Субботнее утро было идеальным. Солнечные лучи робко пробивались сквозь легкие гардины, которые Алина с таким трудом выбирала в прошлом месяце. В воздухе витал аромат свежесваренного кофе и ванильных круассанов — их маленькая традиция, знак того, что можно никуда не торопиться. Максим, уткнувшись в планшет с новостями, лениво потягивал кофе, а Алина составляла список покупок для их давно запланированной поездки на море. Они уже присмотрели несколько симпатичных домиков у самого берега.
— Может, возьмем тот, с синим ставнями? — мечтательно протянула она, обводя кружок на распечатанной фотографии. — Смотри, какой там гамак на веранде.
— И кошке понравится, — ухмыльнулся Максим, кивая на их рыжего кота Ваську, растянувшегося на полу в луже солнца. — Главное, чтобы интернет был хороший. Обещаю, буду работать только по утрам.
— Мечтать не вредно, — фыркнула Алина и потянулась за его чашкой, чтобы сделать глоток.
Идиллию разорвал резкий, настойчивый звонок в дверь. Они переглянулись удивленно. Гостей не ждали.
— Кто бы это? — пробормотал Максим, нехотя поднимаясь с дивана.
Он выглянул в глазок, и его лицо мгновенно стало напряженным, почти испуганным.
— Мама... — только и успел он выдохнуть Алине, прежде чем щелкнул замок.
На пороге, как монумент, стояла Светлана Петровна. В своих неизменных каблуках и строгом пальто, с дорогой сумкой через плечо, она выглядела так, будто явилась не в гости к сыну, а на инспекцию вверенной ей территории. Ее взгляд скользнул по Максиму, словно не замечая его, и устремился вглубь квартиры.
— Что случилось, мам? — спросил Максим, пытаясь загородить проход. — Ты что, не могла позвонить?
— Что значит «что случилось»? Матери в гости нельзя? — парировала она, легко отстраняя его плечом и переступая порог. — Надо — вот и приехала.
Она не стала разуваться, пройдя в прихожую на своих шпильках, оставляя на чистом полу мокрые следы. Ее поведение было отстраненным и деловым. Светлана Петровна медленно прошла в гостиную, и ее холодный, аналитический взгляд скользил по стенам, по новой угловой кухне, по бытовой технике. Она подошла к дивану и провела рукой по обивке, оценивая качество ткани. Затем подошла к столешнице из искусственного камня, тому самому «излишеству», на которое они с Максимом долго копили, и похлопала по ней ладонью, словно проверяя на прочность.
Алина, застывшая у стола с круассаном в руке, почувствовала, как по спине бегут мурашки. Это был не визит. Это был осмотр.
— Светлана Петровна, — наконец нашла в себе силы сказать Алина, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Вы нас хотели предупредить? Мы могли бы... не знаю, встретить вас как-то по-другому.
Свекровь медленно повернулась к ней. В ее глазах не было ни тепла, ни смущения. Только холодный расчет.
— Зачем предупреждать? Своих предупреждают? — она усмехнулась, и это прозвучало как оскорбление. — Я к делу. У Игоря проблемы. Серьезные. Большие долги.
Она сделала паузу, давая этим словам повиснуть в воздухе. Максим побледнел.
— Что случилось? С ним все в порядке?
— Пока да, — отрезала Светлана Петровна. — Но если ничего не сделать, будет хуже. Поэтому я все решила.
Она снова обвела квартиру взглядом, на этот раз — владельческим.
— Эту квартиру мы отдадим под залог для Игоря. Выплатит долги — вы ее обратно получите. Вам хватит месяца, чтобы освободить ее? Я уже присмотрела для вас варианты попроще, в спальном районе. Съемные. Не царское это дело — в кредитах жить, — она язвительно улыбнулась. — Развяжетесь с ними быстрее.
В комнате повисла гробовая тишина. Даже Васьк насторожился и перестал вылизывать лапу. Алина смотрела то на свекровь, то на мужа, который стоял, опустив голову, и молчал. Ей казалось, что пол уходит из-под ног. Это был не сон и не шутка. Это был ультиматум. Война началась с одного визита, без объявления.
Щелчок замка прозвучал как выстрел, отдаваясь в оглушительной тишине, которая заполнила квартиру после ухода Светланы Петровны.
Алина стояла на том же месте, сжимая в руке салфетку так, что костяшки пальцев побелели. Крошки от недоеденного круассана были размазаны по столу. Аромат кофе теперь казался горьким и тошным.
Она медленно повернулась к мужу. Максим неподвижно сидел на стуле, уставившись в одну точку на паркете. Лицо его было серым, безжизненным.
— Максим? — голос Алины прозвучал хрипло, она прочистила горло. — Максим, ты слышал, что она только что сказала?
Он молча кивнул, не отрывая взгляда от пола.
— И что это было?! — ее голос сорвался на крик, и это заставило его наконец поднять голову. В его глазах она увидела не ярость, не возмущение, а знакомый, до боли узнаваемый страх. Тот самый страх, который появлялся у него всякий раз, когда речь заходила о его матери.
