, лейтенант из последних сил рубил, рубил и рубил своей именной саблей…
Мужественный юнга, так и не выпустив из рук ни бочонка, ни банановые грозди, вошёл в воду. Сначала он брёл шаг за шагом наперерез волнам по пояс, потом по грудь, и, наконец, забросив провиант в лодку, уцепился руками за корму. Гийом попытался подтянуться на руках, но сорвался, ведь порывы ветра раскачивали тримаран. На секунду парнишка скрылся под водой, но Строганов, перегнувшись через корму, ухватил парнишку за руку и рывком втянул в лодку. Теперь надо было выручать Фрапена.
– Лейтенант, скорее к нам! Спасайте себя, больше нет патронов, чтобы вас поддержать огнём, – крикнул Сергей. – Живее, пока людоеды не спустили лодки на воду!
Фрапен услышав призыв, рубанул саблей по лицу ближайшего дикаря, бросился в воду и побрёл, оставляя за собой длинный шлейф крови, сочащейся из его многочисленных ран и порезов, и вскоре добрался до тримарана. Зашвырнул в лодку клинок и кортик, ухватился за протянутые руки Строганова, улыбнулся и произнёс «мерси».
Это было последнее слово в его жизни. Внезапно сильный удар в бок опрокинул раненного офицера, и он скрылся под водой. Над поверхностью скользнул треугольный плавник – это была крупная акула. За ней появилась вторая, третья, четвёртая…
К тримарану стаей устремились хищные сигарообразные твари, привлечённые запахом крови. Француз вынырнул на секунду, издал громкий вопль, наполненный дикой болью, глотнул в последний раз воздуха, и тут новый удар тупорылой акульей морды навсегда погрузил его в морскую пучину. Хищницы порвали тело лейтенанта на части, и вода вокруг лодки стала алой…
Глава 27. Борьба за выживание продолжается
Лодка давно отплыла на безопасное расстояние, став недосягаемой для стрел и копий, но Сергей и Гийом гребли и гребли. Страх не покидал, и они не останавливались: работали, работали, работали, помогая ветру, надувавшему парус, ведь дикари могли опомниться и погнаться за ускользающей добычей.
Перед глазами спасшихся стояла страшная картина: искажённое ужасом и болью лицо бедняги Фрапена, хищные пасти акул, кровь на вспененной воде, мелькающие над поверхностью плавники.
Мысли путались в голове Строганова. Через несколько часов раненный Гийом уснул, а Серега всё грёб, размышлял, разговаривал с самим собой и своими давними собеседниками.
– Погиб не только лейтенант, весь гарнизон. Их растерзали дикари, и, видимо, сейчас они уже приступают к трапезе. Жаль, не хватило патронов, – горевал оптимист. – Если бы не это, то я бы их…
– А чего бы ты их? – возразил пессимист. – Аборигенов в этих местах многие тысячи, неужели необходимо обязательно устроить геноцид населению всей Океании? Разве под силу одному человеку полностью истребить островные племена людоедов? Глупо и бессмысленно надеяться, что они будут вести себя по-другому. Таков их образ жизни, такие нравы, традиции, уклад этих людей. Они тут веками и тысячелетиями борются за своё жалкое существование, оторванные от цивилизации и плодов просвещения, выживают, как могут.
– Точно! Я вот попытался их баб просвещать, грамоте обучать, а они меня едва не сожрали, – согласился со своим внутренним пессимистом сам Сергей. – Глупые гусыни, злобные дуры! Такими они стали от вредности и сексуальной неудовлетворённости, а девочек моих убили из мести и ревности.
Ветер надувал изодранную парусину и нитки на заплатках трещали, Сергей опасался, что парус под напором очередного порыва просто лопнет по швам и до порта Находка не дотянет. Стоп! Но ведь ни Находки, ни Владивостока ещё не существует. Эти города пока даже не заложили. А Магадан? Вряд ли. А Охотск? Не помню. И куда с таким парусом плыть? На Камчатку? Больно далеко… До Малайзии? В Японию? В Китай? Ладно, плывём куда угодно, главное – не утонуть и не стать добычей акул.
Полковник бросил весла и занялся ревизией того, что успели загрузить на судёнышко. Обнаружил две грозди бананов, пять кокосов и кусок плохо пахнувшего вяленого мяса в холщовой сумке юнги – вот и вся еда. Хотя нет, есть ещё, на крайний случай, сам Гийом. Гы-гы! Это, конечно, шутка, но какая же идиотская…
Придётся вновь голодать, переносить тяготы и лишения. И что за напасть! столько было еды в крепости, так нет, устроили пьянку и не смогли загрузиться провизией. Один жареный свиной окорок чего стоил… А россыпи тропических плодов под деревьями… Э-эх!
