— Нам нужно поговорить.
Карина стояла у стола, держа в руках бокал с вином. Она медленно повернулась к Максиму, стоявшему в дверях гостиной. Он ещё не снял куртку. Не по здоровался . Даже не взглянул на свечи, мерцавшие в высоких подсвечниках, на белоснежную скатерть, на гирлянду огоньков над камином.
— Макс, ты что… — голос её дрогнул. — Сегодня же наша годовщина.
Он молчал. Просто стоял и смотрел мимо — на стену, на пол, куда угодно, только не на неё. И в этой его неспособности встретиться взглядом было что-то страшное, окончательное.
— Садись, — выдавила она. — Пожалуйста.
Максим прошёл в комнату, тяжело опустился на край дивана. Карина села напротив, вцепившись пальцами в подлокотники кресла. Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди.
— Я… — он провёл ладонью по лицу, и она увидела, как дрожат его пальцы. — Господи, как же это сказать…
— Говори, — прошептала Карина. — Говори, как есть.
— Я люблю другую.
Тишина.
— Что? — Карина не узнала свой голос.
— Её зовут Анна. Наш новый бухгалтер. — Максим говорил быстро, словно боялся, что не успеет выговориться. — Мы вместе уже полгода. Я не планировал… Но я не могу дальше врать. Я ухожу.
Полгода.
Полгода он целовал другую женщину. Обнимал её. Шептал ей те же слова, что когда-то шептал Карине. А потом возвращался домой, играл с Лизой и Сеней, ложился рядом с ней в их постель, делал вид, что всё в порядке.
— Но… но сегодня… — Карина почувствовала, как по щекам текут слёзы. — Десять лет, Макс. Десять лет мы вместе. У нас дети. У нас бизнес. У нас… у нас всё есть!
— Прости, — он встал, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на жалость. — Прости, Карин. Я больше не могу.
Он двинулся к выходу.
— Стой! — она вскочила, шагнула к нему. — Стой, пожалуйста! Я… я беременна.
Максим остановился у двери. Обернулся. На его лице было удивление, а потом — растерянность.
— Восемь недель, — Карина прижала ладонь к животу. — Я хотела тебе сказать сегодня. Сюрприз… — голос её сорвался в всхлип. — Это наш ребёнок, Макс. Наш…
Он молчал. Смотрел на неё долгим взглядом, в котором читалось всё: и страх, и сожаление, и… ничего. Пустота.
— Прости, — повторил он глухо. — Но это ничего не меняет.
Дверь захлопнулась.
Карина стояла посреди гостиной, где горели свечи, где остывал жульен на кухне, где должен был быть праздник. А на лице её высыхали слёзы, потому что внутри не осталось ничего — только ледяная пустота.
***
Десять лет назад.
Карина встретила Максима на корпоративе издательства, где она работала редактором. Он пришёл с другом, заблудился между столиками, наткнулся на неё у фуршета и опрокинул ей на платье бокал с шампанским.
— Боже, простите! — он схватил салфетки, начал судорожно вытирать мокрое пятно на её юбке, а потом осёкся, покраснел. — Я… сейчас выгляжу как идиот, да?
Карина рассмеялась. Он был нескладным, искренним, смешным — совсем не похожим на тех напыщенных мужчин, что обычно пытались с ней познакомиться.
— Немного, — призналась она. — Но очен милым идиотом.
Через три месяца он сделал ей предложение прямо на крыше его дома — без колец, без роз, просто взял за руки и сказал: «Я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Выходи за меня!»
Она сказала «да», не раздумывая ни секунды.
Они поженились летом. Сняли маленькую квартиру, копили на первоначальный взнос за ипотеку. Максим работал менеджером в строительной фирме, Карина — в издательстве. Денег вечно не хватало, но им было плевать. Они были счастливы.
Потом родилась Лиза — крохотный комочек с пронзительным криком и тёмными глазами мамы. Карина уволилась, чтобы сидеть с дочкой. Максим начал задерживаться на работе, нужны были деньги.
Через три года появился Сеня. Рыжий, шумный, вечно норовивший куда-то залезть. Максим к тому времени уже был начальником отдела. А Карина… Карина растворилась в декретах, пелёнках, детских садах и школьных собраниях.
— Давай откроем своё дело, — сказал Максим однажды вечером, когда дети наконец-то уснули. — Ты умная, я пробивной. Мы справимся.
И они справились. Сначала небольшое агентство по ремонту квартир. Потом расширились — дизайн, строительство под ключ. Через пять лет у них было двадцать сотрудников и стабильный доход.
