Стояла серая, промозглая осень. Дождь, то усиливающийся, то затихающий до мелкой водяной пыли, казалось, шел с самого утра — с тех самых пор, как гроб с телом матери опустили в сырую землю. Ольга не плакала. Внутри нее была лишь густая, тягучая пустота, словно кто-то выжег все чувства раскаленным железом. Она механически принимала соболезнования, кивала, чувствуя, как немеют щеки от напряжения.
Ее муж Игорь держался рядом, его крепкая рука была единственной опорой в этом размытом мире. Он шептал что-то ободряющее, поправлял на ее плече просевшую прядь волос. В эти минуты она была благодарна ему за это молчаливое участие.
Вечером они были одни в своей типовой трешке. Гнетущая тишина квартиры нарушалась лишь мерным тиканьем часов на кухне. Ольга сидела на диване, сжимая в ладонях остывшую чашку с чаем, который не могла допить. На ней все еще был тот самый черный свитер, от которого пахло дымом поминальных свечей и влажной шерстью.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел. Игорь пошел открывать. И прежде чем Ольга успела поднять голову, в гостиную вплыла ее свекровь, Галина Петровна. От нее пахло резкими духами, которые не перебивали даже запах осенней сырости.
— Олечка, родная моя! — ее голос звенел фальшивой, натянутой жалостью. — Я как узнала, сразу бросила все дела! Не могла оставить тебя одну в такой день.
Она обняла Ольгу, прижала к кофте с колючими стразами. Ольга податливо замерла, не в силах ответить на объятия.
— Спасибо, Галина Петровна, — тихо выдохнула она.
— Да что уж там, — отмахнулась свекровь, усаживаясь рядом и окидывая комнату оценивающим взглядом. — Какое горе-то какое... Никогда не думала, что твоя мама так рано... Ну, что поделать, все мы там будем.
Игорь растерянно стоял в дверях.
— Мам, чаю принести?
— Чаю? Да я не за чаем, сынок. Я за тем, чтобы поддержать вашу семью. Ты уж крепись, — она похлопала Ольгу по колену. — Жизнь, знаешь ли, на этом не кончается. Надо думать о будущем.
Ольга промолчала, глядя в мутную глубину своей чашки.
— Квартира-то у мамы твоей хорошая? — вдруг спросила Галина Петровна, ее голос стал деловитым. — В центре, я слышала? Трехкомнатная?
Ольгу будто кольнуло током. Она медленно подняла на свекровь глаза.
— Да... Трехкомнатная.
— Вот видишь! — обрадовалась Галина Петровна, словно услышала отличную новость. — А я тут думаю, горе-то горем, а удача сама в руки плывет. Теперь-то все ясно как день!
Ольга не понимала.
— Что ясно?
— Да как что! — свекровь посмотрела на нее с притворным удивлением. — Теперь вы с Игорем наконец-то сможете исполнить мою заветную мечту! Купить мне тот самый домик в пригороде, у речки. Я вам столько лет его заказываю! А эту мамину квартиру мы быстренько оформим на Ленку. Ведь ей с мужем и ребенком в ихней однушке просто не продохнуть! Вот и решение всех проблем.
В комнате повисла гробовая тишина. Ольга смотрела на улыбающееся лицо свекрови и не верила своим ушам. Ее мама не успела остыть в земле, а этот человек уже с аппетитом делит ее наследство.
— Что... что вы сказали? — тихо спросила Ольга, чувствуя, как по телу разливается ледяная волна.
— Ну что ты так смотришь? — Галина Петровна сделала обиженное лицо. — Логично же! Тебе одной две квартиры на что? А так и я при своем буду, и сестра мужа не в обиде. Все довольны.
Ольга перевела взгляд на Игоря. Он стоял, опустив голову, и изучал узор на ковре.
— Игорь? — позвала она, надеясь, что он сейчас же пресечет этот бред.
Он вздохнул, поднял на нее виноватый взгляд.
— Мама, не сейчас, — беззвучно прошептал он. — Поговорим как-нибудь в другой раз.
В тот миг лед внутри Ольги треснул, уступая место острому, режущему ощущению полного предательства. Она осталась одна. Совершенно одна.
Ночь опустилась на город плотным, непроглядным покрывалом. Дождь за окном стих, сменившись глухим гулом в ушах. Ольга лежала неподвижно, уставившись в потолок, который в темноте казался бесконечным пепельным полотном. Слова свекрови звенели в ее сознании, как натянутая струна, готовая лопнуть. «Оформим на Ленку... Домик моей мечты...» Каждое слово было ударом хлыста по незажившей ране.
Рядом, спиной к ней, лежал Игорь. Его дыхание было ровным, но слишком уж нарочито спокойным, вымученным. Она знала — он не спит. Так же, как и она. Между ними лежала невидимая стена, выстроенная из молчания и предательства, которое заключалось не в действии, а в бездействии.
Вдруг в тишине комнаты жалобно пропищал мобильный телефон. Игорь резко, почти выхватывая, взял трубку. Он приглушенно прошептал «Алло?» и тут же, через секунду, его плечи обмякли.
— Мам... — его голос был сиплым от сна, который он явно изображал. — Ну что ты опять?.. Я понимаю... Понимаю, мам, но давишь ты слишком сильно.
Ольга замерла, не дыша, стараясь уловить каждый звук.
— Она же в шоке еще, — продолжал Игорь, понижая голос еще больше. — Давай постепенно... Нельзя же так, в лоб. Да, я знаю, что логично... Конечно, я с тобой согласен... Но нужно время.