— Аля, успокойся... — он поднял руку в умиротворяющем жесте.
— Успокоиться? — Алина засмеялась, и этот смех прозвучал истерично. — Твоя мать только что приказала нам в месячный срок освободить нашу же квартиру! Нашу! Которую мы покупали на свои кровные! Которую мы обустраивали два года! И я должна успокоиться?
— Она не приказывала, ты все неправильно поняла, — Максим попытался встать, но она резким жестом остановила его.
— Не приказывала? «Вам хватит месяца?» — передразнила она свекровь. — Это что, по-твоему, предложение? Это ультиматум! Самый что ни на есть наглый!
— У Игоря долги! Ты не понимаешь, у него серьезные проблемы! — голос Максима дрогнул. — Мама в стрессе, она не думает, что говорит. Она всегда так, сначала набрасывается, а потом остывает и все улаживает.
— Улаживает? Каким образом? Выставив нас на улицу? — Алина подошла к нему вплотную, пытаясь поймать его взгляд. — Максим, это наша квартира. Юридически. Она не имеет никакого права ею распоряжаться. Никакого!
— Я знаю! — он взорвался, резко вставая. Стул с грохотом отъехал назад. — Я не идиот! Но ты знаешь ее характер! Если ей что-то в голову взбредет... С ней нельзя лоб в лоб! Нужно время, нужно все обдумать, нужно поговорить с ней спокойно, когда она остынет.
— Остынет? — Алина смотрела на него с недоверием. — А пока она остывает, мы что, будем паковать чемоданы? Или начнем искать ту съемную квартиру в «спальном районе», которую она нам так любезно подобрала?
— Не говори ерунды! — он отвернулся и прошелся по комнате. — Никто никуда не съезжает. Просто... не нужно ее провоцировать. Я позвоню ей позже, завтра, и все ей спокойно объясню. Скажу, что это невозможно. Она поймет.
— Она не поймет! — выкрикнула Алина. — Она никогда ничего не понимает, кроме своего мнения! Ты это прекрасно знаешь! Ей нужно не объяснять, ей нужно запретить. Жестко и четко. Позвони ей сейчас. Прямо сейчас и скажи, чтобы она забыла об этой своей безумной идее.
Максим замер у окна, глядя на улицу. Плечи его были ссутулены.
— Я не могу сейчас. Ты же видишь, в каком она состоянии. Начнется скандал, она начнет истерить...
— Пусть истерит! Пусть кричит! Но она должна услышать от теша слово «нет»!
— Аля, хватит! — он обернулся, и в его глазах стояла настоящая паника. — Она же моя мать! Я не могу вот так, сходу... Ты не понимаешь, каково это.
В этот момент Алина все поняла. Поняла с ледяной, беспощадной ясностью. Ее муж, сильный и уверенный в себе на работе, в отношениях с матерью был тем самым запуганным мальчиком, который привык подчиняться, лишь бы не гневить ее. Он не будет сражаться. Он будет тянуть время, уговаривать, искать обходные пути, а в итоге сдастся, как сдавался всегда в мелочах. Но сейчас речь шла не о мелочах. Речь шла о их доме.
Она отступила на шаг. Внутри все оборвалось.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я все поняла.
Она развернулась и вышла из кухни, оставив его одного в гробовой тишине, которую не мог нарушить даже испуганный кот, жмущийся у ножки стола. Она поняла, что осталась одна. Одна на войне, которую только что ей объявили.
Воскресенье прошло в гнетущем молчании. Максим пытался делать вид, что ничего не произошло. Он включил телевизор, предложил заказать пиццу, но каждый его звук отскакивал от ледяной стены, которую выстроила вокруг себя Алина.
Она молча мыла посуду, молча перебирала вещи в шкафу, молча гладила белье. Мысли в ее голове метались, как птицы в западне, не находя выхода.
Она видела, как Максим украдкой смотрел на телефон, но так и не набрал мать. Его пассивность была оглушительной. И именно в этот момент безысходности ее осенило. Они не были беспомощны. Существуют законы, документы, права. Все, что сказала Светлана Петровна, было не просто наглостью. Это было незаконно.
В понедельник, сославшись на внезапное недомогание, она взяла отгул на работе. Максим, выглядевший уставшим и несчастным, ушел в офис, бросив на прощание: «Не переживай, все уладится». Алина лишь кивнула.
Она не пошла к первому попавшемуся юристу. Она позвонила Кате, своей подруге со времен университета, которая работала в сфере недвижимости и чей муж был адвокатом. Катя, выслушав сбивчивый, полный отчаяния рассказ, не стала задавать лишних вопросов.
— Сиди дома, Лина. Я сейчас к тебе.
Через сорок минут Катя уже сидела на их диване, сняв пальто, но сохраняя деловой, сосредоточенный вид. Рыжий Васька, почуяв серьезность момента, устроился рядышком.
— Так, — Катя достала блокнот. — Давай по порядку. Расскажи все, что сказала твоя свекровь. Дословно, насколько возможно.