С пресной водой дела обстояли не лучше – в запасе на двоих две фляжки. Зато есть десятилитровый бочонок вина и такой же с коньяком. Лучше бы наоборот, во фляжках – коньяк, а в бочках – вода.
Эх, зарекался пить спиртное, да деваться некуда!
Морщась, Серега понюхал мясо, но его по-прежнему мутило после вчерашнего, и похмельный синдром окончательно не прошёл – есть не стал.
Свежий утренний ветер обдувал лицо, солнце ещё не успело подняться в зенит, и можно было чуть расслабиться. После того как опасность завершить жизнь на вертеле дикарей окончательно миновала, на полковника навалилась апатия, и он задремал. Это нормальная реакция организма на пережитый недавно стресс.
Но сон не был безмятежным, что-то давило ему на грудь, словно терзало изнутри, было трудно дышать. Страшные картины недавно пережитых трагических событий стояли перед глазами. Строганов заставил себя очнуться от этого наваждения и вернуться к реальности – резво вскочил на ноги и едва не выпал из лодки. А юный Гийом, совершенно обессиливший после недавнего боя и бегства, продолжал безмятежно спать.
Островок давно скрылся за горизонтом, и вокруг, куда ни кинь взор, всюду расстилался бесконечный, безбрежный, изумрудно-голубой океан. Водная гладь переливалась и ярко блестела под лучами солнца. Планета наполненная водой!
– Эге-гей! Люди, ау-у! Спасите! – заорал Сергей что есть мочи. – Боже! Если Ты существуешь, меня слышишь, помоги несчастному! Подай знак, не оставляй меня одного! Так и быть, я стану в Тебя верить, буду Тебе молиться, превращусь в добропорядочного христианина!
Юнга проснулся от этих воплей и молча таращился на своего спутника, вслушиваясь в незнакомую русскую речь, ничего не понимая и не произнося ни слова.
Мольбы полковника никто не услышал, и в ответ не последовало ни малейшего намёка на присутствие высшего разума. Океан, величественный и спокойный, равнодушно продолжал жить своей собственной, отдельной от Сергея жизнью. Ему не было дела до страданий русского путешественника. Но ведь какая-то неведомая сила зашвырнула же его сюда...
«Ладно, значит, с Богом мы разобрались! Бог отменяется!» – сделал вывод Строганов и добавил уже вслух:
– Ну, раз, Боже, тебя нет, тогда помоги мне дьявол! Отдам душу, чтобы вернуться в своё время, на родину. Хочу домой, к горячей ванне, к туалету с мягкой бумагой, к телевизору, автомобилю, вкусной и здоровой пище. Чтобы бабы были голубоглазые, светловолосые, а говорили на русском. Сделай так, чтобы все встало на свои места!
И вновь никакого ответа. Строганов принюхался, но запаха серы в воздухе не почувствовал. Время шло, но никто не появлялся.
«Знать, моя бессмертная душа никому не нужна. Вот и хорошо, значит никому и не отдам – с ней и помру, если она, эта душа, вообще существует. Подожду ещё немного, может, я не заметил присутствия высших сил или не понял? Эгегей! Но если что я всегда готов к конструктивному диалогу...»
Несмотря на переживания проснулось чувство голода и желудок заурчал в недоумении: где же, мол, хлеб насущный, хозяин?
– Наполнять тебя, мой друг, я буду помаленьку, крошечными порциями. Кто знает, сколько ещё мне предстоит болтаться в океане, – произнёс Сергей вслух и поведал свои мысли об экономии французу. Гийом с ними согласился.
Строганов и юнга подкрепились бананами, запивая мадерой. Великолепное вино, если употреблять его в меру!
Припекало. Оба разделись, залезли под полог и там безмолвно лежали и потели – берегли силы.
Запах спиртного, свежего и вчерашнего, заполнил пространство под крышей будочки. Кроме перегара, обоих скитальцев еще и сильно пучило. Даже акулы отстали от них и плыли на отдалении. Хорошо, поблизости не было светских дам, да и не светских тоже.