Ольга медленно сжала кулаки под одеялом. Холодная волна, которую она почувствовала днем, теперь сменилась огненной лавой. Он согласен. Он с ней согласен. Пока она хоронила мать, он и его мать уже все решили за нее. Ее горе, ее потеря, ее наследство — все это было лишь досадной заминкой в их грандиозных планах.
— Ладно, мам, спи... Да, я все улажу. Договорились.
Он положил трубку, тяжело вздохнул и повернулся на другой бок, сделав вид, что просто вставал попить воды. Ольга закрыла глаза, изображая сон. Она чувствовала, как он смотрит на нее в темноте, но не шевельнулась. Через несколько минут его дыхание снова стало ровным. На этот раз притворным.
Утро принесло с собой не свет, а лишь продолжение ночного кошмара. Ольга молча налила ему кофе. Он молча сел за стол. Воздух на кухне был густым и тягучим, как сироп.
— Ты как? — наконец произнес Игорь, не глядя на нее.
— Как ты думаешь? — ее голос прозвучал хрипло.
— Оль... Не усугубляй, — он потянулся к сахарнице, избегая ее взгляда. — Мама, конечно, несет иногда... Но ты сама подумай. Тебе одной две квартиры? Это же лишние хлопоты, налоги. А так мы могли бы помочь Лене, маму ублажить... Все в выигрыше.
— В выигрыше? — Ольга медленно поставила свою чашку на стол. Звук получился громким и резким. — Моя мама умерла, Игорь. Вчера мы ее похоронили. А вы с твоей мамой уже решили, как «выгодно» распорядиться ее домом. Ты понимаешь, что ты говоришь?
— Я понимаю, что ты не в себе! — вспылил он, наконец подняв на нее глаза. В них она увидела не поддержку, а раздражение. — Я понимаю, что нужно быть практичным! Жизнь не стоит на месте! Нельзя вечно ходить с опущенной головой! Нужно решать проблемы, а не лить слезы!
— Для тебя смерть моей матери — это «проблема», которую нужно «решить»? Продажей ее квартиры? — каждый ее вопрос висел в воздухе, как лезвие гильотины.
— Ольга, хватит! — он резко встал, отодвинув стул. — Я не могу говорить с тобой, когда ты в таком состоянии. Я не хочу ссориться. Просто остынь и подумай здраво.
Он вышел из кухни, оставив ее одну с догорающим кофе и чувством полнейшей опустошенности. Он уходил от разговора. Как всегда. Предпочитая «мир» любой ценой, даже ценой ее чувств.
Механически, почти не видя перед собой ничего, Ольга стала собирать со стола. Ей нужно было выйти на улицу, глотнуть воздуха, убежать от этого давящего чувства. Она накинула первое попавшееся пальто и вышла в подъезд.
Спускаясь к почтовым ящикам, она надеялась найти там хоть каплю отвлечения — может, газету, рекламный проспект. Она открыла свой ящик. Внутри лежала охапка рекламных листовок и среди них — одинокий, глянцевый белый прямоугольник.
Ольга взяла его в руки. Визитная карточка. На ней было напечатано: «Анна Сергеевна Маркова. Юрист. Специализация: наследственное и семейное право. Помощь в досудебном и судебном урегулировании споров».
Она перевернула карточку. На обороте, аккуратным женским почерком, было написано: «Галина Петровна рекомендует. Не затягивайте».
Ольга стояла после подъезда, сжимая в пальцах этот кусочек картона. Рекомендует. Заботливая свекровь уже подыскала ей юриста, который поможет «правильно» оформить все документы. Помочь отдать то, что ей не принадлежало.
Впервые за эти сутки в душе Ольги, рядом с болью и отчаянием, родилось новое, холодное и твердое чувство. Чувство сопротивления. Она медленно, очень медленно разорвала визитку пополам, а затем еще и еще, пока от нее не остались лишь мелкие белые клочки в ее ладони.
«Нет, — подумала она, глядя на эти клочки. — Я не позволю».
Ощущение холодной решимости, родившееся в подъезде, не покидало Ольгу все утро. Оно было хрупким, как первый ледок, но уже не таяло. Разорванная визитка летела в мусорное ведро, а ее обломки в душе складывались в твердый фундамент. Она не позволит им это сделать. Но одной решимости было мало. Нужен был план. Нужен был свой юрист.
Ольга провела весь вечер за компьютером, пробивая отзывы, сравнивая рейтинги. Она искала не самого раскрученного, а того, о ком писали «честный», «принципиальный», «не боится сложных дел». Так она вышла на сайт юридической фирмы «Статус», а конкретно — на профиль Дмитрия Викторовича Орлова. В его карточке значилось: «Защита прав наследников. Оспариние незаконных притязаний».
Записаться на прием оказалось просто. И вот сейчас, сидя в современном, но не вычурном кабинете с видом на деловой центр, Ольга чувствовала странное спокойствие. Дмитрий Викторович, мужчина лет пятидесяти с спокойным, внимательным взглядом, слушал ее, не перебивая. Он дал ей выговориться, излить всю накопившуюся боль и гнев.
— Я просто хочу понять, на что они могут претендовать, — закончила она, сжимая в руках бумажную салфетку. — Муж говорит, что это «логично»...
Юрист медленно покачал головой.
— Ольга, давайте расставим все по пунктам, — его голос был ровным и обнадеживающим. — Во-первых, квартира, перешедшая к вам по наследству, не является совместно нажитым имуществом в браке. Она — ваша личная собственность. Муж не имеет на нее никаких прав, даже если вы в ней прописаны. Это раз.
Ольга медленно выдохнула, впервые за несколько дней почувствовав, как камень сваливается с души.
