Марфа Семёновна была не просто соседкой. Она была гидом, картографом и главным инженером жизни всего их дачного посёлка «Рассвет». Без её наставлений не прорастал ни один огурец, не красился ни один забор и, уж тем более, не принималось ни одно жизненно-впжное решение.
Вот и сейчас, увидев за забором Николая Петровича, неспешно несущего два ведра с водой к парнику, она замерла, как легавая, делающая стойку.
— Коля! — её голос пролетел через огород, спугнув воробья. — Ты куда это? Ума лишился?
Николай Петрович вздохнул и поставил вёдра на землю. Спорить было бесполезно.
— К помидорам, Марфа Семёновна. Полить. Они, вроде, пить хотят.
— Ведрами? — она произнесла это слово с таким трагизмом, будто он нёс не воду, а расплавленный свинец. — В двадцать первом веке? У всех капельный полив, умные шланги, а ты, как прадед твой, с коромыслом бегаешь!
— У меня коромысла нет, — покорно заметил Коля. — И бегаю я редко. Иду. Медленно.
— Не в коромысле дело! — всплеснула руками Марфа Семёновна. — Речь о прогрессе! О позвоночнике! Сейчас столько приспособлений… Я тебе в прошлом году статью скидывала про радикулит у дачников!
— Скидывали, — честно подтвердил Коля. — Я прочёл. Но мне нравится. Руки заняты, голова свободна. Мысли проветриваются.
— Мысли проветриваются… — передразнила она его, закатывая глаза к небу, где уже собирались без её спроса какие-то кучевые облака. — А я смотрю, ты свою старую яблоню тоже «по старинке» лечишь? Замазку из глины и коровяка месишь?
Коля как раз этим и занимался всё утро. Он кивнул, ощущая, как нарастает абсурдность ситуации: он делает что-то осознанно, а она советует ему делать именно это, как будто он этого не знает.
— Марфа Семёновна, этот рецепт ещё мой дед…
— Знаю я твоего деда! — отрезала она. — Он на керосине лампы заправлял, а мы теперь электричеством пользуемся! В садовом центре двадцать видов садового вара! В тюбиках! Пастообразные, твёрдые, с фунгицидами!
— Но это же натурально… — начал было Коля.
— Натурально! — фыркнула соседка. — Укус мамонта тоже натурален, но шубу мы теперь по-другому шьём! Ладно, делай как знаешь. Самостройщик.
Она гордо развернулась и скрылась в доме, оставив Колю наедине с его «натуральными» и, по странному стечению обстоятельств, прекрасно плодоносящими помидорами.
Кульминация наступила через неделю. Коля красил ставни. Делал он это широкой кистью, не спеша, зачёрпывая краску из старой эмалированной кастрюли. Он любил этот процесс — ритмичные движения, запах олифы. Это была его медитация.
Марфа Семёновна, естественно, не выдержала и пятнадцати минут.
— Николай Петрович! Ну что за средневековье? У тебя же краскопульт в сарае ржавеет!
— Он у меня и пусть ржавеет, — уже с лёгкой долей отчаяния ответил Коля. — Мне кистью приятнее.
— Приятнее! Слой ложится неровно, подтёки неизбежны, расход краски в два раза выше! Экономика, ты слышал о таком?
Коля глубоко вздохнул и повернулся к ней. В его глазах читалась не злость, а какая-то философская усталость.
— Марфа Семёновна, а вы никогда не задумывались, — начал он медленно, — что, может, это не я отсталый, а вы… просто опаздываете?
Она замерла с открытым ртом.
— Как это опаздываю? Я же первая всегда! Первая узнаю о новинках, первая советую!
— Вот именно, — кивнул Коля, с наслаждением обмакивая кисть в густой краске. — Вы советуете то, что я уже делаю. Но с опозданием. Вы — хронически запоздалый советчик.
Она смотрела на него, не понимая.
— Объясните, — выдавила она.
— Ну смотрите, — Коля поставил кисть. — Вы мне советовали сажать картошку под солому. А я её уже третий год так сажаю. Вы кричали, что нужно компостную яму с червяками завести. А у меня она ещё с прошлой осени. Вы про капельный полив… а я уже начертил схему, шланги заказал. Вы всё видите, но… позже всех. Ваши советы — это эхо моих же действий.
Марфа Семёновна побледнела. Её вселенная давала трещину. Вся её идентичность — Первооткрывателя и Спасителя — рушилась.
— Но… но как? — прошептала она. — Я же всегда первой…
Развязка наступила на следующее утро. Коля вышел во двор и обомлел. К его калитке, согнувшись в три погибели, пятилась задом Марфа Семёновна. В руках она тащила огромную, наполненную чем-то тяжёлым, корзину, прикрытую скатертью.
— Марфа Семёновна? Это вы? — осторожно окликнул он.
Она выпрямилась. Лицо её было торжественным и немного растерянным.
— На, — она протянула ему корзину. — Держи.
Коля откинул скатерть. В корзине лежали два десятка банок с соленьями, вареньем, два пухлых домашних пирога с капустой и яблоками, и связка копчёной рыбы.
— Это… что? — не понял он.
— Это тебе, — сказала Марфа Семёновна и, опустив глаза, добавила: — Я подумала… раз уж я всегда опаздываю с советами… может, я хоть с помощью успею. Ты же вчера соседской девочке Машке говорил, что к родителям на юбилей собираешься, подарки везти. Вот… возьми. От меня. Вроде, всё вкусное.
Коля смотрел то на корзину, то на соседку, впервые в жизни видевшую землю у своих ног, а не чужие недочёты над забором.
— Марфа Семёновна… — начал он, тронутый до глубины души.
— Ничего не говори! — она снова подняла на него взгляд, и в нём уже мелькала знакомая искорка. — Только смотри, пирог с капустой ешь первым, он быстропортящийся! А варенье из крыжовника к чаю, оно…
Она запнулась, увидев его улыбку.
— …Оно и так, наверное, знаешь, — закончила она и, развернувшись, почти побежала к своему дому.
Коля остался стоять с тёплой корзиной в руках. Возможно, гиду и картографу из Марфы Семёновны был не очень толк. Но вот с поставщиком провизии, подумал он, глядя на аппетитные пироги, определённо стоило дружить.