Дата: 1961–1975
Содержание: Рождение в тени смерти. Ложь, ставшая домом. Музыкальная школа как травма. Кукла с разбитыми шарнирами в зеркале.
Люди: Маргарита Петровна Рыбалкина — учитель музыки, холодная, как зима, голос режет, как метроном. Камиля — мать, красивая, как портрет, но с глазами, в которых нет отражения. Алекбер — отчим, говорит уверенно, но лжёт с улыбкой. Бабушка Улькар — хранительница света, голос тише ветра, но крепче камня. Михаил — отец, неизвестный, но настоящий, погибший до моего рождения.
Я родился в 1961-м. Помню себя с трёх лет. Но я был жив и раньше. Ещё до дыхания. Ещё до крика. Ещё до имени.
Мой отец — Михаил — служил в органах.
Не успел меня увидеть.
Погиб при исполнении.
За восемь месяцев до моего рождения.
Мама — Камиля — не хотела меня.
— Зачем мне ребёнок мертвеца? — сказала она.
Ходила к врачу. Готовилась сделать аборт.
Бабушка Улькар встала у двери. Седая, худая, но прямая, как штык.
— Ты не убьёшь его, — сказала. — Это не твой выбор. Это — свет. И он уже горит.
Она забрала меня к себе. В ту самую «крепость» в Баку. Где стены дышали веками. Где воздух пах корицей, сухим виноградом, её дыханием. Не родила — но вырастила. Кормила с ложки. Укачивала, когда я плакал. Шептала:
— Твой отец учится в Москве. В аспирантуре.
— Он вернётся.
Я верил. Я ждал. Когда пришёл Алекбер, я не сопротивлялся.
— Это твой отец, — сказали.
— Он вернулся.
Я посмотрел на него. На его широкие плечи. На улыбку, будто вырезанную ножом. Я кивнул. Ложь легла в дом, как ковёр. Тёплый. Уютный. Но не настоящий.
Ядро света — это то, что остаётся, когда всё остальное отнимают.
Меня лишили отца.
Потом — матери.
Потом — языка.
Потом — музыки.
Но не света.
Бабушка знала:
— Тысячи свечей можно зажечь от одной свечи, и жизнь её не станет короче.
Она говорила это, когда зажигала лампадку. Или, когда читала мне сказки на ночь. Она была первой свечой.
Мы уезжаем. Из тепла — в холод. Из любви — в молчание. Я перестаю говорить. На азербайджанском. На русском. Как будто внутри что-то сломалось. Как будто я больше не звезда. А тень.
Монтино. Хрущёвка. Потом — десятиэтажка. Квартира 5 подъезд, 3 этаж. У меня — своя комната. Кровать, секретер, шкаф. И тишина.
Глухая. Как стена. Потом — музыкальная школа. Дворец культуры строителей. Там — Маргарита Петровна Рыбалкина. Она — зима. Пальцы — молотки.
— Ещё раз! Идеально — это когда не дрожит палец!
Я дрожу. Я ненавижу. Я играю — и в зеркале вижу куклу. С разбитыми шарнирами. Которую дергают за нитки. Которая не может петь.
Свет — не то, что горит.
А то, что гасят.
Я теряю его. Постепенно. Как дыхание. Но не до конца.
Где-то внутри — ядро.
Маленькое.
Твёрдое.
То, что не сломали.
То, что не смогли украсть.