— Во-вторых, ваша свекровь, ее дочь или кто бы то ни было еще, не имеют ни малейшего законного основания требовать от вас эту квартиру, дарить ее, обменивать или как-либо еще распоряжаться ею. Их «логика» не имеет ничего общего с Гражданским кодексом. Вы — единоличная собственница.
— То есть... они ничего не могут сделать? — тихо спросила Ольга, боясь поверить.
— Законно — нет, — юрист позволил себе легкую улыбку. — Но, судя по вашему рассказу, они могут действовать иными методами — давлением, шантажом, манипуляциями. Мой совет — немедленно оформить свидетельство о праве на наследство у нотариуса. Чем быстрее вы закрепите свои права документально, тем меньше у них будет пространства для маневра.
Ольга кивнула, чувствуя, как силы возвращаются к ней. Она не жертва. У нее есть закон на ее стороне.
— Спасибо вам, Дмитрий Викторович. Огромное спасибо.
— Я подготовлю для вас необходимые документы и список действий, — сказал он, протягивая ей свою визитку. — Звоните в любое время.
Выйдя из офиса, Ольга вдохнула полной грудью. Воздух уже не казался ей таким ледяным. Она достала телефон и записала в календарь дату визита к нотариусу. У нее был план. Она была готова бороться.
Эта уверенность продержалась ровно до того момента, как она открыла дверь своей квартиры. Из гостиной доносились приглушенные, но знакомые голоса. Сердце упало.
Войдя, она увидела картину, от которой кровь бросилась в голову. В ее гостиной, на ее диване, сидели Галина Петровна и ее сестра, тетя Люда. Они пили чай из ее сервиза. Игорь стоял у окна, отвернувшись.
— А, Олечка вернулась! — Галина Петровна сияла сладкой, ядовитой улыбкой. — Мы вот с Людочкой решили тебя проведать. Поддержать в трудную минуту.
Тетя Люда, женщина с вечно неодобряющим выражением лица, хмыкнула.
— Минута у тебя и впрямь трудная, дочка. Говорила я твоей маме, надо было думать о будущем, оформлять все при жизни.
Ольга медленно сняла пальто, стараясь сохранить спокойствие.
— Я не ждала гостей.
— Да мы не в гости, мы по делу, — отрезала Галина Петровна, ее улыбка мгновенно испарилась. — Где была-то? Уж не у юриста ли, которого я тебе рекомендовала?
— Нет, — холодно ответила Ольга. — Я была у своего юриста.
В комнате повисла напряженная тишина. Игорь обернулся, его лицо исказилось от недоверия.
— У своего? Ольга, это что еще за самодеятельность?
— Самодеятельность — это приходить в мой дом и делить мое наследство, — парировала Ольга, глядя прямо на свекровь.
— Ах так! — Галина Петровна вспыхнула. Она встала, отчего казалась выше и опаснее. — Значит, так-то ты к нашей заботе? Мы тебе всем миром помочь хотим, а ты нам тут про своих юристов? Да что ты вообще без моего сына из себя представляешь? А? Я его на тебе женила! Я вас в этой квартире приютила, пока свою искали!
— Это моя квартира, Галина Петровна. И это не ваша забота, а попытка ограбления.
— Ограбления?! — свекровь всплеснула руками, обращаясь к сестре. — Слышишь, Люд? Я, мать ее мужа, оказывается, грабитель! Я свою старусть в гробу хочу загнать, мечту о домике лелею, а она — ограбление!
Она сделала шаг к Ольге, ее глаза горели истеричным блеском.
— Да ты кто такая, чтобы со мной так разговаривать? Ты в нашей семье никто! Пришелица! И сейчас, когда случай такой удачный подвернулся, ты еще и жадничаешь!
Тетя Люда закачала головой.
— Нехорошо, Оленька. Не по-христиански. Мать мужа — как вторая мать. Ее надо слушаться.
Игорь, наконец, нашел в себе силы подойти.
— Мама, успокойся, пожалуйста! Ольга, извинись немедленно!
— Перед кем? За что? — голос Ольги дрогнул, но она не отвела взгляда. — За то, что не позволила назвать себя воровкой в собственном доме? Вы все тут собрались, чтобы меня сломать. Но не выйдет.
Галина Петровна вдруг схватилась за сердце, ее лицо исказила гримаса боли. Она снова села на диван, делая вид, что задыхается.
— Ой, не могу... Давление... Довела ты меня, невестка... До инфаркта доведешь...
В этот момент в квартире зазвонил стационарный телефон. Резкий, пронзительный звонок разрезал истерику. Все замерли. Игорь, бледный, подошел к аппарату.
— Алло? Да, это я... Да, она здесь... — он протянул трубку Ольге, его взгляд был пустым. — Это нотариус. По поводу наследства.
Ольга взяла трубку. Ей показалось, что Галина Петровна на секунду перестала изображать приступ и настороженно вытянула шею.
— Алло? Да, слушаю... — говорила Ольга.
Голос в трубке был деловым и четким.
— Ольга Викторовна, здравствуйте. Мы начинаем оформление документов, но у меня к вам один вопрос. Вы упомянули, что других наследников первой очереди нет? Кроме вас?
— Нет... то есть, был брат, но мы не общаемся...
— Ясно. Дело в том, что к нам поступило заявление от Сергея Викторовича, вашего брата. Он заявляет о своих правах на наследство после матери. Мы обязаны приостановить процедуру до выяснения этого обстоятельства.
Ольга не нашлась, что ответить. Она медленно опустила трубку. Комната поплыла перед глазами. Предательство было полным. Они нашли ее слабое место. Они нашли Сергея.