Алина, запинаясь, пересказала тот ужасный разговор. Катя слушала внимательно, лишь изредка уточняя детали. Когда Алина закончила, Катя отложила блокнот и посмотрела на подругу прямым, спокойным взглядом.
— Хорошо. Первое и самое главное, что ты должна запомнить и принять как аксиому. Светлана Петровна не имеет на вашу квартиру абсолютно никаких прав. Ноль. Целых ноль десятых.
Алина выдохнула, словно с нее сняли тяжеленный груз.
— Но как... Как она могла такое просто заявить?
— О, милая, — Катя грустно улыбнулась. — Таких «свекровей» полно. Они живут в своей реальности, где слово «хочу» сильнее любого гражданского кодекса. Они верят, что могут просто прийти и забрать, потому что «семья». Так вот, сейчас мы с тобой построим щит. Из бумаг и статей. Слушай внимательно.
Катя начала раскладывать все по полочкам, медленно и четко, как на лекции.
— Квартира куплена в ипотеку. Кто созаемщики?
— Мы оба. Я и Максим.
— Верно. И в договоре купли-продажи, и в выписке из ЕГРН — вы оба указаны как собственники. Ваша свекровь в этих документах не фигурирует. Она не вкладывала сюда ни копейки, не является поручителем по кредиту. Юридически она для этой квартиры — постороннее лицо. Такое же, как я или почтальон.
Алина слушала, ловя каждое слово.
— Но она говорит, что это для брата... для его долгов...
— Это ее проблемы и проблемы ее сына, — холодно парировала Катя. — Ваша квартира не может быть залогом для его долгов без вашего, как собственников, добровольного и нотариально заверенного согласия. Вы что, подписывали такое согласие?
— Конечно нет!
— Вот и все. Теперь о твоих дальнейших действиях. Ты не должна вступать с ней в препирательства. Ты действуешь по закону. Шаг первый.
Катя подняла указательный палец.
— Документы. Ты находишь все: договор купли-продажи, выписку из ЕГРН, свой паспорт. Клади их в отдельную папку. Они — твоя броня.
Второй палец.
— Коммуникация. Все разговоры с ней — только в присутствии свидетеля, в идеале Максима, и желательно с диктофоном. Сейчас это законно, если ты участник разговора. Все ее визиты, звонки, сообщения — фиксируй. Даты, время, суть. Это твое досье.
Третий палец.
— Официальный ответ. Ты не ждешь, когда она «остынет». Ты составляешь официальное письмо. Простое и четкое. Что вы, Алина и Максим такие-то, являетесь собственниками квартиры по такому-то адресу, не давали согласия на ее отчуждение и не собираетесь этого делать. Что вы требуете прекратить любые попытки давления по данному вопросу. Письмо отправляешь ей заказным с уведомлением о вручении. Пусть распишется. Это будет железное доказательство, что она была предупреждена.
— А если... если она придет сюда снова? — тихо спросила Алина.
— Тогда ты не открываешь дверь. Через дверь говоришь, что общаться с ней будешь только в присутствии адвоката.
Если она не уходит, или начинает ломиться, или угрожать — немедленно звонишь в полицию и сообщаешь, что посторонняя гражданка пытается проникнуть в твое жилище, создает угрозу твоей безопасности и порчу имущества. По закону о праве граждан на жилище, ее прогонят. Быстро и без лишних слов.
Алина сидела, обхватив руками колени, и впитывала каждое слово. Страх и ощущение беспомощности постепенно отступали, сменяясь холодной, расчетливой решимостью. У нее появился план. Появилось оружие.
— Катя... Спасибо. Я не знаю, что бы я без тебя делала.
— Пустяки, — Катя встала и обняла подругу. — Ты не одна. Просто помни: твоя свекровь играет в игру «я — мать, мне все должны». А ты теперь будешь играть в игру «закон и право собственности». И твои правила — железобетонные. Держись за них.
После ухода Кати Алина подошла к сейфу, где хранились их важные документы. Она достала синюю папку с надписью «КВАРТИРА». Пролистала плотные листы. Договор. Выписка из ЕГРН. Ипотечный договор. Их с Максимом имена стояли рядом.
Она положила ладонь на гладкую бумагу. Это был не просто документ. Это был их с Максимом общий труд, их мечта, их крепость. И она не позволит никому ее захватить. Даже если сражаться придется в одиночку.
Прошло три дня. Три дня напряженного молчания в квартире и тихого ожидания, словно перед грозой. Максим старался не встречаться с Алиной глазами, задерживался на работе, а дома забивался в кабинет под предлогом срочных проектов. Алина не настаивала на разговоре. Она собирала свою волю в кулак, перечитывала документы и ждала. Она знала — буря приближается.
Она пришла в среду вечером. Максим еще не вернулся. Алина как раз разогревала ужин, когда в дверь позвонили. Не короткий, вежливый звонок, а длинный, настойчивый, переходящий в оглушительную трель. Сердце Алины екнуло. Она подошла к глазку.