Мы построили это вместе, думала Карина, глядя на спящего рядом мужа. Мы команда. Мы одно целое.
Она верила в это до последнего.
***
Боли в низу живота начались через три дня после ухода Максима.
Карина лежала на холодной кушетке в больничном коридоре, слушала монотонный гул голосов за дверью и думала, что это нереально. Всё нереально. Ребёнок… не мог просто исчезнуть.
— Вам нужен покой, — сказала врач, молодая женщина с усталыми глазами. — И поддержка близких. Стресс… он разрушает всё.
Карина кивнула, хотя не слышала. Внутри неё что-то оборвалось — тонкая ниточка, которая ещё держала её на плаву. Теперь она проваливалась в темноту, всё глубже и глубже.
Дома её встретили Лиза и Сеня. Девятилетняя дочь смотрела на неё испуганно, шестилетний сын прятался за её спиной.
— Мам, а где папа? — спросила Лиза тихо. — Почему он не приходит?
— Папа… — Карина присела перед ними, взяла за руки. — Папа сейчас занят. Но он вас любит. Очень любит.
Врать. Врать детям. Потому что сказать правду — значит разрушить их мир так же, как разрушен свой.
По ночам Карина лежала с открытыми глазами, слушала тиканье часов в коридоре и ненавидела всё вокруг. Ненавидела Максима за трусость. Ненавидела эту Анну, которую даже не знала в лицо. Ненавидела себя — за то, что не заметила, не удержала, не смогла.
Бизнес рушился медленно, но неотвратимо. Максим забрал свою часть денег со счёта — молча, через юриста. Не позвонил, не написал. Просто исчез, как будто десяти лет совместной жизни не было.
Карина пыталась держаться. Звонила поставщикам, встречалась с клиентами, подписывала бумаги. Но не хватало рук, времени, сил. Не хватало веры в то, что это имеет смысл.
— Продай, — сказала мама, приехавшая в очередные выходные. — Продай эту фирму, пока она ещё что-то стоит. И начни жить дальше.
— Как? — Карина посмотрела на неё пустыми глазами. — Как мне жить дальше?
Мама обняла её, крепко-крепко, так, как обнимала в детстве.
— Не спеша, доченька. Маленькими шагами.
***
К осени Карина продала фирму за треть от реальной цены. Закрыла долги. Оплатила аренду.
Она ходила на работу — устроилась менеджером в небольшую компанию. Отвозила детей в школу. Готовила обеды. Убиралась. Всё как у всех. Но внутри была выжженная пустыня, где не росло ничего.
— Мам, а ты почему не смеёшься? — спросил Сеня однажды, глядя на неё своими рыжими глазёнками. — Ты раньше всегда смеялась.
Карина не нашлась, что ответить.
Максим не звонил. Не писал. Словно их никогда и не было.
Может, и не было? — думала она иногда. Может, я всё это придумала? Десять лет счастья, любви, совместных планов? Может, это был чей-то чужой сон?
Прошла зима. Потом весна. Карина научилась улыбаться на автомате — на работе, в магазине, в школе на родительском собрании. Научилась спать, хотя сны всё равно были пустыми.
А потом, когда лето уже подходило к концу, он вернулся.
***
Звонок в дверь раздался в субботу утром. Дети были у бабушки, Карина собиралась провести день в тишине — прибраться, может, посмотреть фильм.
Она открыла дверь и замерла.
Максим стоял на пороге. Худой, серый, с синяками под глазами. Дорогая куртка висела на нём мешком.
— Привет, — сказал он тихо. — Я могу войти?
Карина молча отступила.
Они сели на кухне — за стол, где год назад всё рухнуло. Карина поставила перед ним чашку чая, но сама ничего не взяла.
— Я понял, что совершил ошибку, — начал Максим, глядя в чашку. — Я был полным идиотом. Анна… она просто искала спонсора. Когда деньги кончились, она нашла другого. — он поднял глаза, и в них была мольба.
— Прости меня, Карин. Я люблю тебя. Всегда любил. Просто… потерял голову. Я хочу вернуться. Хочу всё исправить.
Карина смотрела на него. На этого незнакомого человека с лицом её бывшего мужа. И и поняла, что абсолютно равнодушна к этому человеку. Ни злости, ни жалости, ни любви. Ничего.
— Нет, — сказала она спокойно.