Словно в густом тумане Ольга наблюдала, как Галина Петровна, моментально «исцелившись» от своего приступа, с торжествующим видом уводила за собой тетю Люду и смущенного Игоря. Дверь закрылась, и в квартире воцарилась звенящая тишина, которую не мог рассеять даже гул города за окном. Новость от нотариуса повисла в воздухе тяжелым, ядовитым облаком. Сергей. Ее младший брат, пропавший из их жизни пять лет назад.
Ольга опустилась на стул на кухне, сжимая виски пальцами. Перед ней всплывали образы: веселый, беззаботный парень, каким Сергей был в юности, и его же опухшее, ожесточенное лицо во время их последней ссоры. Он требовал у матери деньги на «важный проект», она отказывала, видя в его глазах знакомый блеск зависимости. Он ушел, хлопнув дверью, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Мама плакала в подушку, а Ольга злилась на него, такого безответственного, такого безнадежного.
И вот теперь он появился. В самый удобный для себя и самый неудобный для нее момент.
В течение следующих двух дней Ольга пыталась дозвониться до брата. Телефон либо был выключен, либо он не брал трубку. Она писала сообщения, сначала сдержанные, потом все более отчаянные: «Сережа, нам нужно поговорить. Это срочно.», «Мамина квартира. Что ты задумал?», «Пожалуйста, выйди на связь». Ответа не было.
Атмосфера в собственной квартире стала невыносимой. Игорь хранил гробовое молчание, лишь изредка бросая на нее взгляды, полные упрека и раздражения. Он явно считал, что вся эта история с братом — лишь следствие ее «непокорности» и «жадности».
На третий день, ранним субботним утром, когда Ольга пыталась заставить себя позавтракать, в дверь постучали. Не звонок, а настойчивый, грубый стук кулаком.
Сердце у Ольги ушло в пятки. Она подошла к двери, посмотрела в глазок. За дверью стоял он. Сергей. Но это был не тот брат, которого она помнила. Его лицо осунулось, под глазами залегли темные тени, а в самом взгляде читалась смесь агрессии и вечной усталости. Он был в поношенной куртке, и от него пахло дешевым табаком.
Ольга медленно открыла дверь.
— Сережа... — начала она.
Он, не говоря ни слова, грубо отстранил ее и вошел в прихожую, окидывая квартиру оценивающим, почти враждебным взглядом.
— Привет, сестренка, — его голос был хриплым. — Живешь неплохо. Чисто, уютно. А я-то думал, ты в слезах по нашей покойничке убиваешься.
— Что тебе нужно, Сергей? — тихо спросила Ольга, чувствуя, как сжимается сердце.
— Что нужно? — он усмехнулся, проходя в гостиную и плюхаясь на диван. — Что положено. Мою долю. Мама умерла, я наследник. Имею полное право.
— Ты... Ты все эти годы не появлялся! Не звонил! Мама по тебе с ума сходила! А теперь, когда ее нет, ты решил предъявить права? — голос Ольги дрогнул от возмущения.
— А что, хоронить надо было? Так я бы пришел, если б позвали, — он цинично отмахнулся. — А так... Дела были. Важные. И не твое дело, где я был. По закону я имею на квартиру такие же права, как и ты. Так что давай, не тяни. Оформляй документы, а я свою долю заберу деньгами. Продавай свою половинку кому хочешь.
Ольга смотрела на него, и ей было невыносимо больно. Это был не ее брат. Это был озлобленный, опустошенный человек, которым управляли лишь жажда наживы и, вероятно, чья-то умелая манипуляция.
— Кто тебе сказал, что нужно требовать именно деньги? Кто надоумил тебя заявить о правах? — пристально посмотрела она на него.
Сергей отвел взгляд, нервно потер ладонью колено.
— Какая разница? Сам догадался. Наследство есть наследство. Хватит с меня по съемным углам мыкаться.
— Это Галина Петровна, да? — тихо, но четко спросила Ольга. — Мужнина мамаша. Она тебя нашла. Она все тебе рассказала, как надо действовать.
— При чем тут она? — Сергей вспылил, но по его растерянному взгляду было ясно, что она попала в точку. — Я сам! Я требую то, что мне по праву принадлежит!
В этот момент из спальни вышел Игорь. Он остановился в дверном проеме, скрестив руки на груди, и молча наблюдал за сценой. Его лицо было каменным.
— Видишь? — прошептала Ольга, кивая в сторону мужа. — Видишь, как ему все это удобно? Ты делаешь грязную работу за них. Они хотят выкупить твою долю, а потом выжать и меня, чтобы отдать квартиру их родне. Ты просто пешка в их игре, Сережа.
— Заткнись! — рявкнул Сергей, вскакивая с дивана. Его лицо перекосилось от злобы. — Не неси чушь! Ты просто жадная, как и всегда была! Не хочешь делиться с родным братом! Хочешь все прибрать к своим рукам!
Он подошел к ней вплотную, и Ольга почувствовала запах перегара.
— Я тебя предупредил, сестренка. Или мы по-хорошему, или я тебя через суд затаскаю. Мама не оставила завещания, так что я имею полное право на половину. Подумай.
Он грубо толкнул плечом Игоря в дверном проеме и выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью.
Ольга осталась стоять посреди гостиной, дрожа всем телом. Она обернулась к мужу. В его глазах она не увидела ни поддержки, ни сочувствия. Лишь холодное, отстраненное наблюдение.
— Довольна? — наконец произнес он. — Теперь у нас настоящая война. А все потому, что ты не захотела искать компромисс.
Ольга не нашлась что ответить. Она поняла, что против нее — не просто наглая свекровь и слабохарактерный муж. Против нее — ее же брат, ставший оружием в чужих руках. И самый страшный удар был именно этот — предательство крови.