В коридоре стоял Игорь. Он переминался с ноги на ногу, его взгляд беспокойно скользил по стенам. Он выглядел помято и старше своих лет. Дорогая, но мятая куртка, потухшая сигарета в дрожащих пальцах.
Алина глубоко вздохнула, вспомнив слова Кати. «Фиксируй все визиты». Она достала телефон, включила диктофон и сунула его в карман домашних брюк. Затем, не открывая цепочки, приоткрыла дверь.
— Игорь, — ровно произнесла она. — Максима нет.
— Да мне пофигу, нету его или есть, — брат мужа попытался просунуть ботинок в щель, но Алина уперлась в дверь. — Впусти, поговорить надо. Серьезно.
— Мы можем поговорить отсюда.
— Что за бред? Я же не чужой! — его голос сорвался на визгливую нотку. — Открой дверь, Алина, нормально же прошу!
Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Но за спиной у нее была папка с документами и знание своих прав. Она медленно, с щелчком, сняла цепочку и отступила, позволяя ему войти. Игорь ввалился в прихожую, грузно ступая. Он не стал разуваться, прошел в гостиную и упал на диван, развалившись, как хозяин. От него пахло табаком и чем-то кислым.
— Ну что, мамаша моя вас в курсе поставила? — он усмехнулся, но в его глазах читался животный страх.
— Если ты о твоих долгах и нашей квартире, то да, — Алина осталась стоять. — Позиция наша неизменна. Квартиру мы не отдадим.
— Алина, ну будь ты человеком! — он наклонился вперед, его лицо исказила маска показного страдания. — Ты не понимаешь, в какой я яме! Мне эти ребята... они кости переломают! По-настоящему!
— Мне жаль, Игорь. Но решать свои финансовые проблемы за счет семьи — не выход.
— Какая нафиг семья? — он снова закричал, ударив кулаком по подушке. — Я брат Максу! Родная кровь! А он что? Сидит в своей норке, как крыса, и на родного брата плевать ему? У него все есть: карьера, квартира, жена! А мне вечно не везет!
Алина смотрела на него, и ее охватывало странное чувство — смесь жалости и брезгливости. Он был пешкой. Запуганной, слабой пешкой в руках своей матери.
— Максим всего добился сам, — холодно сказала она. — И мы вдвоем. А твои проблемы — это последствия твоих решений.
— Да? А кто его на ноги поставил? Кто его учился оплачивал? Мама! — Игорь ткнул пальцем в пол. — А теперь он ей должен! И мне должен! Мы же семья!
— Семья не означает, что один член семьи имеет право разорить и вышвырнуть на улицу другого, — парировала Алина. — Закон един для всех.
— Закон... — он с ненавистью выплюнул это слово. — Ты со своим законом потом в больничке будешь лежать, когда ко мне в гости эти ребята придут! И к вам придут! Понимаешь? Они знают адрес!
Угроза повисла в воздухе, тяжелая и вонючая, как его дыхание. Алина почувствовала, как ноги стали ватными, но она не дрогнула.
— Это уже угрозы, Игорь. И это совсем другая статья. Я сейчас могу позвонить в полицию, и ты им все это красиво повторишь.
Он замер, оценивая. Видимо, мать не учила его, что делать, если угрозы не работают.
— Ладно... ладно, не кипятись, — он сменил тактику, голос стал заискивающим. — Я же не для себя. Для мамы. Она из-за меня с ума сходит, вся извелась. Она сказала, что вы съедете. Она все уладила. Не усложняй.
Эти слова прозвучали как финальный аккорд. Да, он был пешкой. Но добровольной.
— Игорь, выслушай меня внимательно, — Алина сделала шаг вперед, глядя ему прямо в глаза. — Никто никуда не съезжает. Ни через месяц, ни через год. Это наш дом. И если ты или твоя мама появитесь здесь снова с подобными разговорами, мы будем вынуждены действовать по закону. Жестко. Понял?
Он что-то пробормотал, не глядя на нее, поднялся с дивана и, бормоча ругательства под нос, побрел к выходу. Он хлопнул дверью так, что задребезжали стекла в серванте.
Алина медленно подошла к двери, повернула засов и прислонилась к холодному дереву лбом. Она вынула телефон и остановила запись. Руки у нее слегка дрожали. Он упомянул «ребят». Это была уже не просто семейная склока. Это пахло реальной опасностью.
Она посмотрела на часы. Скоро должен вернуться Максим. И на этот раз он выслушает ее. И он примет ее сторону. Потому что игра только что перешла на новый, опасный уровень. И отсидеться в кабинете у него уже не получится.
Той ночью они не спали. Алина включила диктофон с записью разговора с Игорем. Максим слушал, сидя на краю дивана, и лицо его становилось все мраменее. Когда прозвучали слова про "ребят" и "больничку", он сжал кулаки так, что костяшки побелели.
— Господи, — прошептал он, опуская голову в ладони. — До чего он докатился...
— Он не просто докатился, Макс, — холодно сказала Алина, выключая запись. — Он теперь представляет для нас реальную угрозу. И твоя мать эту угрозу поощряет.