Следующим утром у путешественников проснулся нечеловеческий аппетит. Желудки опять требовал топлива, а порции требовалось сокращать. Гийом тихо ворчал по поводу экономии съестного русским офицером, но подчинялся. Однако, лежащие на корме бананы не давали им покоя и мыслить рационально не было никакой возможности. Вскоре страдальцы обнаружили, что плоды чуть подгнили, потому что перезрели. Вывод напрашивался один: надо их срочно съесть, пока не пропали.
Запили бананы все той же мадерой, после чего горемык немного сморило, но жажда прогнала сон и опять пришлось приложиться к вину. Несчастные попали в замкнутый круг: бухали и мочились за борт, и вновь пили треклятую мадеру. Поплохело.
– А не испить ли нам коньячку? – предложил Строганов сам себе. – Чтобы сосуды расширить, для повышения тонуса.
Гийом отказался от коньяка. Ну и ладно, мне больше достанется, – рассудил Сергей. Сказано – сделано. Слаб человек – забыл Серж свою недавнюю клятву.
Он хлебнул коньяку и добился поставленной цели: сосуды так расширились, что из носа хлынула кровь. Полковник лежал, стонал, мучился и проклинал злополучную судьбу, а юнга за ним ухаживал. Больной полковник без конца матерился, и не однообразно, а пытаясь на ходу придумывать новые многоэтажные конструкции. Но, как говорится, новое – это хорошо забытое старое. И Строганов напрягал мозг, вспоминал и радовался каждой фразе, повторял её с выражением, как в детстве, когда на утреннике в детском саду читал стихи.
Затем перешёл на крик, раз за разом все громче и громче извергая нецензурную брань. Когда кричать надоело, начал петь похабные частушки, завывая матом на все лады.
Юнга отстранился и уполз на корму. Видно, подумал, что русский полковник от жажды тронулся умом. Конечно, в такую жуткую жару недолго лишиться рассудка. Ну и ладно. Зато парень не отвлекал разговорами и не мешал припоминать ругательства.
С наступлением сумерек самочувствие полковника улучшилось, хандра ушла и Сергей пел до хрипоты, пел, налегал на весла, пел и грёб.
Вскоре и юнга вернулся на весла – успокоился, поняв, что с мозгами у Строганова полный порядок. Бывалый полковник пел, а юнга подпевал ему, коверкая слова:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны...
«Да-а-а! Если бы речной волны, а тут ширина в несколько тысяч Волг, – взгрустнул Серега. – Не доберёшься до берега, как ни налегай на весла. А вот интересно, каким способом можно плыть сквозь годы и века?»
Воду берегли, как зеницу ока, но и при жесточайшей экономии она быстро закончилась, всего-то через неделю. Еды тоже не осталось. И даже мадера иссякла, хотя какая она еда. Зато выдержанного коньяка хватило бы на то, чтобы обогнуть земной шар три раза. Но печень то жаловалась, то протестовала, то уговаривала: «Может, хватит, Сергей Иванович?» На что он отвечал: «Молчи, проклятая! Терпи!»
А куда деваться, другой жидкости нет. Ещё немного, и можно добровольно ложиться и помирать, ведь эта самая лодочка и есть натуральный гроб.
Знатная выйдет домовина! Из надёжнейшего дерева, прочнейшей конструкции. Сколько она уже мотает его по волнам, сколько пережили вместе. Была бы у него походная скатерть самобранка – плыл бы на этой лодке вечно.
Экономя силы, товарищи по несчастью совершенно перестали разговаривать, лишь задумчиво поглядывали друг на друга. Сергею мнилось, что молодой француз рассматривает его в гастрономической плоскости, как бифштекс с кровью, что было крайне неприятно.
«Главное – не потерять сознание. А почему он должен съесть меня, а не я этого тщедушного доходягу?»
Мысли, мысли… – одна страшнее другой.
Горемык спасли дождь и попутный ветер. Всю ночь шёл сильный ливень, да такой, что лодка едва не пошла ко дну. Благо ветер был не шквальный, и тримаран не перевернулся. Они лежали на спине, широко разинув рты и жадно глотая тёплые капли.
Утром тучи расступились, горизонт прояснился, и впереди показалась полоска земли – очередной таинственный остров.
– Что ждёт нас на нем? – со страхом вымолвил Гийом.
– Новые приключения, дружище! Новые друзья или новые враги!
Сергей чуть задумался, замешкался, а затем принялся вновь энергично грести...
Николай Прокудин. Редактировал BV.
Конец 1 книги.
Продолжение следует.
====================================================== Друзья! Если публикация понравилась, поставьте лайк, напишите комментарий, отправьте другу ссылку. Спасибо за внимание. Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно! ======================================================