Неделя после визита Сергея прошла в гнетущем, невыносимом напряжении. Воздух в квартире стал густым и тягучим, словно его можно было резать ножом. Ольга и Игорь существовали в параллельных реальностях, пересекаясь лишь на кухне и в ванной, обмениваясь краткими, необходимыми фразами. Она видела, как он злится, но не на мать, не на абсурдность ситуации, а на нее. На ее «упрямство», которое разрушало его иллюзорный покой.
В пятницу вечером, когда Ольга пыталась сосредоточиться на составлении списка документов для нотариуса, Игорь вошел в гостиную. Он стоял посреди комнаты, его поза была неестественно прямой, а лицо выражало редкостную решимость.
— Нам нужно поговорить, — заявил он, опускаясь в кресло напротив нее. — Серьезно.
Ольга медленно отложила папку с бумагами. Она знала, что этот разговор неизбежен.
— Я слушаю.
— Хватит этого цирка, Ольга, — он начал, стараясь говорить мягко, но получалось лишь пафосно и неестественно. — Посмотри на себя. Ты не ешь, не спишь, вся на нервах. Ради чего? Ради квартиры, которая тебе одной не нужна?
— Это не просто квартира, Игорь. Это дом моей мамы. Это моя память о ней. И моя собственность, в конце концов.
— Собственность! — он с силой провел рукой по волосам. — Вечно ты упираешься в какие-то принципы! Мы — семья! И в семье нужно уступать, искать компромиссы! Мама предлагает прекрасный выход для всех!
— Для всех? — Ольга невольно усмехнулась. — Для тебя, для твоей мамы, для твоей сестры? А для меня? Где мое место в этом «прекрасном выходе»? В статусе покорной овечки, которая отдает свое имущество?
— Никто не говорит «отдает»! — вспылил он. — Мы продадим обе квартиры — твою и мамину! Купим тот самый дом, мама будет счастлива, мы с тобой начнем новую жизнь, а на оставшиеся деньги поможем Лене с первоначальным взносом! Все в выигрыше!
Ольга смотрела на него, и ей становилось страшно. Он действительно не понимал. Он искренне считал эту схему справедливой и разумной.
— Игорь, ты слышишь себя? — ее голос дрогнул. — Ты предлагаешь мне продать дом моей покойной матери, чтобы купить дом твоей живой и здоровой маме. Это бред!
— Это логика! — он вскочил, его терпение лопнуло. — Это практицизм! Я устал от этих слез, от этой вечной драмы! Я устал разрываться между тобой и матерью! Хватит! Пора стать взрослой и принять правильное решение!
— Правильное для кого? — тихо спросила Ольга, поднимаясь с дивана. В груди у нее все закипало. — Для тебя? Потому что тебе проще уломать меня, чем противостоять своей мамаше? Ты не мужчина, ты — посредник в ее сделках!
— Молчи! — он шагнул к ней, его лицо исказила злоба. — Не смей говорить, кто я! Я обеспечиваю эту семью! А ты... ты ничего без меня не значишь! Если бы не я, ты бы так и сидела в конторе за копейки! Это я вложил в тебя силы, в твое образование!
Ольга отшатнулась, словно от удара. Она слышала эти упреки в его голосе раньше, но никогда они не звучали так откровенно, с такой ненавистью.
— Так вот кто я... твой проект? — прошептала она. — Инвестиция? И теперь, когда я перестала быть выгодной, ты требуешь дивиденды? Моим наследством?
В этот момент в прихожей щелкнул замок. Дверь открылась, и на пороге, как по злому року, возникла Галина Петровна. Она окинула взглядом их разгоряченные лица и расцвела умиротворенной улыбкой.
— Ой, что это вы, мои хорошие? Опьять ругаетесь? Нехорошо, детки, нехорошо.
Ее появление стало последней каплей. Все, что копилось в Ольге неделями — боль, отчаяние, предательство, ярость — вырвалось наружу. Она повернулась к свекрови, и слова полились сами, горячие и острые, как осколки стекла.
— Выйдите. Выйдите из моего дома. Сейчас же.
Галина Петровна сделала глаза круглыми от фальшивого недоумения.
— Олечка, родная, да что ты? Я пришла мириться!
— Мириться? — Ольга засмеялась, и смех ее был горьким и нервным. — Вы пришли делить шкуру неубитого медведя. Как всегда. Моя мама не успела остыть в земле, а вы уже с аппетитом шакала облизываетесь на ее дом! Вы с сынком своим решили, что я — тряпка, которую можно выжать и выбросить? Нет!
Она перевела взгляд на Игоря, который стоял, опустив голову.
— Моя мама всю жизнь на эту квартиру работала, а вы, как шакалы, на ее костях пируете! Получается, я для вас не жена, не человек, а досадная помеха на пути к вашей «мечте»? Так вот знайте: я не уступлю. Ни сантиметра. Никому. И сейчас — вон из моего дома!
Ольга протянула руку по направлению к двери. Ее вся трясло, но голос звучал стально.
Галина Петровна ахнула, схватилась за сердце. На этот раз ее игра была более убедительной — лицо побледнело, дыхание стало прерывистым.
— Ой... сынок... не могу... давление... она меня... убивает...
Она стала оседать на пол, закатывая глаза.
Игорь, как по команде, бросился к ней. Его лицо исказилось ужасом и яростью. Он подхватил мать на руки и, проходя мимо Ольги, бросил ей в лицо с таким остервенением, что та отшатнулась:
— Ты довела мою мать! Ты счастлива? Если с ней что-то случится, я тебе этого не прощу! Никогда!
Он вынес Галину Петровну на лестничную клетку, и Ольга услышала, как он лихорадочно набирает номер скорой. Дверь в квартиру осталась распахнутой.