— Я поговорю с ним! Я найду его и...
— Говорить уже поздно! — резко оборвала его Алина. Впервые за все дни она позволила себе крик. — Пора действовать. Завтра же мы идем к юристу и пишем заявление. Хочешь ты того или нет.
Максим ничего не ответил. Он просто сидел, сгорбившись, и смотрел в пол. Но в его молчании уже не было пассивности. В нем была ярость. Ярость, направленная на брата, на мать, и, возможно, на самого себя.
Но Светлана Петровна опередила их.
На следующий день, ближе к вечеру, раздался тот самый властный звонок. Алина посмотрела в глазок. На площадке стояла свекровь. А рядом с ней — незнакомая женщина в строгом костюме и с планшетом в руках. Риелтор.
Алина ощутила прилив такой силы, что он смыл весь страх. Она обернулась к Максиму, который вышел из кабинета, услышав звонок.
— Твоя мама. С подкреплением, — коротко сказала она. — Будешь прятаться?
Он молча подошел к двери, его лицо было каменным. Он кивнул. Алина глубоко вдохнула, поправила плечом телефон в кармане, убедившись, что диктофон включен, и открыла дверь.
Светлана Петровна, не дожидаясь приглашения, шагнула внутрь. Ее спутница последовала за ней.
— Ну, я привела специалиста, — свекровь говорила громко и отчетливо, обращаясь больше к риелтору, чем к ним. — Оценить, так сказать, ликвидность. Вам, — она бросила взгляд на Алину и Максима, — лучше пока выйти. Мы тут поработаем.
Риелтор, чувствуя себя неловко, уставилась в планшет.
— Мама, — голос Максима прозвучал тихо, но так, что все замерли. — Ты что здесь делаешь?
— Я же сказала! Решаю вопросы с квартирой. Вы мне месяц не отвечаете, приходится брать инициативу в свои руки.
Марина, — она обернулась к риелтору, — обратите внимание, тут можно эту стену снести, сделать евроремонт...
— Вы не будете здесь ничего сносить, — Алина сделала шаг вперед, перекрывая собой проход в гостиную. — И оценивать. Это частная собственность. Вы здесь посторонние.
Светлана Петровна медленно повернулась к ней. Ее глаза сузились.
— Алина, не надо истерик. Взрослые люди решают вопрос. Игорю нужны деньги. Вы живете не по средствам. Я предлагаю цивилизованное решение.
— Решение? — Алина засмеялась. — Ваше решение — выгнать нас из нашего дома? Это не решение. Это самоуправство.
— Это необходимость! — свекровь повысила голос. — Вы что, не понимаете? Он погибнет!
— Его долги — его проблемы! — в голосе Максима прорвалась закипавшая все эти дни ярость. — Мы не будем за них расплачиваться нашей квартирой! Никогда!
— Как ты разговариваешь с матерью? — Светлана Петровна изобразила шок. — Я тебя растила, на ноги ставила, а ты из-за этой... — она ядовито скользнула взглядом по Алине, — теперь на мать голос повышаешь? Она тебе всю голову заморочила!
— При чем тут Алина? — крикнул Максим. — Это мое решение! Наше общее решение! Мы не отдадим квартиру. Точка.
— А я говорю — отдадите! — свекровь тоже перешла на крик. Ее лицо покраснело. — Я так решила! Вы обязаны помочь брату! Вы должны меня слушаться!
— Мы никому ничего не должны, — Алина говорила уже спокойно, наслаждаясь моментом. Она чувствовала, как Максим наконец-то стоит с ней плечом к плечу. — И мы вас не слушаемся. Юридически вы для нас никто. Посторонний человек, который вторгся в наше жилище.
Светлана Петровна аж задрожала от бессильной злобы.
— Какой кошмар! Какая неблагодарность! Я в вас души не чаяла! А вы... вы...
— Мы защищаем свой дом, — жестко парировал Максим. — И я требую, чтобы вы немедленно ушли. И чтобы вы и Игорь больше никогда не приходили сюда с этими разговорами.
— Иначе, — четко добавила Алина, — следующая наша беседа будет в присутствии участкового. И у меня есть запись визита Игоря с угрозами. Хотите попробовать?
Риелтор, бледная, уже пятилась к выходу.
— Извините, я, пожалуй... я подожду вас на улице.
Светлана Петровна стояла, тяжело дыша. Она с ненавистью смотрела то на сына, то на невестку. Казалось, она вот-вот кинется в драку.
— Хорошо, — прошипела она. — Хорошо. Вы сами этого хотели. Вы еще пожалеете. Обо всем пожалеете.
Она резко развернулась и, не прощаясь, вышла, громко хлопнув дверью.
В квартире воцарилась тишина. Максим прислонился к стене и закрыл лицо руками. Алина подошла к нему и молча обняла. Он дрожал.
— Прости, — он прошептал ей в волосы. — Прости, что не сразу... Я просто... я не думал, что она так...
— Все, — тихо сказала Алина. — Главное, что теперь мы вместе.