— Карин, пожалуйста…
— Ты ушёл в день нашей годовщины, — голос её был тихим, но твёрдым. — Я сказала тебе, что беременна. Ты всё равно ушёл. Через три дня я потеряла ребёнка. Ты знаешь, каково это? Лежать в больнице и понимать, что внутри тебя умирает то, что ты так ждала?
Максим побледнел.
— Я потеряла бизнес, — продолжала Карина. — Тот, что мы строили вместе. Я потеряла веру в людей. В любовь. В себя. Год я собирала себя по кусочкам, Макс. По маленьким кровавым кусочкам. — Она встала, подошла к окну.
— А ты хочешь вернуться, потому что тебе стало плохо. Потому что она тебя бросила. Но знаешь что? Мне всё равно. Понимаешь? Мне просто… уже всё равно.
Он попытался что-то сказать, но она покачала головой.
— Уходи, Макс. И не возвращайся больше.
Когда дверь закрылась, Карина опустилась на пол прямо у окна и заплакала. Первый раз за весь этот год — по-настоящему, навзрыд. Потому что только сейчас поняла: она отпустила. Наконец-то отпустила.
***
Через месяц Карина шла с работы и услышала за спиной:
— Девушка, подождите!
Обернулась. За ней торопилась пожилая женщина с авоськой.
— Вы платок уронили, — протянула она сложенный шарфик.
— Спасибо, — Карина взяла платок, улыбнулась. — Очень любезно с вашей стороны.
— Ой, да не за что, — женщина махнула рукой. — Только… вы извините за любопытство старухи, но у вас такие грустные глаза. Будто душа болит.
Карина хотела было отшутиться, но… не смогла. Что-то в этом добром морщинистом лице, в участливом взгляде заставило её вдруг выпалить:
— Муж ушёл. Год назад. К другой.
— Ох, милая… — женщина покачала головой. — Знаю я это. Сама через такое прошла. Лет тридцать назад уже, а помню, как вчера.
Они присели на скамейку у подъезда. И Карина, сама не понимая почему, рассказала. Всё — про годовщину, про Анну, про потерянного ребёнка, про бизнес, про год в тумане.
Женщина слушала молча, лишь иногда кивая.
— И что мне теперь делать? — закончила Карина. — Я вроде живу. Но будто… будто без души. Понимаете?
— Понимаю, — старушка накрыла её руку своей тёплой ладонью. — Слушай меня внимательно, девочка. Знаешь, что я поняла за свою долгую жизнь? Предательство — это не конец жизни. Это освобождение. Тебя освободили от человека, который тебя не ценил. От любви, которая была неравной. От будущего, которое было бы ложью.
— Но так больно…
— Больно. Да. Но боль проходит. А ты остаёшься. — Женщина посмотрела на неё серьёзно. — Ты сильная. Ты подняла детей. Ты встала с колен. Это ли не подвиг? И знаешь, что самое главное? Ты научилась жить без него. А это значит, что ты свободна.
Карина почувствовала, как внутри становится тепло.
— У Анны Ахматовой есть строки, — продолжала женщина. — «Ты письмо моё, милый, не комкай, до конца его, друг, прочти». Так вот, твоё письмо он скомкал. Но это не значит, что оно плохо написано. Это значит, что он не умел читать. — она встала, поправила авоську.
— Живи, милая. Живи для себя, для детей. Всё ещё у тебя впереди. Поверь старухе.
Карина проводила её взглядом, а потом подняла голову и посмотрела на небо. Оно было ясным, голубым, бесконечным.
Я свободна, — подумала она. И впервые за год улыбнулась по-настоящему.
***
Жизнь не стала идеальной.
Карина записала Лизу на танцы, Сеню на футбол. Нашла новую работу, где ценили её ум и опыт. Даже завела кота — рыжего, наглого, вечно путавшегося под ногами.
По вечерам они втроём сидели на диване, ели пиццу руками и смотрели мультики. И Карина понимала: счастье — это не отсутствие боли. Это умение жить, несмотря на неё.
Максим так и не появлялся больше. Но она и не ждала.
А однажды весной, возвращаясь с работы, Карина вдруг поймала себя на мысли, что не думает о нём. Просто идёт, улыбается солнцу, мечтает о выходных с детьми. Живёт.
***
Не держитесь за того, кто выбрал уйти. Отпустите. Освободите себя — для новой жизни, для себя, для тех, кто действительно любит вас.
Вы сильнее, чем думаете. И у вас ещё вся жизнь впереди. Будьте счастливы!
Здесь Вы можете поддержать автора чашечкой ☕️🤓. Спасибо 🙏🏻