Ольга стояла одна в центре гостиной. Адреналин отступал, сменяясь леденящей пустотой и одиночеством. Эхо его слов — «Я тебе этого не прощу!» — звенело в тишине. Она медленно опустилась на колени, обхватив себя руками. Битва была выиграна, но война только начиналась. И она осталась в ней совершенно одна.
Ольга не помнила, сколько времени просидела на полу в пустой квартире. Слова Игоря — «Я тебе этого не прощу!» — эхом отдавались в тишине, смешиваясь с воспоминанием о бледном лице свекрови. Но странным образом, пройдя через самое страшное — полное одиночество и откровенную ненависть мужа — она почувствовала не боль, а странное, леденящее спокойствие. Слезы высохли. Внутри что-то щелкнуло, и включился режим выживания.
Первые сутки прошли в информационной блокаде. Телефон разрывался от звонков. Родственники Игоря, друзья, которых она едва знала, осыпали ее вопросами, прикрытыми маской участия: «Оль, что там у вас случилось? Говорят, ты Галину Петровну до инфаркта довела?», «Детка, надо уступать старшим, сама потом спасибо скажешь», «Муж — голова, его и слушаться надо». Она не отвечала. Молча сбрасывала вызовы, отключала звук.
Игорь не возвращался. Его молчание было красноречивее любых слов. Он сделал свой выбор.
На второе утро, проснувшись от короткого и тревожного сна, Ольга поняла, что не может так просто сдаться. Она не позволит им сломать себя. Ей нужен был не только ее юрист, Дмитрий Викторович, который подтвердил, что даже с братом у нее сильные позиции. Ей нужен был союзник. Или, по крайней мере, нейтрализация одной из угроз. Ей нужно было поговорить с Сергеем. Не как с врагом, а как с тем парнем, братом, которого она когда-то знала.
Она послала ему сообщение. Короткое и неожиданное: «Сережа, давай встретимся. Без скандалов. Выпьем кофе. Как в старые времена». Она предложила нейтральную территорию — недорогое кафе в центре, недалеко от их старого института.
К ее удивлению, он согласился.
Сергей пришел с опозданием в двадцать минут. Он выглядел еще более помятым и нервным, чем в их последнюю встречу. Он швырнул на стул потрепанную куртку и грузно опустился напротив.
— Ну? — буркнул он, избегая ее взгляда. — Говори. Только без нравоучений.
Ольга медленно помешивала кофе. Она заранее включила на телефоне диктофон и положила его сумкой на соседний стул. Юрист посоветовал ей фиксировать все.
— Я не для нравоучений, Сережа. Я хочу понять. Ты же не дурак. Ты действительно веришь, что Галина Петровна, мать моего мужа, желает тебе добра? Что она просто так решила помочь незнакомому ей парню?
— Какая разница, что она желает? — он пожал плечами, но взгляд его метался. — Главное, что я получу свои деньги.
— Какие деньги, Сергей? — мягко спросила Ольга. — Ты же не юрист. Ты знаешь, как все это работает? Ты понимаешь, что даже если мы продадим квартиру, ты получишь половину, а не все деньги? И что с этих денег нужно будет заплатить налог? Тебе это кто-то объяснил?
Он промолчал, уставившись в стол. Видно было, что он не вдавался в детали.
— Мне обещали хорошую сумму, — пробормотал он.
— Кто? Галина Петровна? На словах? — Ольга наклонилась к нему через стол. — У тебя есть расписка? Договор? Что-то, что подтверждает ее обещания? Или она просто сказала: «Помоги нам выжить Ольгу из квартиры, и мы тебе щедро заплатим»?
Сергей сглотнул. Его пальцы нервно барабанили по столешнице.
— Она сказала... что они выкупят мою доль. По хорошей цене.
— Они? Кто они? У Игоря с его зарплатой нет таких денег. У Галины Петровны — пенсия. Они собираются взять кредит, чтобы заплатить тебе? А потом что? Они же захотят получить всю квартиру. Они и меня выдавят. Ты станешь для них ненужным свидетелем. Ты думаешь, они с тобой будут церемониться?
— Заткнись! — прошипел он, но в его голосе было уже не столько злости, сколько отчаяния. — Ты все врешь! Ты просто хочешь меня обмануть, как всегда!
— Как всегда? — Ольга посмотрела на него с настоящей болью. — Сережа, я тебя никогда не обманывала. Я всегда за тебя переживала. Мама... мама до последнего дня ждала, что ты позвонишь. Она оставила тебе немного денег на книжке, знала я об этом или нет? Знала. И не тронула их. Потому что надеялась, что ты вернешься.
Он резко поднял на нее глаза. В них мелькнуло что-то детское, уязвимое.
— Какие деньги?
— Видишь? — горько улыбнулась Ольга. — Я не стала их прятать. Они твои. В отличие от обещаний моей свекрови, которые исчезнут в воздухе, как только ты выполнишь свою роль.
Она помолчала, давая ему переварить информацию.
— Они используют тебя, Сережа. Ты для них — таран, чтобы проломить мою оборону. А когда стена рухнет, в пролом пройдут они, а тебя оттолкнут и забудут. Ты готов быть чужим тараном против родной сестры?
Сергей отвернулся, смотря в окно на спешащих людей. Его плечи ссутулились. Он выглядел сломленным и уставшим.
— Мне... мне просто нужны деньги, Оль. Очень нужны. — его голос сорвался на шепот. — Я в долгах. По уши. Мне некуда больше деться.
— Есть другие пути, — тихо сказала Ольга. — Но этот путь — тупиковый. И для тебя, и для меня. Они тебе обещали не просто деньги, правда? Они обещали, что ты получишь долю в квартире? Что ты сможешь там жить?