Она понимала — это была не победа. Это было только начало войны. Свекровь не отступится. Но теперь у них был самый главный союзник — друг в друге.
Наступило хрупкое затишье. Два дня телефон молчал, и они начали надеяться, что самый страшный шквал миновал. Максим даже предложил в выходные съездить за город, чтобы сменить обстановку. Алина с готовностью согласилась. Им обоим нужно было стряхнуть с себя липкий налет пережитого кошмара.
В субботу утром Алина варила кофе, а Максим собирал в рюкзак термос и бутерброды. Настроение было почти легким, как в те времена, что были до вторжения Светланы Петровны.
Первой тревогу почувствовала Алина. Ее телефон на столе начал вибрировать с завидным постоянством. Не звонки, а короткие, настойчивые сообщения в мессенджерах. Она взяла его в руки.
«Алина, что у вас там происходит?» — от бывшей однокурсницы, с которой не общались года три.
«Привет! Ты в порядке?» — от коллеги по старой работе.
Потом пришло СМС от тети, сестры ее покойной матери: «Лина, позвони мне срочно. Беспокоюсь».
Сердце у Алины упало. Она открыла одну из популярных социальных сетей. В личных сообщениях — десятки непрочитанных. Но самое страшное ждало ее в общем чате их большой семьи, куда входили дяди, тети, двоюродные братья и сестры. Чат взорвался.
Она пролистала вверх. Истоком был скриншот поста Светланы Петровны.
Пост был длинным, полным пафоса и трагизма.
«Дорогие друзья, родные! Я обращаюсь к вам в самый тяжелый час своей жизни. Я всегда верила в семью, в поддержку, в любовь. Но сегодня мое сердце разбито. Мой младший сын попал в беду, его жизнь под угрозой из-за огромных долгов. Я умоляла своего старшего сына и его жену помочь, предложила им временно переехать, чтобы спасти брата. Но они отказались. Они сказали, что их благополучие и их дорогая квартира важнее жизни родного человека. Они выгнали меня, пригрозили полицией, оскорбили меня, больную женщину. Я не знаю, что делать. Я в отчаянии. Прошу вашей поддержки и молитв. Может быть, ваше слово дойдет до их черствых сердец».
Под постом десятки возмущенных комментариев от ее друзей: «Какие ужасные люди!», «Светлана, держись!», «Как они могут так поступать с родной матерью?».
Алина, онемев, показала телефон Максиму. Он прочитал, и его лицо исказилось от гримасы гнева и отвращения.
— Господи... Это же... Это же полный бред! — вырвалось у него.
В этот момент в их общем семейном чате всплыло новое сообщение от его тети, сестры Светланы.
«Максим, Алина, я в шоке! Как вы могли так поступить с матерью? Она же вас на ноги поставила! И Игорь ваш брат, кровь от крови! Вы что, совсем совесть потеряли? Немедленно вернитесь к маме и исправьте ситуацию!»
Посыпались другие сообщения, как град:
«Макс, я тебя не узнаю. Разве мы тебя так воспитывали?»
«Алина, ну как ты могла допустить такое? Женщина одна, больная, а вы ее на улицу!»
«Деньги людей меняют. Зазнались».
Максим схватил свой телефон, его пальцы дрожали. Он написал в чат коротко и жестко: «Все, что написала моя мать — ложь. Никто ее не выгонял и не оскорблял. Она требует, чтобы мы отдали ей нашу квартиру для покрытия долгов Игоря. Мы отказались. На этом все».
Но было уже поздно. Волна возмущения и праведного гнева уже набрала силу. На его сообщение тут же пришел ответ от дяди: «Не позорься, Максим! Оправдываться вздумал? Мать на свете одна!»
Телефон Алины разрывался от звонков. Неизвестные номера. Кто-то, представившись подругой Светланы Петровны, начала кричать в трубку о том, что они «нелюди». Алина, побледнев, положила трубку и отключила звук.
Они сидели за кухонным столом. Рюкзак для пикника безнадежно валялся на полу. Кофе остыл. За окном светило солнце, но в их маленьком мире снова бушевала буря. Буря лжи и лицемерия.
Максим опустил голову на стол.
— Я не могу... — его голос был глухим. — Я не могу поверить... Как она могла? Как она могла так вот... оболгать нас перед всеми?
— Потому что это ее оружие, — тихо сказала Алина. Она чувствовала себя грязной и оплеванной. — Она проиграла здесь, лицом к лицу. Теперь она бьет по нашему имени, по нашей репутации. Она хочет нас сломать морально, чтобы мы сдались.
— Но что мы можем сделать? — в его голосе снова прозвучали знакомые нотки отчаяния. — Опубликовать скриншоты? Выложить наши диктофонные записи? Выносить все это сор на публику?
— Нет, — Алина покачала головой. Ей было тошно. — Тогда мы опустимся до ее уровня. Мы будем выглядеть оправдывающимися идиотами. Этого она и хочет — вовлечь нас в эту грязную войну.
Она посмотрела на мужа. Он был на грани. Давление, оказанное матерью, было колоссальным. Оно подрывало самые основы его мира.