Сергей вздрогнул и невольно кивнул, потом спохватился, но было поздно. Эта мелкая деталь, это незначительное движение головы были тем, что искала Ольга.
— Так я и думала, — выдохнула она. — Они тебя обманывают, Сережа. По закону ты не можешь просто так «получить долю». Ты можешь претендовать на половину, но не на конкретную комнату. И чтобы там жить, нужно мое согласие. Которого у них нет. И не будет. Они тебе наобещали золотые горы, не имея возможности их выполнить.
Она допила свой остывший кофе и отодвинула чашку.
— Подумай, брат. Подумай, кому ты веришь. Тем, кто использует твое отчаянное положение, чтобы забрать себе чужое? Или той, которая, несмотря ни на что, до сих пор помнит, как мы в детстве вместе бегали в парке на каруселях?
Ольга встала, оставив на столе деньги за кофе.
— Мамины деньги лежат на твоей старой сберкнижке. Пинкод — твой день рождения. Решай, что для тебя важнее: стать орудием в чужой жадной игре или попытаться найти выход из своей ямы самому.
Она вышла из кафе, не оглядываясь. Она не знала, какое решение примет Сергей. Но она знала, что сделала все возможное. Она сражалась не только за квартиру. Она сражалась за остатки своей семьи. И в этой борьбе у нее появилась слабая, но надежда.
Три дня после разговора с Сергеем прошли в напряженном ожидании. Ольга почти не выходила из дома, следя за телефоном. Но брат не звонил. Его молчание было двусмысленным — то ли он обдумывал ее слова, то ли уже сделал свой выбор в пользу свекрови.
На четвертый день, ближе к вечеру, раздался тот звонок, которого она неосознанно ждала. Игорь. Его голос в трубке был холодным и официальным, лишенным всяких эмоций.
— Мама выписалась из больницы. Врачи говорят, что все более-менее нормально, но ей нужен покой. Мы будем через полчаса. Нужно окончательно все обсудить.
— Обсуждать мне с вами нечего, — парировала Ольга, но сердце у нее учащенно забилось.
— Тогда мы просто придем, — он положил трубку.
Ольга поняла, что это финальное сражение. Она медленно обошла квартиру, проверяя, все ли на своих местах. Она была готова. Мысленно она повторяла советы юриста: «Сохраняйте самообладание. Факты — ваше главное оружие».
Ровно через тридцать минут в дверь постучали. Не звонок, а тот самый настойчивый, властный стук, который она узнавала с порога.
Ольга глубоко вдохнула и открыла. На пороге стояли Игорь и Галина Петровна. Свекровь выглядела немного побледневшей, но это лишь придавало ей вид мученицы. Она опиралась на руку сына, изображая слабость.
— Проходите, — без всяких приветствий сказала Ольга и отошла в сторону, пропуская их в гостиную.
Она не предлагала сесть. Они стояли посреди комнаты, как незваные гости, что, по сути, и было правдой.
— Ну, Олечка, — начала Галина Петровна дрожащим, «больным» голосом. — Я пришла к тебе, несмотря на свое состояние. Потому что семья дороже обид. Давай же закончим этот кошмар.
— Я полностью согласна, — спокойно ответила Ольга. — Кошмар пора заканчивать.
Игорь, казалось, немного расслабился, приняв ее слова за капитуляцию.
— Вот и хорошо, что ты образумилась. Я так и знал, что ты все поймешь.
— Я действительно все поняла, — Ольга медленно прошла к журнальному столику, на котором лежала ее папка. — Я поняла, что вы не родня, а рвань, готовая растерзать чужое горе в поисках наживы. И я не намерена больше этого терпеть.
Лицо Галины Петровны исказилось.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать! Я чуть в могилу не свела...
— Перестаньте, Галина Петровна, — холодно оборвала ее Ольга. — Ваши сердечные приступы оставьте для вашего бесхребетного сына. На меня они не действуют.
Игорь сделал шаг вперед, сжимая кулаки.
— Ольга, немедленно извинись перед матерью!
— Нет. Теперь вы будете слушать меня. — Она открыла папку и достала оттуда свой телефон. — Вы любите обещать, Галина Петровна? Обещали Сергею, моему брату, деньги. Обещали ему даже долю в квартире. Помните?
Свекровь побледнела еще сильнее, ее глаза расширились.
— Что за вздор? Я ничего не обещала этому алкоголику!
— А вот и нет, — Ольга нажала кнопку воспроизведения на телефоне.
Из динамика раздался ее собственный голос, а затем — хриплый голос Сергея: «Они тебе обещали не просто деньги, правда? Они обещали, что ты получишь долю в квартире?». Пауза, и затем — почти неслышное, но четкое: «...м-ну...» — сдавленное мычание, которое однозначно можно было трактовать как утвердительный ответ.
Ольга остановила запись.
— Это, конечно, не прямое признание, но для начала хватит. А дальше — больше. Я уже проконсультировалась с юристом. Подобные действия, с целью завладения имуществом через шантаж и введение в заблуждение третьих лиц, подпадают под статью 159 УК РФ — «Мошенничество».
В комнате повисла гробовая тишина. Игорь смотрел на мать с ужасом и непониманием. Галина Петровна стояла, открыв рот, пытаясь найти слова.
— Это... это провокация! Он ничего не говорил! Ты все подделала!
— Разберемся в суде, — парировала Ольга, не отводя взгляда. — С экспертизой. А пока — вот вам мое окончательное решение. — Она сделала паузу, чтобы убедиться, что каждое слово будет услышано. — Я вступаю в права наследования. Квартиру я не продаю и не отдаю. Ни вам, ни вашей дочери, никому. Что касается Сергея, я буду решать этот вопрос с ним без вашего вмешательства. Сейчас вы покинете мою квартиру. И запомните — любой ваш следующий шаг, звонок, попытка давления, и эта аудиозапись вместе с моим заявлением о мошенничестве отправится в правоохранительные органы.