— Максим, послушай меня, — она взяла его руку. — Мы знаем правду. Мы с тобой. И те, кто нам по-настоящему дорог, в нее поверят. А остальные... Нам не нужны те, кто верит в такие сказки.
— Но они же все... все против нас, — прошептал он.
— Пусть. Нам не нужна армия. Нам нужна крепость. И она у нас есть. Эта квартира. И мы вдвоем внутри.
Она понимала, что это прозвучало наивно. Но другой защиты от этой информационной бомбардировки у них не было. Им предстояло пережить осаду, закупориться в своих стенах и ждать, когда враг поймет, что они не сдаются.
Или когда он придумает что-то пострашнее.
Неделю они жили как в осажденной крепости. Телефоны были переведены в беззвучный режим, уведомления из соцсетей отключены. Максим ушел на удаленную работу, Алина взяла отпуск.
Они почти не выходили из дома, только поздно вечером, чтобы выгулять Ваську на поводке и вынести мусор. Каждый звонок в домофон заставлял их вздрагивать.
Напряжение росло. Даже стены, которые раньше хранили уют, теперь казались тонкими и уязвимыми. Они оба понимали — так долго продолжаться не может. Что-то должно было случиться.
И это случилось утром в среду.
Алина стояла на кухне и мыла посуду. Максим был в кабинете на созвоне. Вдруг в квартире раздался оглушительный, нечеловеческий грохот. Казалось, кто-то бьет кувалдой в металлическую дверь. Задребезжала люстра. Из кабинета выскочил бледный Максим.
— Это что?!
Грохот повторился, теперь сопровождаемый грубыми мужскими голосами.
— Игорь, открывай, мудак! Деньги принес?
— Мы знаем, что ты там! Открывай, пока по-хорошему просим!
Алина, сердце которой колотилось где-то в горле, подбежала к двери и посмотрела в глазок. На площадке стояли двое крупных мужчин в спортивных костюмах. Один из них снова занес ногу, чтобы ударить в дверь.
— Открывай! Последний раз говорю!
Внутри у Алины все сжалось в ледяной ком. Это были те самые «ребята». Угрозы Игоря стали реальностью. Но вместо страха ее вдруг охватила ясная, холодная ярость. Они посмели. Посмели прийти в ее дом, пугать ее, ломать ее дверь.
Она резко обернулась к мужу, который стоял в нерешительности, сжав кулаки.
— Максим, вызывай полицию. Прямо сейчас. Говори, что в квартиру ломятся неизвестные, угрожают, есть угроза жизни и имуществу.
Ее команда прозвучала так уверенно, что он, не раздумывая, схватил телефон и набрал 102.
Алина же, не отрываясь от глазка, крикнула в дверь, стараясь, чтобы голос не дрожал:
— Уходите! Сейчас будет вызвана полиция!
— О, полицию вызывают! — засмеялся один из них и снова ударил ногой в дверь. — Мы мигом, успеем с тобой побеседовать, Игорь!
— Я не Игорь! Вы ошиблись квартирой! Уходите!
— Ага, как же! Нам твой адрес дали, долбаеб!
В этот момент Максим, закончив звонок, подошел к ней. Его лицо было искажено гримасой гнева, который, наконец, пересилил страх. Он отстранил Алину плечом и прильнул к глазку.
— Слушайте сюда! — его голос гремел, заглушая все звуки. — Я хозяин этой квартиры! Ваш Игорь здесь не живет и не прописан! Вы ломитесь в чужое жилище! Полиция уже выехала. Если вы сейчас же не уберетесь, вас заберут за хулиганство и порчу имущества! И мы подадим в суд!
На площадке наступила короткая пауза. Мужики переглянулись.
— Ты чё несёшь? Это квартира Игоря!
— Нет! Это моя квартира! Я Максим! Проверяйте свои данные, идиоты! Но лучше проверяйте в отделении!
В его тоне было столько уверенности и ярости, что сомнения, видимо, начали закрадываться в их souls. Один из них что-то неразборчиво пробормотал, другой плюнул в сторону двери.
— Ладно, разберемся... Но если ты врешь...
Они что-то пробурчали себе под нос и, тяжело ступая, стали спускаться по лестнице. Алина прислонилась к стене, ноги ее подкосились. Она слышала, как зазвенел лифт, увозя незваных гостей. Через несколько минут снаружи раздались шаги и властный звонок. На этот раз — короткий и официальный.
— Полиция.
Максим открыл дверь. На пороге стояли два сотрудника в форме.
— Вызывали? Граждане, что тут у вас произошло?
Максим, все еще бледный, но собранный, начал объяснять. Алина молча показала им вмятины на металлической двери от ударов ногой. Она достала телефон и включила диктофонную запись своего разговора с Игорем, пропустив ее до момента с угрозами.
— Вот, это брат моего мужа. Он приходил сюда, угрожал, что к нам придут «ребята». И сегодня они пришли. Мы уверены, что это именно они.