Галина Петровна ахнула. На этот раз ее бледность была подлинной. Она отшатнулась, ища опору.
— Игорь! Слышишь, что она говорит? Она тебя в тюрьму упечет! Свою свекровь!
Но Игорь молчал. Он смотрел на Ольгу, и в его глазах читался не просто шок, а нечто новое — уважение, смешанное со страхом. Он впервые видел ее такой — сильной, неуязвимой и по-холодному решительной.
— Ты... ты не посмеешь, — прошипела Галина Петровна, но в ее голосе уже слышалась неуверенность.
— Посмею, — коротко бросила Ольга. — Проверим? Теперь, я сказала все. Вон.
Она указала рукой на дверь. Движение было спокойным и неоспоримым.
Игорь, не говоря ни слова, взял мать под локоть и повел к выходу. Галина Петровна шла, пошатываясь, непрерывно бормоча что-то под нос о неблагодарности и коварстве.
Дверь закрылась за ними.
Ольга осталась стоять одна посреди тихой гостиной. Дрожь, которую она сдерживала все это время, наконец вырвалась наружу. Она глубоко вздохнула, чувствуя, как грудь освобождается от гири, давившей на нее все эти недели. Она не просто выиграла этот раунд. Она вернула себе себя.
Последние несколько недель пролетели в странном, отчужденном спокойствии. Юрист Дмитрий Викторович взял все по оформлению наследства в свои руки. Процесс пошел, и теперь ни Галина Петровна, ни ее дочь не могли ему помешать. Ольга сосредоточилась на работе, на простых бытовых ритуалах — чашка кофе утром, прогулка в парке после офиса. Она училась заново чувствовать вкус еды и радоваться солнечному дню без тяжелого камня на душе.
Игорь ненадолго вернулся через неделю после их последнего разговора. Он пришел за своими вещами. Это было молчаливое, неловкое действо. Он сложил одежду, книги, папку с документами в спортивную сумку, избегая смотреть на нее. Ольга наблюдала за ним из дверного проема гостиной, чувствуя не боль, а лишь легкую грусть, как по чужому человеку.
Когда он застегнул молок на сумке, он наконец поднял на нее глаза.
— Заявление на развод я подал, — произнес он глухо. — Как ты и хотела.
— Я не хотела развода, Игорь, — тихо ответила Ольга. — Я хотела мужа. А его, похоже, и не было.
Он промолчал, кивнул и направился к выходу. На пороге он обернулся.
— Мама... мама больше не будет тебя беспокоить. Ты своего добилась.
— Я ничего не добивалась, кроме права распоряжаться тем, что и так принадлежало мне по закону и по праву памяти, — поправила она его. — Передай ей, что я не буду подавать заявление о мошенничестве. При условии, что это безобразие прекратится навсегда.
Он снова кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на стыд. Затем дверь закрылась, и Ольга поняла, что эта глава ее жизни окончательно перевернута.
Одним тихим воскресным утром, когда пыль в лучах солнца казалась не раздражающей, а умиротворяющей, раздался звонок в дверь. Ольга насторожилась, но, посмотрев в глазок, увидела Сергея. Он стоял, опустив голову, руки в карманах, и выглядел... чище. И не только физически. С него будто сняли груз постоянной озлобленности.
Она открыла.
— Привет, — сказал он, не поднимая глаз.
— Привет. Заходи.
Он переступил порог, но не пошел дальше прихожей.
— Я... я забрал те деньги с книжки. Спасибо. — Он сглотнул. — И я забрал свое заявление у нотариуса. Отказался от притязаний на наследство.
Ольга молча кивнула, чувствуя, как огромная тяжесть спадает с ее плеч.
— Я уезжаю, — продолжил он. — Поеду на север, по вахтам. Там платят хорошо. Нужно начать все с чистого листа. И... расплатиться с долгами. Своими, а не чужими.
— Это правильное решение, Сережа, — тихо сказала Ольга.
Он наконец посмотрел на нее. В его глазах стояла неподдельная боль и раскаяние.
— Прости меня, Оль. Я был... я вел себя ужасно. Мама... она бы меня сейчас не узнала.
— Она бы всегда узнала своего сына, — мягко сказала Ольга. — И я верю, что ты найдешь дорогу назад.
Он кивнул, не в силах говорить. Развернулся и быстро вышел, торопливо смахивая с лица предательскую влагу.
И вот сейчас Ольга стояла одна в центре гостиной той самой квартиры, за которую боролась. Она медленно подошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался свежий весенний воздух, наполненный ароматами влажной земли и молодой листвы. Он развеивал запах пыли, затхлости и старых обид.
Ольга глубоко вдохнула. Ей было грустно. Грустно по несостоявшейся семье, по доверию, которое было растоптано, по брату, который сбился с пути. Но сквозь эту грусть пробивалось новое, незнакомое ей прежде чувство — чувство собственного достоинства и покоя. Она не сломалась. Она выстояла. Она осталась собой.
Ее взгляд упал на старую семейную фотографию на книжной полке, где она, еще подросток, сидела рядом с улыбающейся мамой. Она подошла, взяла рамку в руки.
«Спасибо, мама, — мысленно произнесла она. — Ты оставила мне не стены, а крепость. И я ее удержу».
Она поставила фотографию на место. Впервые за долгое время на ее лице появилась не вымученная, а настоящая, спокойная улыбка. Будущее было неясным, но оно было ее будущим. И этого было достаточно.