Участковый, старший по званию, внимательно слушал, делая пометки в блокноте. Он осмотрел дверь.
— Понятно. Составлен протокол. Этих граждан мы постараемся найти и установить личность. А вам, — он посмотрел то на Максима, то на Алину, — я советую написать заявление на вашего брата. По факту угроз. И на мать, если она продолжает вас беспокоить. Чтобы был официальный след. Потом, если что, будет проще.
Когда полицейские ушли, в квартире снова воцарилась тишина. Но на этот раз она была другой. Не гнетущей, а облегченной.
Битва была выиграна. Максим подошел к Алине, все еще стоявшей у стены, и крепко обнял ее. Она почувствовала, как сильно бьется его сердце.
— Прости меня, — прошептал он. — Прости, что не верил тебе с самого начала. Прости, что был тряпкой.
— Все уже позади, — выдохнула она, burying лицо в его плече.
— Нет, — он отстранился, и в его глазах горел новый, твердый огонь. — Не позади. Теперь все только начинается. Но теперь мы будем драться вместе. И мы победим.
Тишина, наступившая после ухода полиции, была звенящей, но на этот раз в ней не было страха. Была усталость. Глубокая, выворачивающая душу наизнанку усталость, как после долгой и тяжелой болезни. Они сидели в гостиной, не включая свет, и смотрели в окно, где понемногу зажигались огни вечернего города. Их руки были сплетены, и в этом молчаливом единении была вся их сила.
Первой нарушила молчание вибрация телефона Максима. Он посмотрел на экран. На нем горело имя «Мама». Он медленно поднес трубку к уху, но ничего не сказал.
Из телефона послышался истеричный, надрывный крик, такой громкий, что Алина разобрала слова, даже сидя рядом.
— Что ты наделал?! Криминальный элемент к тебе приехал! Ты брата в тюрьму посадить хочешь? Ты его погубил! Я тебя проклинаю! Ты мне больше не сын!
Максим слушал, не перебивая. Его лицо было непроницаемым, но Алина видела, как напряглись мышцы его челюсти. Он дождался, пока поток оскорблений и упреков иссякнет, и произнес спокойно, холодно и очень тихо:
— Мама, ты перешла все границы.
В трубке на мгновение воцарилась тишина, а затем раздался новый взрыв рыданий.
— Как ты смеешь со мной так разговаривать! Я твоя мать!
— Ты перестала быть матерью в тот момент, когда решила разрушить мою жизнь и жизнь моей жены ради спасения Игоря от его же проблем, — его голос был ровным, как лезвие. — Ты лгала на нас, ты натравила на нас родственников, ты фактически подставила нас под удар бандитов. У меня нет больше ни сил, ни желания это терпеть.
— Так это она! Эта твоя Алина тебя против меня настроила!
— Нет, мама. Это ты сама все сделала. Я взрослый мужчина. У меня есть семья. И мой дом — это моя крепость. Ты попыталась разрушить ее. Ты — агрессор. И я больше не позволю тебе этого делать.
— Что... что ты говоришь? — в голосе Светланы Петровны впервые прозвучала неуверенность.
— Я говорю, что все кончено. Наши отношения закончены. Не звони мне, не приезжай. Не пиши. Не пытайся выйти на связь через родственников. Если ты или Игорь появитесь у нашего дома, мы будем действовать по закону. Жестко. Ты все поняла?
— Максим... сынок... — ее тон резко сменился на заискивающий. — Давай все обсудим... Я была не права...
— Нет, — он перебил ее. Еще никогда его голос не звучал так окончательно. — Никаких обсуждений. Ты сделала свой выбор. Я сделал свой. Прощай, мама.
Он положил трубку. Его рука дрожала. Он опустил голову и закрыл лицо ладонями. Алина молча обняла его, прижалась к нему. Она понимала, что для него только что умер очень важный человек. И этот человек умер не сегодня, а постепенно, с каждым своим ультиматумом, с каждой ложью, с каждым проявлением презрения к его жизни.
Он не плакал. Он просто тяжело дышал, пытаясь справиться с болью, которая была острее любой физической.
— Я сказал, — прошептал он наконец. — Я действительно сказал ей это.
— Ты был мужественным, — тихо ответила Алина. — Это был самый трудный разговор в твоей жизни.
— Я чувствую себя опустошенным. И виноватым.
— Это нормально. Но ты не виноват. Ты защищал нас. Нашу семью.
Они сидели так еще долго, пока за окном ночь окончательно не вступила в свои права. Никто не включал телевизор, не говорил о будущем, не строил планов. Они просто были вместе. В своей тихой, израненной, но отстоянной квартире. В своем пространстве, которое снова стало их крепостью. Победа далась им дорогой ценой. Они не испытывали эйфории. Не было ни торжества, ни злорадства. Была лишь горькая, выстраданная уверенность в том, что худшее позади. И тихая, щемящая грусть по тому, что пришлось потерять, чтобы сохранить самое главное. Они спасли свой дом. Но часть своей прежней жизни они похоронили заживо. И теперь им предстояло научиться жить с этой пустотой внутри.